— Ты что, издеваешься сейчас? — голос Ольги звенел так резко, что стеклянная дверь на кухню дрогнула. Она стояла у плиты, даже не пытаясь скрыть раздражение, и смотрела на мужа так, словно тот только что признался в предательстве.
Дмитрий, уставший после работы, ещё в ботинках, вздрогнул, будто получил пощечину, и ошеломлённо моргнул.
— Оль, давай без нападок, ладно? Я просто сказал, что у мамы опять сорвалась подработка, и ей нужно помочь с оплатой коммуналки. Она же не виновата…
— Не виновата? — Ольга перекрыла его фразу, как ножом. — Она второй месяц подряд «не виновата». И каждый раз «случайно» вспоминает именно о тебе, именно в самый неудобный момент. Дима, ты вообще слышишь себя?
Он раздражённо стянул куртку, бросил на стул, прошёл на кухню.
— Слышу. И я не понимаю, что тебя так заводит. Мы всегда помогали. Точнее… — он замялся. — Ну, ты понимаешь.
— Да, прекрасно понимаю, — сухо отрезала Ольга. — Мы помогали. Мы. То есть — я. И сейчас снова «мы», хотя это опять я. Только ты почему-то при этом ещё и обижаешься.
Дмитрий свёл брови.
— Я не обижаюсь. Я пытаюсь сказать, что поддержка родителей — это нормально. Мама одна, ей тяжело. Холодно на улице уже, октябрь не май. Сама же знаешь, в пригороде сейчас коммуналка — бешеные деньги…
— Коммуналка — да, — Ольга резко повернулась к нему. — Но почему я должна платить за твои семейные вечные «ой, а можно ещё чуть-чуть, а потом мы обязательно вернём»? Мы тебе компьютер купили месяц назад — «верну». Мы Кристине помогли с начальным взносом за автошколу — «верну». И где всё это? Где хоть один возврат?
— Ты утрируешь, — буркнул он, но уверенности в голосе не было.
— Нет, я наконец открываю рот. Разницу почувствуй, — она взяла кружку, но даже не пригубила — лишь сжала её так, что побелели пальцы. — Дим, я не против помощи. Но я против того, чтобы меня держали за банкомат, к которому подключили твою семью по абонементу.
Он облокотился на стол, глядя на жену с нарастающим раздражением.
— Ты говоришь так, будто я тебя использую.
— Серьёзно? — Ольга усмехнулась, и эта усмешка была горькой. — А что ты делал сегодня? Пришёл домой, даже не спросил, как у меня дела, просто сообщил: «Нужно помочь маме». Сообщил. Не спросил, не обсудил. Просто поставил перед фактом. Как будто я обязана.
Дмитрий хотел что-то сказать, но она не дала.
— И знаешь, что самое смешное? — Она поставила кружку на стол, тяжело выдохнула. — Ты сам пропустил тот момент, когда твоя семья вдруг начала меня «полюблять». Не тебя — меня. Потому что у меня появилась должность. Зарплата. Возможности. Подарки, премии, поездки — всё это. И теперь они липнут ко мне как будто я — витрина, на которой выставлены скидки.
— Это неправда, — возразил Дмитрий, но неуверенно, безжизненно.
— Правда, — отрезала она. — И ты это знаешь. Просто неприятно признавать.
Он прошёлся по кухне, остановился у окна, глядя на тёмный двор.
— Оленька, — тихо сказал, смягчившись. — Ну зачем ты так? Это моя мама…
— Мама — это святое, — кивнула Ольга. — Но я святая кому? Ей? Кристине? Или только тебе?
Тишина повисла так тяжело, что казалось — воздух на кухне стал густым, почти вязким.
Дмитрий резко повернулся.
— Чего ты хочешь? Скажи прямо.
— Чтобы меня уважали, — отчеканила она. — Чтобы не относились ко мне как к мешку с деньгами. Чтобы ты не превращался в посредника между мной и своей семьёй, который только и делает, что аккуратно формулирует их просьбы.
Он шмыгнул носом — от нервов, не от холода.
— У тебя паранойя, — тихо бросил он. — Иногда люди действительно меняются. Иногда они понимают, что ошибались.
— После трёх лет игнора? — Ольга рассмеялась — сухо, устало. — После того, как меня ставили в угол на каждом семейном ужине? Когда твоя тётя делала вид, будто я мебель? Когда Кристина закатывала глаза, слыша моё имя?
— Это было давно…
— Два года назад — не «давно», — жёстко оборвала она. — А вот недавно — это когда Кристина написала мне: «Оляаа, ты такая молодец, учишь меня стилю!». После того, как узнала, сколько я теперь получаю. Она мне полгода назад говорила, что моё пальто «на любителя». А сейчас — «вот это да, как ты круто собираешь образы, я хочу такое же пальто!».
— Ты слишком эмоционально всё воспринимаешь.
— А ты слишком лениво. Тебе удобно считать, что все внезапно стали добрыми. Что это — новые отношения. Что теперь у нас «дружба». Но это — не дружба, Дима. Это — выгода. Открытая, прозрачная, даже не прикрытая.
Дмитрий прикрыл глаза, будто от сильного света.
— Ты говоришь, как будто тебе все обязаны поклоняться, — выплюнул он.
— Нет, — спокойно ответила Ольга. — Я говорю, что мне никто не обязан лезть в душу и изображать любовь ради денег.
Она сделала шаг к нему.
— И я не обязана всё это оплачивать.
Он молчал. Но по тому, как подрагивали мышцы на его щеке, Ольга поняла — попала в точку.
Когда они замолчали оба, город за окном стал уже чернильным. Соседские окна мигали жёлтой подсветкой, словно чужие жизни мелькали в спешке. На кухне же воздух стоял. Неподвижный, тяжёлый. Ольга вытерла руки о полотенце, включила свет над плитой — он вспыхнул резким холодным светом, подчеркивая нервную белизну её лица.
— Слушай, — наконец сказал Дмитрий, хрипловато. — Давай успокоимся. Я понимаю, что ты устала. Я тоже. Это был тяжёлый день. Может, мы просто… не будем сейчас ссориться? Завтра всё обсудим спокойно.
— Нет, завтра будет то же самое, — тихо ответила Ольга. — Завтра мама опять позвонит тебе. Завтра Кристина напишет мне: «Оль, посмотри, пожалуйста, эти туфли, они вроде ничего?» Завтра ты снова придёшь и скажешь: «Надо помочь». А я снова сделаю вид, что всё нормально. Хотя меня уже выворачивает от этой фальши.
Он опустился на стул, взялся за голову.
— Ну что мне делать? Сказать маме: «Извини, у нас нет денег»? Это же будет ложь. Она же знает, что ты…
— Да. Знает, — перебила Ольга. — И именно поэтому просит.
Он ударил кулаком по столу — не сильно, но достаточно, чтобы посуда дрогнула.
— Ты сейчас делаешь из моей семьи каких-то монстров!
— Я делаю их честными, — выдохнула Ольга. — Такими, какими они есть.
Она подошла к нему ближе. Села напротив. И впервые за весь разговор её голос стал спокойным, почти ровным — от усталости, наверное, а может, от того, что страх внутри уже сгорел.
— Дима, я не хочу тебя терять. И я не хочу рушить твои отношения с твоей семьёй. Но я устала от этой игры. От этих обязательств, которые навешивают только на меня. От этой постоянной вины, которой ты меня шантажируешь — пусть и неосознанно.
Дмитрий поднял на неё глаза — покрасневшие, злые, растерянные.
— Я никого не шантажирую…
— Ты делаешь это, когда говоришь: «Ну ладно, тогда компьютер я сам куплю… когда-нибудь». Это — манипуляция. Неловкая, детская. Но от этого — не менее неприятная.
Он отвернулся.
— Я так не хотел…
— Но сделал.
Помолчали.
Потом он тихо произнёс:
— Ладно. Допустим, я что-то делаю не так. Допустим, ты права. Но что ты предлагаешь?
Ольга наклонилась вперёд, сцепив пальцы:
— Я предлагаю установить нормальные правила. Чёткие, понятные. И придерживаться их.
Он вскинул брови:
— Правила в семье?
— Да, — прямо ответила она. — Именно так.
Он тихо усмехнулся — нервно, болезненно:
— Ну… давай. Назови свои правила.
— Первое, — Ольга подняла палец. — Никаких крупных трат из «общих» без обсуждения. Совместных — значит, согласованных. Если это более десяти тысяч — обсуждаем. Вместе.
Он слегка кивнул.
— Второе. Ты помогаешь маме в разумных пределах. Но не каждый раз, когда ей не хочется работать или когда она внезапно что-то «забыла оплатить». И не за мой счёт. Если ты считаешь нужным — допомогаешь. Из своих.
— Угу… — он откашлялся. — И третье?
— Третье, — она поставила локти на стол, — я больше не участвую в покупках Кристине. Совсем. Если она что-то хочет — это на тебе. Ты — её брат. Я — не меценат.
Он вздохнул, закрывая лицо ладонями.
— Это жесть, Оль…
— Нет, — мягко, но твёрдо сказала она. — Это порядок.
Но когда она собралась продолжить, в коридоре звякнул её телефон. Сообщение. Ольга машинально взяла его, мельком глянув на экран — и тут же закатила глаза.
Отправитель: Кристина. Текст: «Олечкааа, ты никогда не угадаешь, что я нашла! Смотри, идеальная сумка! Всего девяносто девять тысяч! Это же почти как скидка, ахаха 😂»
Ольга положила телефон экраном вниз и встретилась взглядом с Дмитрием.
Сообщение от Кристины ещё лежало экраном вниз на столе, но его присутствие будто вибрировало в воздухе, как сигнал тревоги. Ольга медленно втянула воздух, подняла телефон, разблокировала — и снова прочла эту глуповатую строчку: «Олечкааа, ты никогда не угадаешь, что я нашла!»
Дмитрий смотрел на жену так, словно пытался угадать её реакцию раньше неё самой.
— Она опять… — начал он, но Ольга подняла ладонь.
— Я знаю, что она «опять». — Она положила телефон на стол. — Но теперь, Дим, всё будет по-другому.
Он нервно откашлялся.
— Я… Я говорил, что решу. Что поговорю. Что…
— Дима. — Она посмотрела на него долгим, холодным взглядом. — Поговорить — это одно. Сделать — другое.
Он отвернулся к окну, где редкие машины медленно ползли по тёмному двору, блёкло отражая свет фонаря. Ноябрьский вечер был мокрым, тяжёлым, промозглым — как сама атмосфера этого разговора.
— Давай хотя бы не устраивать скандал сегодня, — тихо попросил он. — Завтра… завтра у Кристины день рождения. Я уже сказал, что приду. Я пойду один, раз ты не хочешь…
— Я не просто «не хочу», — оборвала его Ольга. — Я не собираюсь выставлять себя на показ, как дорогой аксессуар. Чтобы меня разглядывали и мысленно оценивали: «Ага, вот шубка новая, ага, серьги дорогие… не зря же Димка женился». Нет, спасибо.
— Ты специально всё утрируешь, — устало бросил он.
— А ты специально ничего не замечаешь.
Он резко повернулся.
— Ты что хочешь? Чтобы я разорвал отношения с собственной семьёй?
— Я хочу, чтобы ты вёл себя как взрослый мужик, а не как мальчик, который боится маминого неодобрения! — голос Ольги дрогнул, но стала она говорить только чётче. — Ты слушай, что я говорю, а не то, что ты боишься услышать.
Он надолго замолчал.
На следующий день Ольга проснулась первой. Суббота. На улице моросило, асфальт блестел, как смазанный маслом. Кухня была холодной — кот ещё не успел нагреть батареи толком, а старые окна давали мелкую, но противную тянущую струйку воздуха.
Она сделала чай, медленно, стараясь думать только о заварке, но мысли всё равно возвращались к вечеру.
К празднику у Кристины Ольга решила не идти. И Дима формально это принял, но по тому, как он ходил утром по квартире — резко, гулко, будто наступая специально громче, чем обычно, — было понятно: его это задело.
Он появился на кухне в джинсах и тёмной рубашке, в руках — телефон, будто приклеенный к ладони.
— Дим… — начала Ольга мягко, но он перебил:
— Мне надо ехать. Они ждут.
— Хорошо.
Его резкость была такой подчеркнутой, что Ольга даже не стала пытаться что-то выровнять.
— Подарок взял? — спросила она.
Он кивнул. Маленький пакет лежал у него в руке — аккуратно упакованный сертификат в салон косметологии. Скромно. Нормально. То, что он мог себе позволить.
— Ты уверен, что хочешь… — начала она, но он опять оборвал:
— Да. Я хочу. Это моё решение.
Он вышел из квартиры, и дверь закрылась за ним слишком громко. Даже не хлопок — глухой удар.
Ольга осталась одна. Шла по квартире, включала и выключала свет, собиралась сесть за работу — не смогла. Проверила отчёты — не смогла. Сделала себе кофе — остыл. В квартире было тихо, но от этой тишины становилось только тревожнее.
Часов в семь вечера телефон зазвонил. Дима.
Она взяла сразу.
— Алло?
На фоне — шум голосов, музыка, женский смех.
— Оль, привет, — голос Дмитрия звучал натянуто, но он старался быть ровным. — Я… Я поговорил с ними.
Ольга замерла.
— И?
— Слушай, я приеду через час. Там… нехороший разговор вышел. Лучше лично расскажу.
Она почувствовала, как в животе что-то сжалось.
— Ты в порядке?
— Да, — коротко бросил он. — Час.
Он отключился.
Час превратился в полтора. Потом в два.
Ольга уже сидела у окна, нервно крутя в руках резинку для волос. На улице машины редели, листья слипались под дождём на тротуарных плитках. В подъезде кто-то громко шёл, стуча каблуками, — не он.
В половине одиннадцатого ключ повернулся в замке. Ольга вскочила, но заставила себя сделать шаг обычной походкой, без суеты.
Дмитрий вошёл.
И его вид сказал ей всё без слов.
Он был бледен. Уставшие, почти пустые глаза. Куртка на одной пуговице, шарф в комке.
— Ну? — тихо спросила она.
Он прошёл мимо и сел на кухонный стул, как будто ноги сами привели его туда.
— Началось всё нормально, — заговорил он глухо. — Подарки, тосты, улыбки. Мама так тепло со мной говорила, что я сам чуть не поверил… что всё искренне.
Ольга молчала.
— А потом Кристина открыла мой пакет. И…
Он выдохнул.
— Она скривилась. Не просто так… А знаешь, как она сказала? Прямо при всех: «Дим, а где настоящий подарок? Она что, запретила тебе раскошелиться?»
Ольга зажмурилась.
— Я… — продолжил он. — Я сказал, что это подарок от меня. Что я не обязан покупать что-то, чего не могу себе позволить. Она начала смеяться. Мама начала «тихо» охать, мол, ну что ты, сынок, зачем так, мы думали… ну ты понимаешь. Слово за слово… Они стали говорить, что ты «одела тебя в короткий поводок». Что ты «смотришь ему в телефон, в кошелёк». Что ты «теперь за главную».
Он резко поднял глаза на Ольгу.
— Они думают, что ты контролируешь меня. Что ты — как начальница над подчинённым.
— И ты? Что ты сказал? — спросила она, боясь услышать ответ.
— Сказал, что это бред. Что ты — единственный человек, который меня вообще уважает. Что если кто и должен стыдиться, так это они.
Он снова выдохнул, опираясь на стол.
— Потом пошли обвинения… что ты «изменилась», что ты «звездишь», что ты «отдаляешь меня от семьи». Они начали перечислять, что ты не приходишь к ним, что ты «слишком важная» для их праздников. Что ты «возомнила себя королевой».
Ольга молча сжала пальцы в кулак.
— Я сказал, что это не ты отдаляешься, а они никогда и не стремились быть с тобой честными. Сказал, что вся их внезапная любовь — из-за твоих денег. И знаешь что?
Он поднял глаза.
— Мама не стала отрицать.
Ольга тихо выдохнула.
Дмитрий продолжил:
— Она сказала, что «так устроена жизнь». Что «семья — это разделение обязанностей». И что, раз ты зарабатываешь больше, то и помогать должна больше. Серьёзно. Сказала прямым текстом: «Она должна помогать, Дима. Ты же наш сын. Ты нам не должен столько, а она — должна».
Ольга почувствовала, как что-то внутри у неё опустилось. Не рухнуло — именно опустилось. Как будто села батарейка.
— Потом Кристина добавила, что ты «чуть ли не специально лезешь по карьерной лестнице, чтобы показать, что ты выше нас». Ты понимаешь? Она так и сказала: «выше нас»… и посмотрела на меня снизу вверх. Как будто проверяла, к кому я отношусь — к «вам» или к «ним».
Дмитрий сжал кулаки.
— Я ушёл. Не стал ждать торта. У мамы истерика началась, что я «ломаю семью». Кристина кричала мне вслед: «Ты подкаблучник!» — и весь стол захохотал.
Он опустил голову на руки.
— Я не выдержал. Просто встал и ушёл. Без куртки почти. Хорошо, сосед догнал, отдал.
Ольга долго молчала. Потом медленно подошла к нему, но не обняла — просто стояла рядом.
— Дим… — сказала она. — Ты сделал правильно.
— Мне сейчас так хреново, что я не знаю, правильно это или нет, — честно ответил он. — Впервые в жизни я почувствовал… будто у меня две семьи. И мне приходится выбирать.
— А я не хочу, чтобы ты выбирал, — тихо сказала Ольга.
Он поднял на неё глаза — усталые, треснувшие.
— Но они требуют выбора. Они считают, что если я не принимаю их правила, то я «предатель». И знаешь что самое мерзкое?
Ольга тихо кивнула: продолжай.
— Они сказали, что если мы когда-нибудь… — он замялся, — расстанемся, то они «возьмут меня обратно». И тогда всё будет «как раньше». Как будто ты — временное недоразумение.
Ольга чуть покачнулась — словно от удара.
Ни смерть, ни болезни — но эти слова были хуже.
Она села напротив.
— И что ты сказал? — спросила она.
Дмитрий смотрел прямо в глаза.
— Я сказал, что «как раньше» теперь никогда не будет. Потому что я не хочу такой «раньше». И что если они не способны уважать мою жену, то они не способны уважать и меня.
Тишина стала почти оглушительной.
Потом он добавил:
— И что я больше не собираюсь брать у них ни копейки морального долга. И не собираюсь оправдываться. И не собираюсь заставлять тебя платить за их прихоти.
Он провёл рукой по лицу.
— Они меня сегодня потеряли. Не полностью… но серьёзно. И, кажется, им даже не жалко. Им жалко только твои деньги.
Ольга впервые за весь разговор тихо коснулась его руки.
— Спасибо, — сказала она. — Не за то, что выбрал меня. А за то, что выбрал себя.
Он посмотрел на неё с такой горечью, будто видел впервые.
— Мне страшно, Оль. Честно. Я не знаю, как теперь жить между вами и ими.
— Ты не должен жить «между». — Она села рядом. — Ты должен жить со мной. А с ними — общаться. Но по правилам. По нормальным, человеческим правилам. Если они смогут.
Он улыбнулся криво.
— Не смогут. Я их знаю.
— Тогда это их выбор. Не твой.
Они ещё долго сидели молча. Час? Два? Время стало вязким, как ноябрьский воздух за окном.
Потом Дмитрий наконец поднялся.
— Я хочу… — он на секунду замолчал. — Я хочу съездить к маме завтра. Один. Не ругаться. Просто сказать, что я с ней не враг, но и подстраиваться под неё больше не буду. И что тебя в их игру вовлекать я не дам.
— Хорошо, — кивнула Ольга. — Это правильно.
Он подошёл, обнял её за плечи.
— Прости, что раньше не видел. Не хотел видеть.
— Ничего. Главное — теперь видишь.
Он кивнул.
— Да. Теперь вижу.
Ночью Ольга не спала. Дмитрий тоже ворочался рядом, то поджимая ноги, то выходя на кухню пить воду. За окном ветер гудел между стенами, листья шорохали по тротуару, и ноябрь казался долгим, бесконечным.
Но впервые за долгое время в этой квартире была честность. Обжигающая, тяжелая, но честность.
И Ольга понимала: это только начало борьбы.
Но теперь — она и Дима были в этой борьбе не по разным сторонам.
А вместе.
И это меняло всё.