— Это моя квартира, Людмила Сергеевна! — Кристина приподнялась на локтях с дивана, не скрывая злости. — И я вам не обещала ни метры, ни полки, ни даже место под тапки! — Да ты что! — взвизгнула свекровь и театрально откинулась на спинку кухонного стула. — А Андрей мне другое говорил. Мы же семья теперь, или как? — Он говорил? — Кристина перевела взгляд на мужа, который стоял у окна с лицом загнанного студента на пересдаче. — Ну, Андрюша, просвети нас. Ты это сказал? Скажи вслух. Только громко, как мужчина.
Андрей пожал плечами и глухо пробормотал: — Я сказал, что это можно обсудить…
— Обсудить? — Кристина встала. — Ага. То есть то, что я десять лет копила на ремонт, два года жила на коробках без кухни и в пыли, пока строители не сделали хоть что-то, это всё — предмет обсуждения? С кем, простите? С вашей мамой?
На кухне повисла пауза. Та самая, перед бурей. Людмила Сергеевна вздохнула, достала из сумки носовой платок и сделала из своего лица трагедию размером с Великую отечественную.
— Я просто подумала, — дрожащим голосом начала она, — раз уж вы семья, а я продала квартиру, чтоб жить поближе… ну… будет нормально, если я хотя бы комнату…
— Стоп, — перебила Кристина. — Вы продали квартиру?
— А что мне там одной делать? — Людмила Сергеевна вжалась в стул. — Холодно, глухо, соседи как из морга. А тут вы, родные…
— Мы? — Кристина покосилась на мужа. — Это ты знал? Ты знал, что она продала квартиру?
— Я… — Андрей замялся. — Она сказала, что хочет переехать в Подмосковье, я думал — дом купить…
— Дом, — выдохнула Кристина. — Дом на трёшку и пенсию. Конечно. Прекрасная идея.
Кристина села обратно на диван. Шея пульсировала, как после марафона. Только бег был, по всей видимости, по минному полю.
— Значит так. Комнат у меня нет. Это моя квартира. Подарок от родителей. Моя фамилия в свидетельстве. Понимаете? Не ваша. Моя.
— Что ж ты такая жадная, Кристина, — процедила свекровь, теребя цепочку на шее. — Ни тебе ребёнка родить, ни матери мужа приютить. Всё сама, сама…
— А вы бы не пытались меня купить, может, и приютила бы. — Кристина рассмеялась, уже нервно. — Но вы пришли как на базар. Раз — и в хозяйки.
— Я не хозяйка, я мать, — вскинулась Людмила Сергеевна. — И я имею право…
— На что? — Кристина резко поднялась. — На доступ к моим шкафам? На тапочки у входа и ключи от домофона? Или, может, на диван в спальне?
— На уважение! — крикнула та, и ударила рукой по столу. Пустая чашка подпрыгнула и с грохотом упала на пол.
— Вот и пошло ваше уважение. По осколкам. — Кристина подошла к двери. — Мама вашего мужа может взять свою сумочку, цепочку и выметаться обратно к своим соседям из морга. А ты, Андрей, решай. Или ты муж, или ты мебель.
— Крис, ну подожди, зачем ты так… — начал он.
— Я двадцать раз мягко говорила. Ты всё «да потом», «да как-нибудь». А теперь я говорю как умею. Жёстко. Потому что мягко вы не слышите. Ни ты, ни она.
— Я никуда не пойду, — тихо, но упёрто проговорила Людмила Сергеевна. — Это теперь мой дом. У меня другого нет.
Тишина после этой фразы была такая, будто кто-то вбил гвоздь в пол. Кристина смотрела на неё и ощущала, как внутри — где-то в области желудка — собирается ледяной ком. Омерзительный, тяжёлый, словно кто-то подсыпал ей гвоздей в душу.
— Значит так, — сказала она наконец. — Завтра я уезжаю к родителям. В этой квартире вы вдвоём. За двое суток вы находите ей жильё. Или… — она открыла дверь — …или через трое суток вы оба сидите на улице. Потому что замки я сменю. И поверь, Андрюшенька, я это сделаю.
Кристина вышла из квартиры, даже не обернувшись. А в голове звенело только одно: «Это моя квартира. Не их. Не их».