– Леночка, ты меня неправильно поняла, – мягко начала Ольга Петровна, но в глазах уже стояла знакомая обида. – Мы не просим у тебя денег просто так. Просто… ситуация сложилась тяжёлая. Пенсия маленькая, лекарства дорогие, а Славик… он говорит, что сейчас не может.
Елена сидела напротив, крепко сжав пальцы вокруг своей чашки. Она приехала к свекрови «на чай» по просьбе мужа, который внезапно вспомнил, что «маме одиноко». А теперь вот это.
– Ольга Петровна, – Елена старалась говорить ровно, хотя внутри всё кипело, – я очень уважаю вас. Правда. Но мы с Вячеславом пять лет в браке, и всё это время вы жили на свою пенсию и на то, что он вам переводил. Почему вдруг я должна стать… основным источником?
Свекровь вздохнула, достала из кармана халата платочек и промокнула уголок глаза – аккуратно, чтобы не размазать тушь.
– Потому что ты теперь часть семьи, Леночка. А у нас в семье принято помогать друг другу. Я же не чужая. Когда ты болела после родов, кто к вам приезжал каждую неделю? Кто готовила, стирала, с малышкой сидела?
Елена почувствовала, как щёки начинают гореть. Да, приезжала. Да, помогала. Но тогда это было добровольно, от души. А сейчас…
– Я очень благодарна вам за всё, – сказала она тихо. – Но помогать и полностью содержать – это разные вещи. У нас ипотека, детский сад, Кира растёт. Мы сами считаем каждую копейку.
Ольга Петровна посмотрела на неё с лёгким укором.
– А мы с отцом всю жизнь считали. И Славика поднимали, и тебе никогда ничего плохого не сказали, хотя… – она многозначительно замолчала.
Елена напряглась. – Хотя что?
– Хотя могли бы. Ты же знаешь, что у нас с ним разница в возрасте большая была. Я моложе его отца на двенадцать лет. Многие осуждали. Но я ради семьи всё терпела. И сейчас терплю. Только здоровье уже не то…
Елена встала, подошла к окну. За стеклом октябрьский дождь мелко стучал по подоконнику. Она знала этот приём – свекровь всегда умела перевести разговор на себя, на свои страдания. И каждый раз Елена чувствовала себя виноватой.
– Ольга Петровна, я поговорю с Вячеславом, – сказала она, поворачиваясь. – Это его родители. Это его обязанность – в первую очередь.
Свекровь грустно улыбнулась.
– Поговори, доченька. Только он уже говорил. Говорит: «Мам, сейчас тяжело, Лена тоже работает, ребёнок…» А я ему: «Так пусть Лена поможет, она же теперь главная в доме». Он только вздохнул и отключился.
Елена почувствовала, как в груди становится тяжело. Главная в доме. То есть теперь она отвечает за всё?
Дома Вячеслав встретил её как ни в чём не бывало. Кира уже спала, на столе стояла разогретая в микроволновке еда.
– Ну как мама? – спросил он, целуя жену в щёку.
– Твоя мама считает, что я должна её содержать, – Елена сняла пальто и прошла на кухню. – Потому что ты не хочешь.
Вячеслав замер с вилкой в руке.
– Она опять начала? Я же ей сказал, что сейчас не могу. У нас проект на работе висит, премии урезали…
– А я могу? – Елена посмотрела на него прямо. – У меня зарплата в два раза меньше твоей, Слав. И я ещё в декрете была два года, пока ты карьеру строил.
Он отвёл взгляд.
– Лен, ну не начинай. Я же не отказываюсь совсем. Просто сейчас действительно тяжело. Давай я им тысячу-две переведу, а остальное… потом.
– Тысячу-две, – повторила Елена. – А им надо десять. Минимум. Лекарства, коммуналка, продукты…
Вячеслав пожал плечами.
– Ну не знаю. Ты же сама говорила, что хочешь маме помочь с зубами. Вот и помоги. Она тебя любит.
Елена почувствовала, как внутри всё холодеет.
– То есть ты предлагаешь мне взять на себя содержание твоих родителей?
– Не содержание, – он поморщился. – Просто помочь. Временно. Пока я не разберусь.
– А когда ты разберёшься? Через год? Через пять?
Вячеслав встал, подошёл к ней, обнял за плечи.
– Леночка, ну ты же у меня умница. Мы же команда. Я на работе пашу, ты дома порядок держишь. Вот и сейчас… вместе решим.
Она отстранилась.
– Нет, Слав. Это не «вместе». Это я одна буду решать, а ты будешь «пока не можешь».
Он посмотрел на неё с удивлением. – Ты серьёзно? Это же мои родители.
– Вот именно, – сказала Елена тихо. – Твои.
Ночью она долго не могла заснуть. Вячеслав спал рядом, ровно дыша. А она лежала и смотрела в потолок, вспоминая, как пять лет назад выходила за него замуж. Тогда он казался таким надёжным, таким взрослым. А сейчас…
На следующий день Ольга Петровна позвонила сама.
– Леночка, прости, что вчера расстроила, – голос был мягкий, виноватый. – Я не хотела. Просто отец плохо себя чувствует, давление скачет. А Славик… он сказал, что вы вместе подумаете.
Елена закрыла глаза. – Ольга Петровна, я подумаю. Одна.
– Конечно, доченька, конечно, – свекровь радостно зачастила. – Я знала, что ты нас не бросишь! Ты у нас золотая!
Повесив трубку, Елена долго сидела на кухне. Потом открыла банковское приложение, посмотрела на остаток по счёту. Там было ровно столько, сколько хватило бы на три месяца нормальной жизни – без кредитов, без долгов, без содержания чужих родителей.
Она встала, подошла к детской. Кира спала, разметавшись по кроватке, сжимая в ручке плюшевого зайца. Елена поправила одеяло, поцеловала дочь в тёплый лоб.
Вернувшись на кухню, она набрала сообщение Вячеславу:
«Я не буду содержать твоих родителей. Это твоя ответственность. Если ты не хочешь – это твоё решение. Но моё – не буду». Отправлено.
Телефон тут же зазвонил. Вячеслав. – Лен, ты чего? Мы же договаривались…
– Нет, Слав, – перебила она. – Договаривались мы с тобой о другом. О семье. О нас троих. А не о том, что я буду содержать всех твоих родственников.
– Но это же мои родители!
– Вот и содержи их, – сказала она спокойно. – Или объясни им, почему не можешь. Но меня в это не впутывай.
Повесила трубку. Через час пришло сообщение от Ольги Петровны:
«Леночка, Славик сказал, что ты отказываешься помогать. Как же так? Мы же семья…»
Елена посмотрела на сообщение, потом просто заблокировала номер.
Вечером Вячеслав пришёл домой мрачный. – Ты зачем маму заблокировала?
– Чтобы она звонила тебе, – ответила Елена, не отрываясь от плиты. – Ты же её сын.
Он долго молчал, потом сказал тихо: – Я не ожидал от тебя такого.
– А я не ожидала, что мой муж переложит своих родителей на меня, – ответила она, поворачиваясь. – Знаешь, Слав, я очень люблю тебя. Но если ты думаешь, что я буду платить за твою безответственность – ты сильно ошибаешься.
Он смотрел на неё, и в глазах было что-то новое – не обида, не злость. Растерянность.
– И что теперь? – спросил он.
– Теперь ты решишь этот вопрос сам, – сказала Елена. – Как взрослый человек. А я буду решать, как дальше жить с человеком, который считает, что его проблемы – это мои обязанности.
Она выключила плиту, накрыла ужин крышкой и ушла в детскую.
А Вячеслав остался стоять посреди кухни, глядя на телефон, где светилось последнее сообщение от матери:
«Сыночек, Лена нас бросила. Что делать будем?»
Он долго смотрел на экран, потом набрал номер отца.
Трубку взял сразу. – Пап, – сказал Вячеслав хрипло. – Нам надо поговорить. Серьёзно.
Вячеслав не спал почти всю ночь. Телефон лежал на подушке, экран то и дело загорался: мама писала каждые полчаса. Сначала просила, потом упрекала, потом просто ставила смайлик с грустными глазами. Он читал и молчал.
Утром, когда Кира ещё спала, он тихо вышел на балкон и набрал родителей.
– Алло, сынок? – голос отца был хриплый, будто он тоже не спал.
– Пап, я приеду сегодня после работы. Один. Нам нужно поговорить без Лены.
– Приезжай, конечно, – отец кашлянул. – Только ты маме не говори, что я тебе сразу сказал «да». Она сейчас… в настроении.
Вячеслав усмехнулся горько: «в настроении» у мамы могло длиться годами.
Вечером он вошёл в знакомую с детства квартиру и сразу почувствовал запах лекарств и старого линолеума. Ольга Петровна встретила его в дверях, прижимая к груди платочек.
– Наконец-то, Славочка! А то я уже думала, что и ты нас бросишь.
Отец сидел в кресле у телевизора, молча кивнул сыну. Вячеслав сел напротив, поставил локти на колени.
– Мам, пап, давайте по-честному. Сколько вам реально нужно в месяц, чтобы нормально жить?
Ольга Петровна тут же зачастила:
– Ну если считать лекарства, коммуналку, продукты хорошие, чтобы я могла варить тебе борщи, когда приедешь… тысяч двадцать пять-тридцать выйдет.
Вячеслав выдохнул.
– У меня таких денег нет. Честно. Ипотека двадцать две, садик восемь, машина в кредит, страховки… Я вам переводил пять-шесть тысяч, когда мог. Больше просто не вытягиваю.
Отец поднял глаза от телевизора:
– А Лена сколько зарабатывает?
– Пап, это не важно. Это её деньги. Она их зарабатывает, она их тратит на нашу семью. Я не имею права её заставлять.
Ольга Петровна всплеснула руками: – То есть ты выбираешь жену, а не мать?!
– Я выбираю справедливость, мам. Вы мои родители. Я должен помогать буду. Но не за счёт Лены. И не тридцать тысяч.
Отец кашлянул снова, потёр грудь.
– А если мы квартиру продадим? Переедем в меньшую, а разницу…
– Пап, – Вячеслав покачал головой, – вы же сами говорили, что умрёте в этой квартире. Что здесь каждая стенка ваша. Я не буду вас выгонять.
Ольга Петровна вдруг тихо заплакала. – Значит, всё… Мы тебе не нужны.
Вячеслав встал, присел перед матерью на корточки. – Нужны. Очень. Поэтому я нашёл выход.
Он достал из портфеля папку.
– Вот. Я поговорил с директором. У нас в компании есть программа помощи сотрудникам – можно взять беспроцентную ссуду под зарплату на пять лет. Я беру пятнадцать тысяч в месяц дополнительно. Из них десять сразу вам на карту. Остальное – на погашение. Через пять лет закрою. Но это мои деньги, мой долг. Лена здесь ни при чём.
Отец нахмурился: – А если тебя сократят?
– Тогда будем думать дальше. Но пока я работаю – вы не пропадёте.
Ольга Петровна посмотрела на него мокрыми глазами. – А Лена… она не будет против?
– Она уже против того, чтобы её заставляли. А если я сам решу – это другое.
Отец вдруг протянул руку и сжал плечо сына. – Прости, сынок. Мы, видно, переборщили.
Вячеслав только кивнул – горло перехватило.
Дома он застал Елену на кухне: она мыла посуду, хотя посудомойка была полная. Просто стояла и смотрела в окно.
– Лен, – позвал он тихо.
Она обернулась. Глаза красные.
– Я всё решила, Слав. Я не буду жить так. Либо ты берёшь ответственность за своих родителей на себя, либо… мы разъезжаемся. Я не шучу.
Он подошёл, взял её мокрые руки в свои.
– Я взял. Сегодня. Сам. Подписал бумаги. Десять тысяч в месяц – мои родители. Мой долг. Ты не дашь ни копейки.
Елена посмотрела на него долго-долго. Потом тихо спросила:
– А если ты передумаешь через полгода?
– Не передумаю. Потому что если передумаю – потеряю тебя. А это я точно не переживу.
Она вдруг обняла его так крепко, что он почувствовал, как дрожат её плечи.
– Я так боялась, что ты выберешь их, – прошептала она ему в рубашку.
– Я выбрал нас, – ответил он. – И только потом – всех остальных.
На следующий день Ольга Петровна позвонила уже ему, а не Елене.
– Славочка, деньги пришли. Спасибо, сынок… И… прости нас, стариков. Мы правда не хотели вас с Леночкой поссорить.
– Я знаю, мам.
– Передай ей… что я ей очень благодарна. За то, что она тебя такого… правильного воспитала. Нет, подожди. Это я тебя воспитала. Но она… она тебя сохранила.
Вячеслав рассмеялся – впервые за последние дни по-настоящему. – Передам.
Он положил трубку и пошёл на кухню, где Елена кормила Киру кашей.
– Мама просила передать, что ты её спасла.
Елена подняла брови. – Я?
– Ага. Говорит, сохранила меня правильным.
Она улыбнулась – впервые за неделю по-настоящему тепло.
– Ну, тогда пусть знает: я ещё не закончила. У меня впереди вся жизнь, чтобы тебя правильным держать.
Он обнял их обеих – жену и дочку – и почувствовал, как внутри всё наконец-то становится на свои места.
Но через неделю случилось то, чего никто не ожидали меньше всего.
Ольга Петровна позвонила в субботу утром, голос дрожал от радости:
– Славочка! У нас новости! Помнишь тёть Зину из пятого подъезда? Её дочь – риелтор. Так вот, она нашла нам чудесную квартирку-студию в новостройке! Всего за миллион восемьсот! Мы с отцом посоветовались… и решили продать эту, доплатить немного и переехать поближе к вам! Будем рядом, но отдельно. Чтобы не мешать. И тебе легче будет!
Вячеслав замер с телефоном у уха.
– Мам… вы серьёзно?
– Абсолютно! Уже завтра едем смотреть! Леночка не будет против?
Он посмотрел на жену, которая стояла рядом и уже всё слышала по громкой связи.
Елена закрыла глаза, потом открыла и тихо рассмеялась.
– Пусть приезжают смотреть, – сказала она. – Только отдельный вход, отдельный счётчик и отдельная жизнь. Иначе я за себя не ручаюсь.
Вячеслав выдохнул. – Мам, мы рады. Правда. Но с условиями. Договорились?
– Договорились, сынок! Ой, как я счастлива!
Он положил трубку и посмотрел на Елену.
– Ну что… теперь у нас будут соседи?
Она подошла, обняла его за талию.
– Будут. Но теперь уже по-нашему. И знаешь что?
– Что?
– Я даже рада. Потому что теперь я точно знаю: ты умеешь быть взрослым. А это дорогого стоит.
Он поцеловал её в макушку и почувствовал – всё действительно будет хорошо.
А через три месяца, когда родители уже переехали в свою новую маленькую квартирку в соседнем доме, Ольга Петровна пришла в гости с пирогом и, поставив его на стол, сказала Елене:
– Леночка… спасибо тебе. За сына. И за нас.
Елена посмотрела на неё и вдруг обняла свекровь – впервые за все годы по-настоящему, от сердца.
– Спасибо вам, – ответила она. – За то, что отпустили.
И обе, не сговариваясь, рассмеялись – тихо, счастливо, будто наконец-то нашли общий язык.
Прошёл год.
Кира уже уверенно называла бабулю Олю «бабуля Оля», а не «тётя Оля», как раньше. Ольга Петровна приходила почти каждый день, но теперь всегда звонила в домофон и спрашивала:
– Леночка, вы дома? Можно я к Кире на полчасика загляну?
И если Елена говорила «мы на прогулке», свекровь просто оставляла у двери пакет с пирожками и уходила, не обижаясь. А если дверь открывалась, заходила ненадолго, играла с внучкой, пила чай и уходила ровно через час. Никаких ночёвок, никаких перестановок мебели, никаких «а вот у нас в ваше время…»
Вячеслав каждое первое число переводил родителям десять тысяч. Не больше и не меньше. Иногда добавлял две-три сверху, если оставалось после закрытия кредита по машине. Ольга Петровна больше никогда не просила «чуть-чуть ещё». Она даже начала подрабатывать: вязала на заказ детские комплекты и продавала их через местный паблик. Говорила, что стыдно сидеть на шее у сына, когда руки ещё работают.
А потом случилось то, что окончательно всё расставило по местам.
В начале декабря у отца Вячеслава случился инфаркт. Небольшой, но серьёзный. Скорая, реанимация, палата. Елена приехала в больницу первой, потому что была ближе. Сидела под дверью, пока врачи выводили его из критического состояния. Когда разрешили зайти, вошла, взяла свёкра за руку и просто молчала. Он открыл глаза, посмотрел на неё и вдруг сказал еле слышно:
– Прости меня, дочка… за всё.
Елена кивнула. Слёзы катились сами собой.
Вячеслав примчался через час. Увидел жену у постели отца и впервые за много лет заплакал при всех. Ольга Петровна стояла в стороне, бледная, маленькая, совсем не та властная женщина, какой казалась раньше.
После выписки родители переехали к ним на две недели, потому что отец не мог сам подниматься по лестнице. Елена сама предложила. Но теперь всё было по-другому. Ольга Петровна спала в гостевой комнате, вставала в шесть утра, чтобы не мешать, готовила только то, что просили, и каждый вечер говорила:
– Леночка, спасибо, что приютили стариков. Мы скоро уйдём, не бойся.
И ушла ровно через четырнадцать дней, хотя врач разрешал ещё месяц.
В день, когда они вернулись в свою квартиру, Ольга Петровна пришла с большим пакетом.
– Это вам, – сказала она, протягивая Елене. – Открой.
Внутри лежал тёплый шерстяной плед ручной работы: нежно-голубой, с белыми снежинками.
– Я связала за эти месяцы. Для вашего дома. Чтобы тепло было. И… чтобы помнили, что мы рядом, но не на голове.
Елена развернула плед, провела рукой по мягкой шерсти и вдруг обняла свекровь так крепко, что та даже растерялась.
– Ой, Леночка…
– Спасибо, – прошептала Елена. – И вам спасибо. За то, что научились.
Ольга Петровна отстранилась, вытерла глаза уголком платка.
– Это мы тебя благодарить должны. Ты нас с отцом на место поставила. По-хорошему, по-женски. И Славку нашего спасла. Он теперь совсем другой стал. Взрослый.
Вячеслав, стоявший в дверях, только улыбнулся. Он давно уже не спорил, когда мать хвалила жену. Потому что знал: это правда.
Вечером, когда Кира уснула под новым пледом, Елена и Вячеслав сидели на кухне. За окном падал снег, тихо, красиво, как в детстве.
– Знаешь, – сказала Елена, прижимаясь к мужу, – я когда-то думала, что никогда не прощу твою маму. А сейчас… даже рада, что всё так случилось.
– Почему?
– Потому что мы все стали лучше. Ты – сильнее. Я – смелее. А они… научились уважать.
Он поцеловал её в висок.
– А я рад, что ты тогда не ушла. Хотя имела полное право.
Она улыбнулась.
– Уходить было бы проще. Остаться – труднее. Но я осталась ради нас. И, оказывается, ради всех нас.
За окном снег всё падал. В соседнем доме светилось окно – Ольга Петровна вязала очередной комплект и наверняка улыбалась, вспоминая, как внучка сегодня назвала её «самой доброй бабулей на свете».
А в их квартире было тепло, тихо и спокойно. Потому что каждый наконец-то занял своё место. Не на шее друг у друга. А рядом. Рука об руку.
Рекомендуем: