Марина стояла у окна, глядя, как серые, тяжелые капли осеннего дождя разбиваются о стекло, оставляя на нем грязные подтеки. За окном умирал очередной октябрьский день, и ранние сумерки уже окутывали двор. В доме было обманчиво тихо. Эта тишина была не спокойной, а натянутой, как струна, готовая вот-вот лопнуть. Единственными звуками были мерное тиканье старых настенных часов в гостиной и приглушенное, назойливое бормотание телевизора из комнаты свекрови. Этот звук — работающий без перерыва телевизор Анны Петровны — стал для Марины таким же привычным и ненавистным фоном жизни, как и постоянные, ядовитые упреки его хозяйки.
Десять лет брака с Игорем пролетели, но счастье, которое она представляла себе в день свадьбы, было постоянно омрачено. Нет, Игорь был хорошим мужем: заботливым, работящим, прекрасным отцом для их троих сыновей — рассудительного десятилетнего Антона, подвижного семилетнего Пашки и маленького, солнечного четырехлетнего Дениски. Проблема жила с ними под одной крышей, в соседней комнате, и носила имя Анна Петровна.
Дверь кухни тихо скрипнула, и на пороге появилась она — сухопарая, поджарая женщина с вечно недовольным выражением лица. Её серые, цепкие глаза тут же обшарили кухню в поисках повода для придирки. Она держала в руках чашку из-под чая, которую с демонстративным стуком поставила в раковину.
— Опять суп пересолила, — бросила она, не глядя на невестку, словно обращалась к стене. — Игорю вредно, у него давление от такой еды может подняться. Хотя, тебе-то что… Твоя задача — детей нарожать, а кто их потом кормить и на ноги ставить будет, это не твоя забота.
Марина медленно, глубоко вздохнула, мысленно считая до десяти. Это был их ежедневный ритуал, маленький спектакль одного актера, который она была вынуждена смотреть.
— Анна Петровна, суп в самый раз. Игорь ел две тарелки и хвалил. И я тоже работаю, если вы забыли. Не на шее у него сижу.
— Работаешь… — фыркнула свекровь, присаживаясь на свой любимый табурет у стола. — Эти твои копейки в библиотеке — это не работа. Это так, для вида. А вот скажи мне, милочка, почему Дениска у нас такой рыжий? Прямо как апельсин. В кого это, интересно? У нас в роду ни у кого такой масти не было. И у тебя волосы русые, и у родителей твоих.
Марина замерла, сжимая в руке мокрую тряпку. Эта пластинка крутилась уже четвертый год, с самого рождения младшего сына. Сначала это были безобидные, как казалось, удивления, потом — намеки, а последние пару лет — прямые обвинения.
— Мой дед по материнской линии был рыжим, Анна Петровна. Я вам уже сто раз говорила. Генетика — сложная и непредсказуемая штука.
— Генетика, — передразнила свекровь с едкой усмешкой. — Удобное слово ты выучила. Нагуляла, поди, пока Игорек мой на вахтах на Севере спину гнул ради вас, а теперь «генетикой» прикрываешься. Да и Пашка на Игоря совсем не похож. У Игоря нос прямой, аристократический, а у этого — картошкой. И глаза не отцовские.
— Прекратите! — Марина резко обернулась, чувствуя, как к горлу подступает горячий, злой ком. — Сколько можно? Вы изводите меня, вы отравляете жизнь собственному сыну своими подозрениями. Я верна Игорю! Как вы не можете этого понять?
— Верна она… — Анна Петровна прищурилась, и её взгляд стал колючим, как еж. — А глаза-то бегают. Знаю я вас, современных. Совести ни грамма. Вот сделала бы тест ДНК, если такая честная, тогда бы и поговорили. А то растит мой сын чужих кукушат, работает на них, а они ему даже не родные.
Вечером, когда Игорь, уставший после смены, вернулся домой, атмосфера в квартире была наэлектризована до предела. Он почувствовал это, едва переступив порог. Жена молча накрывала на стол, двигаясь как автомат и избегая его взгляда. Мать сидела в своем кресле с видом оскорбленной добродетели, демонстративно прикладывая платок к виску.
— Что случилось? — устало спросил Игорь, вешая куртку на крючок. Он уже знал ответ, но надежда, что сегодня пронесло, умирала последней.
— Спроси у своей жены, — простонала Анна Петровна, закатывая глаза. — Я лишь робко высказала материнское беспокойство, а она на меня накричала, до слез довела. У меня сердце заходится… Вот, выпей таблетку, Анна Петровна…
— Мама, опять? — Игорь тяжело опустился на стул. Голос его звучал глухо. — Мы же сто раз говорили на эту тему. Дети мои, точка. Я их люблю, и мне все равно, какого цвета у них волосы.
— Твои, твои… — закивала она, но в её голосе сочился яд. — А ты уверен на все сто? Вот Антон — копия ты в детстве, тут я слова не скажу. А младшие? Соседи уже за спиной шепчутся, Игорь. Говорят, к Маринке твоей, пока ты в очередном рейсе был, захаживал какой-то мужик высокий, рыжий…
— Кто шепчется? Баба Клава из пятой квартиры, которая уже не помнит, как её саму зовут? — вспылил Игорь, но Марина заметила, как тень сомнения на долю секунды промелькнула в его глазах. Мать капала ему на мозг годами, и яд начинал действовать.
— Дыма без огня не бывает, сынок. Я же для тебя стараюсь, — Анна Петровна сменила тактику, перейдя на жалостливый тон. — Я же наследство свое — дачу, долю в этой квартире — на внуков переписать хочу. Но я не могу допустить, чтобы мое, нажитое трудом, досталось чужой крови. Пусть сделает тест. На всех троих. Если чиста — чего ей бояться? Я сама за все заплачу, раз у нее «копейки».
Марина, стоявшая у плиты спиной к ним, резко выключила конфорку. Руки у неё мелко дрожали от ярости и унижения. Она устала оправдываться. Устала ловить на себе оценивающие взгляды. Устала от этой тихой, изматывающей войны.
— Хорошо, — тихо, но твердо произнесла она. В кухне мгновенно повисла оглушающая тишина.
— Что «хорошо»? — не понял Игорь.
— Хорошо, я сделаю этот чертов тест, — Марина повернулась к ним лицом. Она была бледна, но в глазах горела стальная решимость. — На всех троих. Чтобы раз и навсегда закрыть этот рот… простите, эту тему. Но у меня есть условие, Анна Петровна.
Свекровь оживилась, в её глазах блеснул хищный, торжествующий огонек. Она добилась своего.
— Какое еще условие? Ты не в том положении, чтобы условия ставить.
— Если дети от Игоря — а они от Игоря, — Марина чеканила каждое слово, — вы немедленно переписываете свою долю в этой квартире на мужа, как и обещали, и уезжаете жить на дачу. Насовсем. Вы же сами все уши прожужжали, что вам там воздух полезнее и покой нужен. Мы будем помогать, навещать, привозить продукты. Но жить мы будем отдельно. Я больше не могу так.
Игорь растерянно переводил взгляд с матери на жену.
— Марин, ты чего? Это же… это унизительно. Я тебе верю.
— Нет, Игорь, — отрезала она. — Ты не веришь. Не на сто процентов. Я это вижу. Этот червь сомнения уже поселился в твоей душе, благодаря стараниям твоей мамы. Нам нужно это сделать. Для всех нас. Анна Петровна, вы согласны?
Свекровь поджала губы, напряженно обдумывая. Перспектива переезда на дачу, которую она так расхваливала, вдруг перестала казаться радужной. Терять ежедневный контроль над семьей сына не хотелось. Но её уверенность в том, что невестка «нагуляла», была абсолютной. Это был её шанс одержать окончательную победу.
— Согласна, — холодно произнесла она, выпрямляя спину. — Только клинику я сама выберу. Надежную, московскую. Чтобы ты там не подкупила никого. И биоматериал сдавать поедем все вместе. Завтра же.
Ночь прошла в тяжелых думах. Марина не спала, глядя в темный потолок. Она не боялась результата — она знала правду. Ей было до слез больно от самого факта этой проверки, от унизительного недоверия. Но мысль о том, что этот ад закончится и они наконец-то заживут своей собственной, отдельной семьей, грела душу и придавала сил.
Три дня, пока готовился анализ, тянулись мучительно долго, как три года. В доме повисло тяжелое, вязкое молчание, которое можно было резать ножом. Игорь, чувствуя себя предателем, старался задерживаться на работе, находя любые предлоги, лишь бы не возвращаться в эту атмосферу холодной войны. Анна Петровна, наоборот, расцвела. Она ходила по квартире с гордо поднятой головой, как полководец перед решающим сражением, в исходе которого он не сомневается. Она демонстративно перебирала вещи в шкафах, громко рассуждая вслух, что вот скоро здесь станет просторнее, можно будет цветы на подоконник поставить.
Марина же была спокойна пугающим, ледяным спокойствием человека, который знает, что за ним правда. Она занималась детьми, готовила, убирала, но полностью, абсолютно игнорировала свекровь. Не отвечала на её реплики, не смотрела в её сторону, словно та была пустым местом. Это бесило Анну Петровну еще больше, чем открытые скандалы.
— Ишь, какая гордая, — бормотала она, проходя мимо Марины в коридоре. — Ничего, скоро спесь-то с тебя собьем. Посмотрим, как ты запоешь, когда Игорек мой узнает, чьих выродков он кормит и одевает.
Марина лишь плотнее сжимала губы. Она уже во всех деталях представляла, как выставит чемоданы свекрови за дверь. Мечта о спокойной жизни, о вечерах без ядовитых комментариев, о праве воспитывать своих детей так, как она считает нужным, стала для Марины навязчивой идеей, единственной целью.
Наконец наступил день «Х». Курьер позвонил в дверь ровно в полдень. Анна Петровна, которая с самого утра дежурила у окна, буквально метнулась к двери, чуть не сбив с ног Пашку, игравшего в коридоре с машинкой.
— Это мне! — властно крикнула она курьеру, выхватывая из его рук плотный белый конверт с синим логотипом лаборатории.
Марина вышла из кухни, вытирая руки о передник. Игорь сегодня специально взял отгул. Он сидел в гостиной, на диване, уставившись в черный экран выключенного телевизора. Вид у него был такой, словно он ждал оглашения смертного приговора.
— Ну что, — торжественно произнесла Анна Петровна, входя в гостиную и усаживаясь в свое любимое кресло, как на трон. — Семья в сборе. Пора узнать правду.
Она водрузила на нос очки и с нескрываемым наслаждением надорвала край конверта. Бумага с резким хрустом поддалась. Марина встала рядом с мужем, положив руку ему на плечо. Она чувствовала, как под её ладонью напряжены его мышцы.
Анна Петровна медленно, с театральной паузой, достала сложенные листы бумаги. Их было несколько — по одному на каждого ребенка.
— Итак, — начала она, разворачивая первый лист. Её голос дрожал от предвкушения. — Антон Игоревич…
Она пробежала глазами по строкам, и её брови слегка приподнялись в некотором разочаровании.
— Хм. Вероятность отцовства — 99,999%. Ну, про Антона я и не сомневалась. Он на Игоря похож. Тут тебе, Марина, повезло.
Игорь шумно выдохнул, его плечи немного опустились.
— Мама, может, хватит этого цирка? — тихо попросил он. — Давай просто закроем тему.
— Нет уж! — Анна Петровна воинственно тряхнула стопкой бумаг. — Уговор дороже денег! Самое интересное впереди. Павел Игоревич. Тот, что с носом картошкой.
Она развернула второй лист. В комнате стало так тихо, что было слышно, как на кухне капает вода из крана. Улыбка медленно сползала с лица свекрови, сменяясь выражением крайнего недоумения.
— Что там? — не выдержала Марина.
— Вероятность отцовства… 99,999%, — глухо, словно не веря своим глазам, прочитала Анна Петровна. Она перевернула лист, как будто ища подвох на обратной стороне. — Ошибка какая-то. Не может быть. Он же совсем на него не похож!
— Гены, Анна Петровна, — с нескрываемым сарказмом напомнила Марина. — Я же вам говорила. Читайте про Дениса. Про «рыжего нагулянного». Это ведь ваш главный аргумент.
Руки свекрови заметно дрогнули, когда она потянулась к третьему, последнему листу. Это был её главный козырь, её стопроцентная уверенность. Рыжий цвет волос младшего внука не давал ей покоя, был для неё красной тряпкой.
Она развернула бумагу. Долго, очень долго смотрела на цифры. Потом сняла очки, протерла их краем кофты, снова надела.
— Ну?! — взорвался Игорь, вскакивая с дивана. Напряжение стало невыносимым. — Мама, что там написано?!
Анна Петровна резко побледнела. Лист выпал из её безвольных рук и плавно, как осенний лист, опустился на ковер.
— Девяносто девять и девять… — прошептала она. — Это невозможно… В лаборатории все перепутали… Купили! Ты их купила! Ты всех купила!
— Анна Петровна! — Марина шагнула вперед. — У меня нет таких денег, чтобы купить федеральную лабораторию с безупречной репутацией. И вы сами выбирали клинику. Дети — Игоря. Все трое. Вы проиграли. Собирайте вещи.
Свекровь сидела, словно громом пораженная. Её мир, построенный на подозрении, рушился на глазах. Но было в её взгляде что-то еще. Не просто разочарование от проигрыша в споре, а какой-то глубинный, животный страх. Она вдруг судорожно нагнулась, схватила бумаги с пола и начала вчитываться в мелкий шрифт внизу страницы, где в таблицах были указаны совпадающие аллели и генетические маркеры.
— Подождите… — пробормотала она. — Подождите…
— Чего ждать, мама? — Игорь был зол как никогда. — Ты унизила мою жену, ты опозорила нас перед самими собой. Ты заставила детей проходить через это. Ты обещала уехать. Я сейчас вызову такси до дачи.
— Нет! — вскрикнула она, и в её голосе прозвучала неприкрытая истерика. — Игорь, посмотри сюда. На эти цифры.
Она ткнула дрожащим пальцем в таблицу с маркерами в тесте Дениса.
— Я ничего не понимаю в этой абракадабре, мама! — отмахнулся он.
— А я понимаю! Я же медсестрой работала тридцать лет, хоть и в регистратуре потом сидела, но образование-то никуда не делось! — Её руки тряслись так, что бумага ходила ходуном. — Тут… тут есть один маркер… очень редкий. Он не сходится.
— Как не сходится, если вероятность отцовства почти сто процентов? — удивилась Марина.
— Отцовство — да, — прошептала Анна Петровна, и её лицо стало цвета мела. — Отцовство подтверждено. Игорь — их отец. Но… Господи…
Она подняла на сына глаза, полные дикого ужаса.
— Игорек… принеси мне стакан воды. Пожалуйста. Мне очень плохо.
Игорь, мгновенно испугавшись за мать, бросился на кухню. Марина осталась стоять, глядя на свекровь. Та сжалась в комок, прижимая к груди результаты тестов, словно пытаясь спрятать их от всего мира.
— Что вы там увидели такого? — спросила Марина, чувствуя, как неприятный холодок пробегает по спине.
Анна Петровна пила воду, расплескивая её, зубы стучали о край стакана.
— Мне нужно… мне нужно сделать еще один тест, — прохрипела она.
— Какой еще тест? С вас хватит! — возмутился вернувшийся Игорь.
— Тест на родство… между мной и тобой, Игорь, — тихо, почти беззвучно произнесла она.
В комнате повисла тишина, тяжелая, как могильная плита.
— Что ты несешь, мама? — Игорь нервно усмехнулся. — Ты моя мать. Ты совсем умом тронулась на старости лет?
— Я рожала тебя в тяжелое время, сынок. В маленьком поселковом роддоме… Там был такой бардак… В тот день свет отключали из-за аварии. Акушерка пьяная была… — Она замолчала, глядя в одну точку. — У Дениса есть редкая генетическая особенность. Она передается от отца. Значит, она есть у тебя, Игорь. А если она есть у тебя, она должна быть и у меня, потому что ты получил её от одного из своих родителей. Но у меня её нет. Я делала себе генетический паспорт два года назад, когда боялась онкологии. Я помню свои данные… Её там нет.
— И что это значит? — Марина нахмурилась, пытаясь сложить этот безумный пазл.
— Это значит, — Анна Петровна подняла на них пустые глаза, — что Игорь, скорее всего, не мой биологический сын.
Второй поход в клинику был похож на дурной сон наяву. На этот раз детей оставили с соседкой, которой наскоро соврали про плановый медосмотр. Ехали втроем, в гробовом молчании. Игорь за рулем, с каменным лицом, оглушенный обрушившейся на него реальностью. Бледная до синевы Анна Петровна на заднем сиденье, сжавшаяся в комок. И Марина, которая ехала скорее для моральной поддержки мужа, чем из праздного любопытства.
Анна Петровна постарела за эти сутки лет на десять. Вся её спесь, властность и язвительность испарились, оставив после себя лишь растерянную, испуганную пожилую женщину, у которой из-под ног выдернули землю. Она больше не командовала, а лишь послушно следовала за сыном и невесткой.
Они сдали образцы. Игорь и Анна Петровна. «Установление материнства». Фраза, написанная в бланке, звучала дико, сюрреалистично.
Ожидание результатов заняло пять дней. Это были самые странные дни в жизни их семьи. Анна Петровна почти не выходила из своей комнаты. Марина слышала, как она то плачет в подушку, то перебирает старые фотоальбомы, то звонит каким-то дальним родственникам, пытаясь по крупицам восстановить события тридцатипятилетней давности.
— …да, была страшная суматоха. Пожар в соседнем крыле начался, помнишь? Всех рожениц с младенцами в коридор выводили… Да, детей уносили в другую палату, пока тушили…
Игорь ходил по квартире как в тумане. Он смотрел на свои руки, на отражение в зеркале, на мать, пытаясь понять — кто он? Чья кровь течет в его жилах? Он всегда считал себя копией отца, который умер, когда Игорю было всего пять. Но теперь, вглядываясь в старые черно-белые фотографии, он с ужасом понимал, что сходство, возможно, было притянуто за уши любящей родней.
Когда курьер принес новый конверт, Анна Петровна даже не вышла из комнаты. Игорь сам забрал его и принес на кухню, где они с Мариной пили чай. Он положил конверт на стол.
— Мам, иди сюда, — позвал он.
Анна Петровна вышла, бледная, как привидение. Она села напротив, сцепив руки в замок.
— Открывай ты, Игорь, — сказала она. — Я не могу.
Игорь взял конверт. Руки его не дрожали — он был словно заморожен изнутри. Он ровно рванул край. Достал лист. Взглянул.
— Вероятность материнства… 0%.
Он произнес это ровным, безжизненным голосом. Бумага упала на стол.
— Ноль, — повторил он, глядя в глаза женщине напротив. — Ты мне не мать.
Анна Петровна издала странный, задавленный звук, похожий на всхлип и стон одновременно. Она закрыла лицо руками и зарыдала — громко, навзрыд, по-бабьи воя от горя, от ужаса, от осознания.
— Как же так… Игорек… Сыночек… Я же тебя на руках носила, я же ночей не спала, когда у тебя зубки резались… Как же так?!
Игорь стоял, глядя на женщину, которую всю жизнь звал мамой. В его душе была звенящая пустота. Не было злости, не было обиды, был только оглушающий шок.
— Получается, где-то есть твой настоящий сын, Анна Петровна, — тихо сказала Марина, подходя к столу. — А у Игоря есть настоящая мать.
Анна Петровна резко подняла голову. Глаза её были красными и безумными.
— Нет у меня другого сына! Ты мой сын! Я тебя воспитала! Я тебя вырастила! Ошибка это! Везде ошибка!
Но все трое понимали — ошибки нет. Та самая редкая мутация у рыжего Дениски, которая так бесила бабушку, стала ключом, открывшим дверь в страшную тайну прошлого.
— Я найду их, — вдруг твердо сказал Игорь. — Я найду свою биологическую семью. И твоего сына, мама… Анна Петровна.
— Не смей называть меня по имени-отчеству! — закричала она. — Я мать тебе! Мать — та, кто вырастила, а не та, кто родила и бросила!
— Да, — кивнул Игорь, и в его голосе прорезался металл. — Ты меня вырастила. Но ты всю мою семейную жизнь попрекала Марину «чужой кровью». Ты требовала чистоты рода. Ты требовала правды. Вот она, правда. Ты сама, своими руками, вырастила «кукушонка», как ты любила говорить. Ирония судьбы, да?
Анна Петровна сжалась под этими словами. Её собственное оружие, отточенное годами, ударило по ней самой с сокрушительной силой.
— Что теперь будет? — спросила она тихо, размазывая слезы по морщинистым щекам. — Выгоните меня?
Марина посмотрела на мужа. Игорь молчал. Ему было невыносимо больно. Но Марина видела, что, несмотря на всё, он не сможет просто вычеркнуть из жизни эту женщину.
— Договор есть договор, — твердо сказала Марина, беря инициативу в свои руки. — Вы хотели правды — вы её получили. Дети — Игоря. Игорь — ваш сын по документам и по жизни. Квартира переписывается на него, как вы и обещали. Вы переезжаете на дачу.
— Марин… — начал было Игорь.
— Нет, Игорь, — перебила она. — Это нужно нам всем. Особенно ей. Анна Петровна, вам нужно время. Подумать. Осознать. Мы не бросаем вас. Вы бабушка наших детей, и это не изменится. Кровь — это еще не все, вы сами это доказали, любя Игоря все эти годы. Так почему вы отказывали в этом праве другим?
Анна Петровна молчала. Она смотрела на Марину новым взглядом. В нем больше не было высокомерия. Там была растерянность и, кажется, впервые за много лет — уважение.
— Хорошо, — тихо сказала свекровь. — Я поеду.
…Прошло полгода.
Анна Петровна жила на даче. Она завела козу и кур, с головой ушла в огород. Она сильно изменилась — стала тише, задумчивее. Игорь с Мариной и детьми приезжали к ней каждые выходные. Она встречала их пирогами и плакала, обнимая внуков. Особенно крепко она прижимала к себе рыжего Дениску, словно извиняясь перед ним.
Игорь начал поиски. Это было тяжело. Через архивы роддома, через старых медсестер, через социальные сети он по крупицам собирал информацию. Он нашел семью, с которой его могли перепутать. Оказалось, что его биологические родители погибли в автокатастрофе пятнадцать лет назад, но у него остался младший брат, с которым они оказались поразительно похожи. А биологический сын Анны Петровны… его судьба была трагична. Он вырос в неблагополучной семье, рано начал пить и погиб в пьяной драке пять лет назад.
Игорь приехал на дачу и сжег все документы с результатами поисков в камине.
— Ты нашел что-нибудь? — спросила Анна Петровна, сидевшая рядом и смотревшая на огонь. Она знала, что он искал.
Игорь посмотрел на неё. На её уставшее лицо, на руки, которые когда-то качали его колыбель, на глаза, полные страха услышать, что она больше не нужна.
— Нет, мам, — солгал он. — Все архивы сгорели в 90-е. Никаких концов не найти. Ты — моя единственная мать. Другой у меня нет и не будет.
Анна Петровна шумно выдохнула и прижалась щекой к его плечу. Марина, стоявшая у окна и наблюдавшая за этой сценой, тихо улыбнулась.
Иногда правда нужна, чтобы разрушить ложь. Но иногда маленькая ложь нужна, чтобы исцелить и сохранить самое главное — семью. А рыжий Дениска, с хохотом гонявший по двору куриц, был живым доказательством того, что генетика бывает капризной и непредсказуемой, но любовь — величина постоянная.