— Что значит, дом уже продан?! — голос Марины дрогнул, когда она смотрела на нотариуса, сидящего за массивным дубовым столом. В руках у неё дрожал документ, который только что ей вручили.
Нотариус, пожилой мужчина в строгом костюме, поправил очки и откашлялся. Он явно чувствовал себя неловко, словно оказался свидетелем семейной драмы, к которой не был готов.
— Как видите из документов, дом был продан три месяца назад. Все подписи подлинные, сделка прошла официально, — он говорил сухим, профессиональным тоном, стараясь не встречаться с ней взглядом.
Марина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Этот дом — единственное наследство от её покойной бабушки, единственная недвижимость, которая у неё была. Бабушка оставила его именно ей, внучке, которая ухаживала за ней последние годы. И теперь он продан? Кем? Как это вообще возможно?
— Но я не подписывала никаких документов! Я даже не знала о продаже! — её голос срывался на крик.
Нотариус молча протянул ей ещё один документ. Доверенность. На её имя. Подпись внизу была похожа на её собственную, но Марина точно знала — она никогда не ставила эту подпись. А в графе доверенного лица значилось имя, от которого у неё похолодело внутри: Валентина Петровна Королёва. Её свекровь.
Мир вокруг словно остановился. Марина смотрела на документ, и буквы расплывались перед глазами. Как? Как свекровь смогла это провернуть? И главное — неужели Павел, её муж, ничего не знал?
Она вышла из нотариальной конторы на ватных ногах. Февральский ветер ударил в лицо колючими снежинками, но она не чувствовала холода. В голове билась только одна мысль: три месяца. Три месяца назад дом был продан, и всё это время она жила в неведении. А свекровь… свекровь всё это время улыбалась ей, приходила в гости, пила чай на их кухне и рассказывала о своих проблемах с давлением.
Дорога домой заняла вечность. Марина шла пешком, не в силах спуститься в метро, где было душно и тесно. Ей нужен был воздух, пусть и ледяной. Нужно было время, чтобы осмыслить случившееся. Когда она, наконец, добралась до своей квартиры в спальном районе, было уже темно.
Павел сидел на кухне, уткнувшись в ноутбук. Увидев её, он поднял голову и улыбнулся той своей мальчишеской улыбкой, которая когда-то покорила её сердце.
— Привет, дорогая. Ты что-то поздно. Я уже начал волноваться.
Марина молча положила на стол папку с документами. Улыбка медленно сползла с его лица. Он узнал папку — точно такие же выдают в нотариальных конторах.
— Что это? — спросил он, хотя по его побледневшему лицу было видно — он прекрасно знает, что это.
— Ты знал, — это был не вопрос, а утверждение. Марина села напротив него, не сводя глаз с его лица. — Ты знал, что твоя мать продала мой дом. Дом моей бабушки.
Павел отвёл взгляд. Его пальцы нервно барабанили по столу — старая привычка, которая выдавала его, когда он нервничал.
— Марина, послушай… Это не так, как ты думаешь…
— А как? Объясни мне, как твоя мать смогла подделать мою подпись? Как она вообще узнала о доме? И главное — почему ты молчал три месяца?
Он встал, прошёлся по кухне, остановился у окна. Спиной к ней, ссутулившись, он выглядел жалко. Не мужчина, а тень мужчины.
— Она… она сказала, что это для нашего блага. Что дом всё равно старый, требует ремонта, который мы не потянем. Что лучше продать его сейчас, пока есть покупатель…
— И ты поверил? — Марина не могла поверить своим ушам. — Ты просто взял и поверил? А спросить меня? Это же мой дом!
— Мама сказала, что ты слишком эмоционально к этому относишься. Что не сможешь принять рациональное решение…
Марина поднялась так резко, что стул опрокинулся.
— Рациональное решение? Украсть у меня единственное наследство — это рационально? И где деньги, Павел? Где деньги от продажи?
Молчание было красноречивее любых слов. Марина почувствовала, как внутри поднимается волна ярости, такой сильной, что перехватило дыхание.
— У неё? Все деньги у твоей мамочки?
Павел, наконец, повернулся к ней. В его глазах была мольба и стыд одновременно.
— Она сказала, что вложит их в выгодное дело. Что через год мы получим в два раза больше…
— Ты идиот, — выдохнула Марина. — Ты полный, законченный идиот. Тридцать пять лет тебе, а ты до сих пор не можешь маме слова поперёк сказать.
В дверях появилась маленькая фигурка в розовой пижаме. Их семилетняя дочь Соня тёрла глаза кулачками.
— Мама, папа, почему вы кричите?
Марина подошла к дочери, присела на корточки, обняла её.
— Всё хорошо, солнышко. Иди спать, мама скоро придёт тебя укрыть.
Когда Соня ушла, Марина выпрямилась и посмотрела на мужа холодным, решительным взглядом.
— Завтра ты идёшь к своей матери и возвращаешь мои деньги. Все до копейки. Или я иду в полицию с заявлением о мошенничестве.
На следующее утро Марина проснулась от звонка в дверь. Павел уже ушёл на работу — или сделал вид, что ушёл, сбежав от неприятного разговора. На пороге стояла Валентина Петровна собственной персоной. Свекровь выглядела как всегда безупречно: дорогое пальто, аккуратная причёска, маникюр. На губах играла та самая улыбка, которую Марина теперь ненавидела всей душой.
— Доброе утро, Мариночка, — пропела свекровь, проходя в квартиру без приглашения. — Я думала, мы могли бы поговорить по-женски, без лишних эмоций.
Марина стояла в прихожей, скрестив руки на груди. Она не предложила свекрови пройти на кухню, не предложила чай. Время притворства закончилось.
— Говорите, — коротко бросила она. Валентина Петровна сняла пальто, повесила его на вешалку с таким видом, будто она здесь хозяйка.
— Ну что ты так смотришь, милая? Я же для вашего блага старалась. Дом был старый, в деревне, которая вот-вот вымрет. Кому он нужен? А так я выгодно его продала, деньги вложила…
— В какое дело вложили? — перебила её Марина.
Свекровь улыбнулась ещё шире.
— Ну, это сложные финансовые схемы, тебе не понять. Главное, что через годик мы все будем при деньгах.
— Я хочу свои деньги сейчас.
Улыбка медленно сползла с лица Валентины Петровны.
— Не говори глупости. Деньги работают. Их нельзя просто так забрать.
— Это мои деньги. От продажи моего дома. Который вы продали незаконно.
Свекровь прищурилась. В её глазах появился холодный блеск.
— Незаконно? У меня есть доверенность. Всё по закону.
— Доверенность с поддельной подписью.
— Докажи.
Это было сказано с такой уверенностью, что Марина на секунду растерялась. Валентина Петровна почувствовала её замешательство и пошла в наступление.
— Послушай меня внимательно, девочка. Ты живёшь в квартире, которую купили мы с мужем. Ты растишь ребёнка на деньги моего сына. Ты ничего в этой жизни не добилась сама. Так что сиди тихо и не рыпайся, а то останешься вообще ни с чем.
Марина почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Все эти годы она терпела. Терпела завуалированные оскорбления, терпела вмешательство в их семейную жизнь, терпела то, как свекровь манипулировала Павлом. Но это было последней каплей.
— Вон, — тихо сказала она.
— Что? — свекровь явно не ожидала такой реакции.
— Вон из моего дома. Сейчас же.
Валентина Петровна фыркнула.
— Из моего дома, ты хотела сказать? Квартира записана на Павла, а Павел мой сын.
— И мой муж. И отец моего ребёнка. И если вы сейчас же не уйдёте, я расскажу всем вашим знакомым, какая вы на самом деле. Расскажу про украденное наследство, про поддельные документы. У вас же репутация порядочной женщины, правда? Интересно, что скажут в вашем благотворительном фонде, когда узнают, что вы воровка?
Лицо свекрови стало багровым.
— Ты не посмеешь…
— Проверьте.
Они стояли друг напротив друга, как два бойца на ринге. Наконец, Валентина Петровна отступила. Она схватила своё пальто, на ходу набрасывая его на плечи.
— Ты ещё пожалеешь об этом, — прошипела она. — Павел всегда выберет мать. Запомни это.
Когда за ней хлопнула дверь, Марина опустилась на пол прямо в прихожей. Силы покинули её. Она знала, что свекровь права в одном — Павел слишком слаб, чтобы пойти против матери. Но отступать было некуда.
Вечером Павел вернулся домой мрачнее тучи. Он молча прошёл на кухню, достал из холодильника бутылку пива — хотя обычно не пил в будни — и сел за стол.
— Мама звонила, — наконец сказал он.
— И?
— Она в ярости. Говорит, что ты её оскорбила, выгнала, угрожала.
— Я потребовала вернуть украденные деньги.
Павел поморщился.
— Не говори «украденные». Она же хотела как лучше.
Марина не выдержала. Она села напротив него и взяла за руку.
— Паша, посмотри на меня. Посмотри мне в глаза. Ты правда веришь, что она хотела как лучше? Для кого? Для нас? Или для себя?
Он отдёрнул руку.
— Не начинай. Она моя мать.
— А я твоя жена. И мать твоего ребёнка. Разве это ничего не значит?
Павел встал, отвернулся к окну. Его любимая поза, когда он не хотел принимать решения.
— Мама сказала, что если ты не извинишься, она… она не будет больше с нами общаться.
Марина рассмеялась. Горько, зло.
— Шантаж? Серьёзно? И ты на это ведёшься?
— Она же одна. У неё никого, кроме меня.
— У неё есть мои деньги. Пусть они её и греют.
Павел резко развернулся. В его глазах была злость.
— Почему ты такая жестокая? Она старый человек!
— Старый человек, который обокрал собственную невестку! Павел, очнись! Она использует тебя. Использует твою любовь, твою жалость. Она манипулятор!
— Не смей так говорить о моей матери!
Его крик разбудил Соню. Девочка опять появилась в дверях, на этот раз испуганная.
— Папа, почему ты кричишь на маму?
Павел сдулся, как проколотый шарик. Он подошёл к дочери, поднял её на руки.
— Прости, солнышко. Папа просто устал на работе. Иди спать, всё хорошо.
Когда он вернулся на кухню, Марина уже приняла решение.
— У тебя есть неделя, — сказала она спокойно. — Неделя, чтобы вернуть мои деньги. Или я подаю на развод и заявление в полицию.
Следующие дни прошли в тягостном молчании. Павел уходил рано, возвращался поздно. Они почти не разговаривали, обмениваясь только необходимыми фразами при дочери. Марина знала, что он мечется между ней и матерью, но больше не испытывала к нему жалости. Он сделал свой выбор давно, когда промолчал о продаже дома.
На пятый день позвонила золовка, сестра Павла.
— Марина, это правда то, что мама рассказывает? — без предисловий спросила Елена.
— Что именно она рассказывает?
— Что ты выгнала её из дома, оскорбила, теперь не даёшь ей видеться с внучкой.
Марина усмехнулась.
— А про то, что она продала мой дом и присвоила деньги, она не рассказывала?
Молчание на том конце провода.
— Что? Какой дом?
Марина рассказала всё. Про наследство бабушки, про поддельную доверенность, про исчезнувшие деньги. Елена слушала, не перебивая.
— Вот же… — наконец выдохнула она. — Я знала, что мама способна на многое, но чтобы так…
— Ты знала, что она способна на многое?
— Марин, она и меня пыталась обвести вокруг пальца, когда отец умирал. Хотела всё наследство себе забрать. Хорошо, я вовремя спохватилась и к нотариусу сходила. Но Пашке я ничего не говорила, он бы не поверил. Для него мама — святая.
— Теперь верит. Но всё равно её защищает.
— Он всегда был маменькиным сынком, — вздохнула Елена. — Слушай, если нужна будет помощь, свидетельские показания там или ещё что — обращайся. Мне тоже надоело, что она всех вокруг пальца крутит.
Эта неожиданная поддержка придала Марине сил. Она не одна. Есть люди, которые видят истинное лицо её свекрови.
На седьмой день, ровно в полдень, в дверь позвонили. Марина открыла. На пороге стояла Валентина Петровна, но не одна — с ней был мужчина в строгом костюме.
— Это мой адвокат, — холодно сообщила свекровь. — Мы пришли обсудить ситуацию.
Марина молча пропустила их в квартиру. Они прошли в гостиную. Адвокат достал из портфеля документы.
— Госпожа Королёва, моя клиентка готова пойти на мировую. Она вернёт вам пятьдесят процентов от суммы продажи дома при условии, что вы откажетесь от всех претензий и не будете подавать заявление в полицию.
— Пятьдесят процентов от моих же денег? — Марина не могла поверить в такую наглость.
— Это щедрое предложение, учитывая, что доверенность оформлена правильно, — парировал адвокат.
— С поддельной подписью.
— Это ещё нужно доказать. Экспертиза — дело долгое и дорогое. И не факт, что результат будет в вашу пользу.
Валентина Петровна сидела с победной улыбкой. Она была уверена в своей безнаказанности.
— У меня встречное предложение, — сказала Марина. — Вы возвращаете все деньги до копейки, или я обращаюсь не только в полицию, но и в налоговую. Интересно, как вы оформили эту сделку? Платили ли налоги? И откуда вообще у пенсионерки деньги на адвоката и «выгодные вложения»?
Улыбка сползла с лица свекрови.
— Ты угрожаешь мне?
— Я защищаю свои права.
В этот момент вернулся Павел. Увидев мать с адвокатом, он замер в дверях.
— Мама? Что происходит?
— Твоя жена пытается разрушить нашу семью, — патетически воскликнула Валентина Петровна. — Она угрожает мне, шантажирует!
Павел посмотрел на мать, потом на жену. В его глазах Марина увидела усталость и что-то ещё… решимость?
— Мама, верни деньги, — тихо сказал он.
— Что? — свекровь не поверила своим ушам.
— Верни деньги Марине. Все деньги. Это её наследство.
— Павлик, ты что говоришь? Я же твоя мать!
— Именно поэтому я и прошу. Мама, я не хочу, чтобы мой ребёнок рос, зная, что его бабушка воровка. Верни деньги, и мы забудем об этом.
Валентина Петровна встала. Её лицо было белым от ярости.
— Значит, ты выбираешь её? Эту… эту…
— Я выбираю свою семью. Жену и дочь. Мама, я люблю тебя, но то, что ты сделала — неправильно. И ты это знаешь.
Свекровь смотрела на сына, как на предателя. Потом перевела взгляд на Марину.
— Ты настроила его против меня. Ты разрушила всё.
— Нет, Валентина Петровна. Это вы всё разрушили, когда решили, что можете распоряжаться чужим имуществом.
Адвокат откашлялся.
— Думаю, нам стоит обсудить это в более спокойной обстановке…
— Не о чем обсуждать, — отрезал Павел. — Мама, у тебя два дня. Или возвращаешь деньги, или мы идём в полицию. Вместе. Я буду свидетелем.
Это было последней каплей. Валентина Петровна схватила сумочку и направилась к выходу. У двери она обернулась.
— Ты мне больше не сын, — выплюнула она и хлопнула дверью.
Адвокат неловко попрощался и поспешил за ней.
Марина и Павел остались одни. Молчание было тяжёлым, но не гнетущим. Скорее очищающим, как после грозы.
— Прости меня, — наконец сказал Павел. — Я был трусом. Слабаком. Я предал тебя.
Марина подошла к нему, взяла за руки.
— Да, был. Но сейчас ты сделал правильный выбор. Это первый шаг.
— Ты простишь меня?
— Не сразу. Доверие нужно восстанавливать. Но я готова попробовать. Ради Сони. Ради нас.
Через два дня на счёт Марины поступила вся сумма от продажи дома. Без объяснений, без извинений. Просто перевод. Валентина Петровна больше не звонила, не приходила. Павел пытался дозвониться до неё, но она не брала трубку.
Прошёл месяц. Жизнь постепенно налаживалась. Павел старался, как мог — помогал по дому, больше времени проводил с дочерью, ходил с Мариной на консультации к семейному психологу. Это было трудно, но они справлялись.
Однажды вечером раздался звонок в дверь. Марина открыла. На пороге стояла Елена, золовка.
— Привет. Я от мамы.
Марина напряглась.
— Что она хочет?
— Она… она хочет извиниться. И увидеть внучку. Марин, она сильно сдала за этот месяц. Я её такой никогда не видела.
— Елена, она украла у меня наследство. Предала наше доверие.
— Знаю. И она это знает. Марин, я не прошу простить её сразу. Но может, дашь ей шанс? Хотя бы ради Сони. Девочке нужна бабушка.
Марина задумалась. Злость уже прошла, осталась только усталость.
— Я подумаю. Но если она снова попытается манипулировать или вмешиваться в нашу жизнь — это будет последний раз.
— Справедливо. Спасибо, что выслушала.
Ещё через неделю они встретились — в нейтральном месте, в кафе. Валентина Петровна выглядела постаревшей, осунувшейся. Гордая осанка никуда не делась, но в глазах больше не было того холодного блеска.
— Марина, — начала она и запнулась. Видно было, как тяжело ей даются эти слова. — Я… я хочу извиниться. Я поступила неправильно. Я думала, что защищаю сына, забочусь о вашем будущем, но… я просто хотела всё контролировать. Это было неправильно.
Марина молчала, давая ей выговориться.
— Я вернула деньги. Все. И… если вы позволите, я хотела бы иногда видеть Соню. Я понимаю, что не имею права требовать, но…
— Валентина Петровна, — мягко перебила её Марина. — Соня — ваша внучка. Конечно, вы можете её видеть. Но есть условия. Никакого вмешательства в нашу семейную жизнь. Никаких попыток настроить Павла или Соню против меня. Никаких финансовых махинаций. При первом же нарушении — мы прекращаем общение. Навсегда.
Свекровь кивнула.
— Я согласна. И… спасибо.
Это было начало. Не прощения — до него было ещё далеко. Но начало нового этапа, где каждый знал свое место и свои границы. Марина посмотрела в окно кафе. На улице шёл снег, укрывая город белым покрывалом. Всё плохое осталось позади. А впереди была весна.