— Я платила за его машину, а он оформил на сестру… Но я отомстила красиво.
Людмила Петровна помешала ложечкой остывший чай и посмотрела на меня с тем особенным выражением, которое бывает у людей, решившихся наконец высказать то, что долго носили в себе. В её глазах читалось и облегчение, и стыд, и какая-то тихая, почти незаметная гордость.
Мы сидели в её кухне – просторной, но какой-то безжизненной, с выцветшими занавесками и старым буфетом, доставшимся ей ещё от матери. За окном моросил мелкий осенний дождь, и капли медленно стекали по стеклу, оставляя за собой извилистые дорожки – совсем как слёзы на морщинистом лице.
— Знаешь, Наташа, — продолжила она, глядя куда-то сквозь меня, — я ведь никому этого не рассказывала. Ни подругам, ни даже дочери. Стыдно было. А сейчас думаю – чего стыдиться-то? Это ведь не я предала.
Она тяжело вздохнула и поправила седую прядь, выбившуюся из небрежно собранного пучка. Её руки, некогда ухоженные – помню, как она гордилась своим маникюром в молодости – теперь были покрыты пигментными пятнами и выглядели усталыми, как и она сама.
— С Виктором мы прожили тридцать два года. Не скажу, что это был рай земной, всякое бывало. Он выпивал иногда, но не буйствовал, детей любил. Работал на заводе, я в бухгалтерии. Обычная жизнь, как у всех. А потом завод начал сыпаться, его сократили. Он месяца три ходил мрачнее тучи, потом решил в таксисты податься. Только машины у нас не было, старую «шестёрку» он ещё до сокращения продал. А новую на что купишь? Пенсия у меня небольшая, на жизнь хватает, но не разгуляешься.
Она замолчала, вспоминая, и я не торопила её. В такие моменты лучше не прерывать человека – пусть выговорится в своём темпе, в своей манере. Тем более что история эта явно давалась ей нелегко. — И тут вдруг звонит моя сестра из Твери. Говорит, что дом родительский решила продать, участок там хороший, четырнадцать соток, яблоневый сад. Купили быстро, и денег она нам треть предлагает – мне как сестре. Я даже расплакалась от неожиданности. Сто тысяч! По нынешним временам – не миллионы, конечно, но для нас тогда это было спасением.
Людмила Петровна горько усмехнулась и отодвинула чашку.
— А Виктор, как узнал, сразу загорелся: «Давай, — говорит, — на машину добавим. Я работать начну, всё верну потихоньку». Я и согласилась. Ещё кредит взяла в банке, под залог квартиры. Страшно было, но думаю – муж же, не чужой человек, тридцать лет вместе прожили. И купили «Киа Рио», подержанную, но в хорошем состоянии. Он так радовался, как ребёнок новой игрушке. Помню, даже цветы мне купил, впервые за много лет. Я и растаяла.
