Прошло три года.
Дарья стояла на балконе своей двушки на пятом этаже. Внизу гремели качели, визжал чей-то сын, и Денис с удовольствием швырял камешки в лужу. Был май, пахло сиренью и горячим асфальтом — весна в самом разгаре. А в голове всё не укладывалось: неужели она тогда действительно хотела всё вернуть назад?
С тех пор жизнь шла. Без истерик, без визитов свекрови, без мужских носков под кроватью. Денис рос спокойным ребёнком, а Дарья втянулась в удалённую работу настолько, что уже вела проекты, нанимала сотрудников, смеялась на онлайн-планёрках.
И всё бы ничего — но иногда накатывало. Вечерами. Когда Денис засыпал, и в комнате было слишком тихо.
Иногда — не хватало. Не Игоря. А плеча. Чьего-то. Чтобы не самой всё тащить. Но на эти мысли она отводила себе пять минут в месяц. И тут же заваривала крепкий чай, звонила подруге и переключалась.
Вечером в дверь позвонили.
На пороге стоял Игорь. Тот самый. Постаревший, чуть осунувшийся. В руках букет — сирень, как когда-то. Дарья даже усмехнулась — будто в анекдоте.
— Привет, — сказал он.
— Привет. Ты чего?
— Мимо шёл.
— Три года?
— Дурак был.
— Был?
Он опустил глаза. За его спиной маячила старая «Киа» — битая, грязная.
— Я хотел увидеть сына.
— Ты с ним ни разу не разговаривал. Ни разу не позвонил. Я — не запрещала.
— Я не знал, как. Стыдно было.
— А теперь — что? Прозрение? Или мама умерла?
— Мама жива. Просто теперь она не управляет мной. Я… ушёл от неё. Давно. Да, поздно. Но всё же.
Дарья смотрела внимательно. Он был другой. Не лучше — другой. Как будто уставший ученик, который провалил жизнь и теперь просит пересдачи. Только вот она — не комиссия.
— Игорь, ты не ребёнок. И я — не справочная. Мальчик спит. И он не знает, кто ты. Он думает, что у него есть мама. И бабушка — моя, между прочим, а не ваша. А ещё у него есть игрушки, рисунки, мечты. А «папа», который три года молчал, — это не про мечты. Это про страх. И предательство. Ты готов с этим жить?
Игорь сглотнул.
— Можно я хоть посмотрю?
— С улицы посмотри. Вон он утром гуляет. Я не запрещаю. Но и не пускаю. Пока что. Он маленький. Ему не надо ещё одного человека, который исчезнет через неделю.
— Я останусь.
— Это ты маме своей скажи. Она, кстати, как?
Игорь вздохнул.
— Уехала в Белгород. Ухаживает за сестрой. Позвонила недавно. Говорит, ты мне всё испортила.
Дарья рассмеялась.
— Ну хоть что-то у нас с ней общее. Только вот жизнь я тебе не портила. Я её спасла. От лжи. От вас двоих.
Он стоял долго. Потом опустил сирень на ступеньку.
— Если можно… я подожду. Не сейчас. Потом. Может, ты подумаешь.
— Я уже всё подумала, Игорь. Но если Денис когда-нибудь спросит: «Кто мой папа?» — я ему не совру. Только не жди, что он тебя полюбит просто так. Он будет помнить того, кто был рядом. А это — не ты.
Игорь ушёл. Не сразу. Постоял, покурил, потом сел в свою «Киа» и уехал. Сирень осталась на пороге. Дарья взяла её — и выкинула. Без сожаления.
Через неделю ей позвонил нотариус. Старенький, с которым они когда-то оформляли отказ от притязаний.
— Дарья Сергеевна, вы меня, надеюсь, не забыли? У меня для вас интересное письмо…
Оказалось, что Валентина Николаевна умерла. Да, в Белгороде, от инфаркта. А главное — написала завещание. Не на сына. Не на сестру. А на… Дениса.
— Простите, вы шутите? — удивилась Дарья.
— Абсолютно серьёзно. Небольшой домик. С огородом. И странным приложением — она просила обязательно передать письмо вам. Личное.
Письмо пришло через два дня.
«Дарья. Я многое делала неправильно. Но вы оказались сильнее. И умнее. Не держите зла. Я всегда хотела, чтобы у моего внука был дом. Пусть не отобранный, а подаренный. Надеюсь, вы будете умнее меня. Простите, если сможете. Валентина.»
Дарья сидела с письмом на кухне, пока Денис лепил из пластилина какую-то непонятную фигурку и бормотал про «летающего динозавра». В голове звенела тишина.
Слёз не было. Только странное тепло — как от лампы, которая вдруг зажглась после долгого отключения.
— Мама, а кто такая Валентина?
— Бабушка. Твоя. По папиной линии.
— Она плохая?
Дарья вздохнула.
— Она была запутанной. Но, наверное, очень тебя любила. По-своему.
— А я когда вырасту — буду добрым?
— Если будешь слушать сердце — будешь.
И она поцеловала его в макушку. И поняла, что теперь всё. Всё кончено. И всё только начинается.
КОНЕЦ