– Дима, ты серьёзно? – тихо спросила я, чувствуя, как внутри всё холодеет, хотя в комнате было тепло от камина.
Дмитрий стоял посреди гостиной нашего нового дома – того самого, который я купила ещё до свадьбы, вложив все свои сбережения и материнский капитал. Он снял куртку, бросил её на спинку дивана и смотрел на меня с такой уверенностью, будто уже выиграл спор, который мы даже не начинали.
– Абсолютно серьёзно, Лена, – кивнул он. – Мы женаты три года. Всё общее должно быть общим. А тут дом на тебе одной. Неправильно это. Мама говорит…
Я даже не дала ему договорить.
– Твоя мама здесь вообще ни при чём, – сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Дом куплен до брака. Мои деньги. Мои документы. И я не собираюсь ничего переписывать только потому, что твоя мама «говорит».
Он усмехнулся. Той самой усмешкой, от которой у меня когда-то бабочки в животе порхали, а теперь только тяжесть под ложечкой.
– Ну, раз так, – он развёл руками, – значит, будем жить по-другому. Я уже сказал родным, что наш дом всегда открыт. Завтра мама с тётей Валей приедут на неделю. Потом брат с семьёй. Потом ещё кто-нибудь. Посмотрим, как тебе понравится.
Я смотрела на него и не узнавала. Тот Дима, который когда-то носил меня на руках по этой самой гостиной, рассказывая, как мы здесь будем счастливы, куда-то исчез. На его месте стоял чужой человек, который спокойно шантажировал меня роднёй, как оружием.
– Ты правда думаешь, что я это стерплю? – спросила я, чувствуя, как внутри поднимается что-то твёрдое и холодное.
– А у тебя выбора нет, – пожал он плечами. – Либо делишь дом, либо делишь его с моими родственниками. Каждый день. Постоянно.
Он прошёл на кухню, налил себе воды, будто мы обсуждали, что купить в магазине, а не разрушали всё, что между нами было.
Я осталась стоять посреди комнаты. Дом, который я так любила – светлый, с большими окнами на сад, с запахом сосен и тишиной, которую не нарушает даже соседская собака, – вдруг стал чужим. Как будто кто-то открыл дверь и впустил в него сквозняк.
На следующий день они приехали.
Сначала мама Дмитрия, Галина Петровна, с двумя огромными сумками и выражением лица человека, который приехал не в гости, а навсегда.
– Леночка, здравствуй! – она обняла меня так крепко, что я почувствовала запах её духов, которые я терпеть не могла ещё со свадьбы. – Ну наконец-то я в вашем доме! Дима столько рассказывал!
Тётя Валя, сестра Галины Петровны, вошла следом, оглядываясь по сторонам с таким видом, будто оценивала, сколько здесь можно вынести.
– Ой, какая кухня большая! – воскликнула она сразу. – У нас в квартире такой нет. А посудомойка есть? Нет? Ну ничего, я привыкла руками.
Дима стоял рядом и улыбался. Улыбался! Как будто всё шло по плану.
Я молча помогла занести сумки. В голове крутилась одна мысль: он правда думает, что я сломаюсь.
Вечером, когда я мыла посуду после ужина, который готовила три часа на четверых, Галина Петровна подошла сзади.
– Леночка, – тихо сказала она, – ты не обижайся, но дом ведь большой. А Дима – мужчина. Ему нужно своё. Ты же понимаешь. Перепиши половину, и всё будет хорошо. А то неловко как-то… мы вроде как на твоей территории.
Я обернулась. В её глазах было не сочувствие. Было спокойное, уверенное давление.
– Галина Петровна, – сказала я, вытирая руки полотенцем, – это мой дом. Я его купила. Одна. До брака. И я не собираюсь ничего переписывать.
Она вздохнула, как будто я была неразумным ребёнком.
– Ну, посмотрим, – сказала она загадочно. – Посмотрим.
Ночью я не спала. Лежала рядом с Дмитрием, который мирно похрапывал, и думала: как же я дошла до этого? Три года назад я была счастлива. Я верила, что мы строим семью. А теперь я в своём собственном доме чувствую себя гостьей. Хуже – заложницей.
На третий день приехал брат Дмитрия с женой и двумя детьми. Дом, в котором я планировала тишину и покой, превратился в проходной двор. Дети носились по комнатам, жена брата спрашивала, где можно погладить вещи, Галина Петровна командовала на кухне, тётя Валя переставляла мои горшки с цветами «для лучшего света».
Я ходила как в тумане. Улыбалась. Готовила. Убирала. Слушала, как они обсуждают, какую мебель надо поменять, где лучше поставить телевизор побольше, как хорошо было бы сделать пристройку.
А Дима смотрел на меня и ждал. Ждал, когда я приду и скажу: ладно, перепишу.
Но я не пошла.
Вечером пятого дня, когда в доме уже спали девять человек (приехал ещё двоюродный брат с семьёй), я сидела на террасе с чашкой чая и смотрела на сад. Было тихо. Только цикады и далёкий лай собаки.
Я достала телефон и написала сообщение своей подруге-юристу, с которой училась в университете.
«Катя, привет. Нужна консультация. Срочно».
Она ответила почти сразу:
«Звони».
Я набрала номер и, когда она взяла трубку, тихо сказала:
– Катя, я хочу подать на развод. И я хочу, чтобы он ничего не получил. Ни дома, ни денег. Ничего.
В трубке повисла пауза.
– Лен, ты уверена?
– Никогда не была так уверена.
– Тогда приезжай завтра в офис. Я всё подготовлю. И ещё… есть одна идея, как сделать так, чтобы он пожалел, что вообще начал это всё.
Я улыбнулась в темноту. – Расскажи.
Когда я вернулась в дом, все уже спали. Я прошла в спальню, где Дима лежал на моей стороне кровати – он всегда так делал, когда хотел показать, кто здесь хозяин.
Я тихо собрала свои вещи в маленькую сумку. Не много. Только самое необходимое.
Утром, когда все ещё спали, я вышла из дома, закрыла дверь на ключ и уехала в город.
В машине я включила музыку и впервые за неделю вдохнула полной грудью.
Он думал, что загнал меня в угол. А я только что вышла из него.
И теперь у меня были документы, которые он даже не подозревал, что существуют.
Но об этом он узнает чуть позже…
– Лена, ты куда пропала? – голос Дмитрия в трубке звучал растерянно, почти жалобно. – Дом полон народу, мама уже три раза спрашивала, где ты, а я… я не знаю, что сказать.
Я сидела в кабинете Кати, держа в руках папку с готовыми документами, и смотрела в окно на серое ноябрьское небо. Прошла неделя с того утра, как я уехала. Неделя, которую я провела в маленькой съёмной квартире в центре, спала по десять часов подряд и впервые за долгое время не просыпалась от чужих голосов.
– Скажи правду, – спокойно ответила я. – Что я устала быть бесплатной прислугой в собственном доме.
Повисла пауза. Я слышала, как на заднем плане Галина Петровна что-то громко спрашивает у тёти Вали.
– Лен, ну перестань, – Дима понизил голос. – Приезжай домой. Все уедут послезавтра, обещаю. Мы всё обсудим спокойно.
– Нет, Дима, – сказала я и сама удивилась, как ровно звучит мой голос. – Спокойно мы уже всё обсудили. Ты поставил условие. Я его приняла.
– Какое ещё условие? – он явно не понимал.
– Ты сказал: или половина дома, или каждый день родня. Я выбрала второй вариант. Пусть живут. Я не против.
В трубке наступила тишина такая густая, что я слышала, как у него дыхание сбилось.
– Ты серьёзно? – наконец выдавил он.
– Абсолютно. Дом большой, места хватит. Я даже ключи вторые оставила на гвоздике в прихожей, чтобы никому не пришлось ждать, пока откроют. Пусть приезжают, когда захотят. Хоть на Новый год всей улицей.
– Лена, ты что, издеваешься?
– Нет, милый, – я улыбнулась, хотя он этого не видел. – Я просто выполняю твоё желание. Ты же хотел, чтобы родные чувствовали себя как дома? Вот пусть и чувствуют.
Я отключилась, не дожидаясь ответа, и посмотрела на Катю. Она сидела напротив и еле сдерживала улыбку.
– Ну что, готова к следующему шагу? – спросила она, пододвигая ко мне ещё одну папку.
– Более чем.
Через два дня я вернулась. Не одна. С собой я привезла Катю – в качестве «подруги, которая поможет с документами» – и коробку свежих пирожных из моей любимой кондитерской. Чтобы было чем угостить гостей.
Дверь мне открыл сам Дима. Лицо у него было серое, под глазами тёмные круги, волосы не причесаны. За его спиной в гостиной гремела посуда, кто-то громко смеялся, кто-то кричал детям «не бегать по лестнице».
– Лен… – начал он, но я прошла мимо, будто не слышала.
В гостиной собралось человек пятнадцать. Кто-то спал на моём диване, кто-то ел за моим столом, кто-то перебирал мои книги на полке.
– Добрый день всем, – громко сказала я, ставя коробку с пирожными на стол. – Рада видеть, что вы так быстро обжились.
Галина Петровна вышла из кухни с половником в руке.
– Леночка, ты вернулась! – она попыталась обнять меня, но я аккуратно отступила.
– Да, вернулась. На минутку. У меня к вам всем небольшое объявление.
Я открыла папку и достала стопку листов.
– Вот, – я положила их на стол рядом с пирожными. – Это заявление о расторжении брака. И иск о возмещении морального вреда за систематическое нарушение моих личных границ и создание невыносимых условий проживания. Всё подписано, заверено, завтра будет подано в суд.
В комнате стало так тихо, что слышно было, как тикают часы в коридоре.
Дима побледнел. – Ты… что?
– А ещё, – я достала вторую стопку, – это уведомление о том, что с сегодняшнего дня проживание в моём доме для всех, кроме меня, платное. Пять тысяч в сутки с человека. Наличными или переводом на карту. Правила висят на холодильнике. Оплата за прошедшую неделю – отдельным счётом, я уже отправила Галине Петровне на почту.
Галина Петровна открыла рот, но не нашла слов.
– И последнее, – я улыбнулась самой тёплой улыбкой, на которую была способна. – Я очень рада, что вы все здесь. Правда. Оставайтесь сколько хотите. Дом большой. А я пока поживу в городе, мне там спокойнее.
Я повернулась к выходу. Дима бросился за мной.
– Лена, подожди! Это же шутка, да? Ты не можешь…
– Могу, – я остановилась в дверях и посмотрела на него. – Ты сам сказал: или половина дома, или родня каждый день. Я выбрала второй вариант. И даже улучшила его. Теперь у тебя будет не просто родня, а платные постояльцы. Считай, что я тебе бизнес организовала.
Он схватил меня за руку.
– Лен, прости. Я перегнул. Я всё уберу, всех разогоню, только не надо развода…
– Поздно, Дим, – я мягко высвободила руку. – Ты хотел показать, кто хозяин в моём доме. Показал. Теперь пожинай плоды.
Я вышла на крыльцо. Холодный ноябрьский воздух ударил в лицо, и я впервые за долгое время почувствовала себя свободной.
За спиной хлопнула дверь. Я обернулась – Дима стоял на пороге, бледный, растерянный, совсем не похожий на того уверенного мужчину, который неделю назад ставил мне ультиматум.
– Лена… – начал он снова.
– До свидания, Дима, – сказала я и пошла к машине. Я не оглянулась.
А когда через час Катя прислала фото – Дима с чемоданами выгоняет родных из дома, а Галина Петровна кричит ему что-то вслед – я только улыбнулась и выключила телефон.
Игра закончилась. И выиграла я. Но самое интересное было впереди…
Прошёл месяц.
Судебное письмо с датой первого заседания лежало у Дмитрия на столе ещё не вскрытым. Он звонил каждый день, потом через день, потом просто присылал длинные сообщения, в которых то просил прощения, то обвинял меня в чёрством сердце, то снова просил. Я читала, но не отвечала. Сил уже не оставалось на очередные «давай начнём сначала».
Дом я выставила на временную сдачу через агентство: посуточно, дорого, только проверенным семьям без животных и шумных компаний. За первые же выходные забронировали на три месяца вперёд. Деньги капали на карту, а я жила в небольшой светлой квартире в центре, которую сняла ещё до всей этой истории, на всякий случай. Оказалось, случай наступил.
В середине декабря мне позвонила Галина Петровна.
– Леночка, здравствуй, – голос у неё был непривычно тихий, почти робкий. – Можно я заеду? На полчасика. Хочу поговорить.
Я чуть не отказала, но что-то в её тоне остановило.
– Хорошо. В кафе на углу, в четыре.
Она пришла в простом пальто, без привычной норковой шапки, с сумкой через плечо, будто боялась, что я не пущу её к себе. Села напротив, заказала только чай.
– Я не буду долго, – сразу начала она, теребя салфетку. – Я пришла сказать спасибо.
Я подняла бровь. Этого я точно не ожидала.
– Спасибо, что не стала мстить по-настоящему, – она подняла глаза. – Ты могла выставить нас всех с вещами на улицу в тот же день. Или подать на всех за незаконное проживание. А ты… просто ушла. И дала понять, где мы все ошиблись.
Я молчала. Слушала.
– Дима рассказал мне всё. Как он придумал этот дурацкий план, чтобы я перестала пилить его насчёт «мужик должен иметь своё». Я сама его на эту мысль натолкнула, сама подливала масла в огонь. А когда увидела, что натворила… – она вздохнула. – Мне стыдно, Лена. По-настоящему стыдно.
Она достала из сумки маленький свёрток.
– Это тебе. От меня. Не подарок, просто… чтобы ты знала, что я поняла.
Я развернула: старый серебряный браслет, тонкой работы, с маленькими подвесками в виде домиков.
– Моя мама носила. Говорила: «Дом там, где тебя любят, а не где твоя фамилия в документах». Я всю жизнь считала по-другому. А оказалось, права была она.
Галина Петровна встала.
– Я больше не буду вмешиваться. Ни в вашу жизнь, ни в чью. И Диме сказала: если он хочет когда-нибудь вернуть хотя бы уважение, пусть сначала вернёт себе самого себя. А не прячется за мамину юбку.
Она вышла, не дожидаясь ответа. А я осталась сидеть с браслетом в руке и странным теплом в груди.
Развод мы оформили тихо, без скандалов. Дима пришёл на заседание один, без адвоката. Подписал всё, что нужно, даже не пытаясь спорить. Когда судья спросила, есть ли претензии к разделу имущества, он только покачал головой.
– Никаких, – сказал он. – Всё и так, по справедливости.
После заседания мы столкнулись в коридоре. Он выглядел уставшим, но уже не тем надломленным человеком, каким был месяц назад.
– Лен, – он остановился в двух шагах. – Я могу сказать только одно: прости. Я вёл себя как последний идиот. И понимаю, что «прости» уже ничего не исправит.
Я кивнула.
– Понимаешь – уже хорошо.
– Дом… он твой. По праву. И, по совести. Я рад, что ты его не продала.
– Я его сдаю, – улыбнулась я. – Люди живут, радуются. Пишут благодарности. Говорят, там особенная атмосфера.
Он слабо улыбнулся в ответ.
– Это потому, что ты его строила с любовью. А я пытался отнять.
Мы постояли ещё немного, потом он протянул руку – не для поцелуя, просто пожать.
– Будь счастлива, Лена. По-настоящему.
– И ты тоже, Дим. Найди своё место. Не мамино, не моё – своё.
Мы пожали руки и разошлись в разные стороны коридора.
Весной я вернулась в дом. Съёмщики уехали, оставив цветы на подоконнике и записку: «Спасибо, что поделились своим счастьем».
Я открыла окна, впустила запах сирени и долго стояла на террасе, глядя на сад.
Браслет Галины Петровны теперь всегда на мне. Иногда я трогаю маленькие серебряные домики и думаю: вот и выяснилось, что дом – это не стены и не бумажка с фамилией в графе собственник.
Дом – это когда ты возвращаешься и знаешь: тебя здесь ждут. Не люди. Просто воздух, свет в окнах, тишина, которая обнимает.
И теперь он ждёт только меня.
А если кто-то когда-нибудь снова постучит в дверь, я открою и спрошу спокойно: – Вы в гости или насовсем? И сама решу, кого впустить.
Рекомендуем: