Она встала, подошла к окну и долго смотрела на дождь, словно в тех каплях видела свою историю – такую же прозрачную и горькую.
— Стал он работать, деньги появились. Не то чтобы много, но на жизнь хватало, и кредит потихоньку гасили. Повеселел, костюм новый купил, даже духами стал пользоваться. Я радовалась – думала, кризис среднего возраста прошёл, жизнь налаживается. А потом заметила, что домой он всё позже приезжает. То клиент попался с дальним заказом, то пробки, то ещё что-нибудь. И телефон стал в ванной запирать, когда душ принимает. Раньше такого не было.
Она вернулась к столу и села, сгорбившись, как будто вновь переживая тяжесть тех дней.
— Ты, Наташа, молодая ещё, но, наверное, знаешь – женское сердце редко обманывается. Чувствует оно измену, даже если разум отказывается верить. Стала я за ним следить, но аккуратно. Он хитрый был, осторожный. А потом как-то телефон его на кухне остался, когда он в магазин выскочил. И тут сообщение приходит: «Зайчик, сегодня в то же время?» И сердечко. Я открыла – переписка с какой-то Алёной. И фотографии… Разные. И она ему, и он ей. И такие слова, каких мне за тридцать лет ни разу не говорил.
Людмила Петровна сжала губы, и я увидела, как побелели костяшки её пальцев.
— Знаешь, что самое страшное? Не измена даже. А то, что я в один момент поняла: всё, что было между нами – всё неправда. Как будто я тридцать лет жила не с человеком, а с его тенью. Будто настоящий он – тот, что в переписках, что дарит цветы другой женщине, что говорит ей нежные слова. А мне достались только бытовые разговоры да храп по ночам.
Она замолчала, и в этой тишине слышно было только тиканье старых настенных часов – монотонное, как сама её жизнь все эти годы.
— И что вы сделали? — спросила я, когда пауза затянулась.
— А ничего. Я телефон положила на место и стала ждать. Думала, может, скажет что-нибудь, признается. Но он продолжал врать. Каждый день. «Задержался на работе», «Клиент был проблемный», «Машину нужно было помыть». А я видела его в этих сообщениях, с чужой женщиной, молодой, красивой. У неё волосы длинные, крашеные, фигура как у модели. Где он её нашёл? В такси, наверное, подвозил. А она, видать, решила, что раз машина есть – значит, мужчина обеспеченный.
Людмила Петровна горько рассмеялась.
— Я похудела тогда килограммов на десять, ночами не спала. Всё думала: как же так? Что я сделала не так? Может, надо было за собой больше следить? Но когда? Я же работала всю жизнь, дом тянула, детей растила. Какая уж тут красота? А потом рассердилась. На себя рассердилась, что такая дура доверчивая. Что всю жизнь ему отдала, а он…
Она резко встала, подошла к буфету и достала оттуда папку с документами.
— А потом узнала самое интересное. Машину-то он не на себя оформил, а на сестру свою, Нину. Якобы чтобы налоги меньше платить. Только и Нина, и её муж давно на пенсии, машины у них нет. Это он на случай развода подстраховался – чтобы мне ничего не досталось. Тогда-то я и поняла: он давно всё спланировал. И кредит этот, и машину. Знал, что уйдёт, но хотел за мой счёт обзавестись имуществом.
Она протянула мне выцветшую фотографию – на ней Виктор, моложе лет на двадцать, стоял возле какой-то старой «Волги», улыбаясь в камеру.
— Он всегда любил машины больше, чем людей. Даже детей, по-моему, меньше любил, чем свою «шестёрку». Гладил её, разговаривал с ней. А со мной разговаривать разучился давно.
Глаза её затуманились, но слёз не было – наверное, все выплакала тогда, в те тяжёлые дни предательства.