— Ты меня вообще слышишь, Саша? — голос Кати дрожал, но не от слёз, а от злости. — Я тебе уже третий раз одно и то же говорю!
— Катя, я просто устал, — Александр сжал переносицу, не глядя на жену. — Давай потом, ладно?
— Потом? — она резко засмеялась, почти истерично. — У тебя всё потом! Мы уже месяц «потом» живём! Комод недособран — потом, врач — потом, разговор — потом! У тебя вообще когда-нибудь «сейчас» наступит?
Он молчал. Только медленно поставил кружку на стол, не смотря на то, что кофе пролился на белую скатерть.
За окном ноябрьское утро было серым и тоскливым, таким, что казалось, день даже не начнётся как следует. Сыро, хмуро, воздух пах углём — где-то уже топили частные дома. Катя стояла у окна в старом халате, босиком, с растрёпанными волосами. Её раздражение висело в воздухе, как электричество перед грозой.
— Знаешь, что я поняла? — сказала она тихо, но в этом спокойствии было что-то страшнее крика. — Ты просто не хочешь говорить со мной. Ни о чём. Тебе удобнее сидеть в своей тишине, чем решать, что у нас происходит.
Саша поднял глаза, встретился с её взглядом и ответил устало, почти шепотом: — Потому что ты всегда начинаешь с обвинений. Я прихожу домой, а ты уже наготове: “Ты не такой, ты не сделал, ты опять забыл.” Может, я просто хочу сесть, выдохнуть и помолчать?
— Помолчать? — Катя шагнула ближе. — Помалкивай дальше, может, и семью промолчишь до конца.
Он закрыл глаза. Она знала, что попала. Её слова били точно. Но остановиться не могла — в груди кипело всё то, что копилось неделями.
Две недели назад она случайно увидела сообщение от его матери. Не то чтобы тайное — просто Саша забыл закрыть чат. «Ты опять остался без ужина? Ну конечно, у неё же работа важнее семьи. Сашенька, сынок, ты заслуживаешь лучшего».
Катя прочитала, захлопнула ноутбук и не сказала ничего. А потом всё завертелось. Каждый день с того момента стал как минное поле.
— Саша, — наконец выдохнула она, — я не железная. Мне тяжело одной всё тянуть. Работа, дом, продукты, даже с твоей мамой я одна разбираюсь, когда она звонит и делает вид, что просто «спросить про здоровье». А ты где?
Он хотел что-то сказать, но не успел — зазвонил телефон. Катя посмотрела на экран. Там, как назло, высветилось: «Мама».
Саша потянулся к телефону, но Катя перехватила взглядом — без слов. — Возьми, конечно, — произнесла холодно. — Она же у нас важнее.
Он раздражённо встал и вышел в коридор.
Катя слышала приглушённые обрывки разговора: — Да, мам, всё нормально… Нет, не голодный… Не надо, не приезжай… Нет, не ссоримся, просто устали.
«Не ссоримся». Катя усмехнулась. Ну да, как же. Просто голос срывается, руки дрожат, спать невозможно. Не ссора, а будни, значит.
Когда он вернулся, она уже стояла у мойки, мыла посуду. Вода шумела громко, словно прикрывая тишину между ними.
— Катя, — сказал он осторожно, — давай не будем ругаться, ладно?
— А что будем? Делать вид, что всё хорошо? — она выключила кран и повернулась к нему. — Я больше не могу так, Саш. Я не понимаю, что у нас происходит.
— У нас всё нормально, просто усталость, — привычно ответил он.
— Не ври, — тихо сказала она. — Ты отдаляешься. И не из-за усталости.
Он отвёл взгляд. Катя поняла — попала в самое больное.
Саша работал инженером в частной фирме, что занималась системами вентиляции. Работа скучная, но стабильная. Его уважали, звали «молчаливый профи». Он и дома был таким же — надёжный, спокойный, но замкнутый. А вот его мать, Елена Викторовна, — полная противоположность. Болтливая, цепкая, уверенная, что знает, как «надо жить». С первых дней брака она будто поставила Кате незримую оценку: «не дотягивает».
Катя старалась. Она звонила свекрови, приглашала на праздники, покупала подарки. Но каждый раз ощущала, как её старания тонут в холодном равнодушии. «Катенька, конечно, хорошая, но…». Это «но» всегда висело где-то между строк.
Последний месяц стал адом. Елена Викторовна всё чаще писала Саше. То про здоровье («Ты опять кашляешь? Она хоть кормит тебя нормально?»), то про бытовое («Может, тебе домой к нам на выходные? Отдохнёшь от этой суеты»). Катя знала — за каждым сообщением стоит подкол, укол, сравнение.
И теперь, когда она стояла напротив мужа, уставшего и равнодушного, ей казалось, что все эти слова матери уже укоренились в нём.
— Я хочу понять одно, — сказала Катя. — Тебе со мной вообще хорошо?
Он вздохнул, потер лоб. — Катя, ну что за вопросы… Конечно, хорошо.
— Тогда почему ты позволяешь ей вмешиваться в нашу жизнь?
Он посмотрел на неё, как на ребёнка, который снова не понял очевидное. — Она же просто волнуется.
— Волнуется? — Катя усмехнулась. — Она подговаривает тебя против меня, Саш. Ты правда этого не видишь?
Он замолчал.
Катя села за стол, обхватила голову руками. Голос уже не дрожал — только усталость. — Я больше не могу с этим жить. Я люблю тебя, но я не собираюсь делить тебя со взрослой женщиной, которая считает, что ты всё ещё её мальчик.
Он ничего не ответил.
Позже, вечером, Катя сидела на кухне одна. На столе стояла тарелка с макаронами, которые она не тронула. Телефон лежал рядом — экран мигал уведомлением: «Елена Викторовна: “Катюша, не обижай Сашу, он такой уставший. Мужчинам тяжело, ты просто не понимаешь.”»
Катя прочитала сообщение и почувствовала, как что-то внутри неё щёлкнуло.
Она открыла окно, вдохнула холодный ноябрьский воздух. С улицы доносился гул трассы, лай собак и запах дыма — всё это было таким реальным, обычным, а в её голове всё кружилось в хаосе.
Внизу шёл сосед, курил, разговаривал по телефону, смеялся. Катя смотрела на него и думала, как странно: у других жизнь идёт своим чередом, а у тебя — будто застыла.
— Так больше не будет, — сказала она вслух, сама себе. — Я всё выясню.
И, не раздумывая, открыла чат с Еленой Викторовной. «Добрый вечер, — написала она. — Хотела бы завтра встретиться и поговорить. Лично.»
Ответ пришёл почти сразу: «Конечно, Катюша. Я как раз хотела тебя видеть. Приходи к обеду».
На следующий день Катя стояла у старого подъезда, в котором пахло кошками и варёной капустой. Квартира свекрови была такой же, как и хозяйка: аккуратная, чистая, но холодная. Всё по правилам, всё на своих местах.
— Катюша, проходи, дорогая! — Елена Викторовна расплылась в улыбке. — Как хорошо, что ты пришла. Я тут напекла, чай поставила. Садись, рассказывай, как у вас дела.
Катя села, чувствуя, как в груди что-то сжимается. На столе стояли чашки, варенье, конфеты. Всё выглядело безупречно, но воздух был густой, как перед бурей.
— Елена Викторовна, — начала Катя, — я пришла не пить чай. Мне нужно кое-что понять.
Улыбка на лице свекрови чуть дрогнула. — Что же такое, Катенька?
— Почему вы вмешиваетесь в наши отношения? Почему вы постоянно говорите Саше, что он несчастен?
— Ох, милочка, — Елена Викторовна вздохнула, делая вид, что её несправедливо обвиняют. — Ты, видно, не всё знаешь.
— Что я не знаю? — холодно спросила Катя.
— Саша жалуется, Катенька. Он переживает. Говорит, что дома ему тяжело. Ты всё работаешь, а он приходит — и пусто. Я же мать, я не могу смотреть, как мой сын мучается.
— Он вам это говорил? — Катя почувствовала, как кровь приливает к лицу.
— Ну конечно, — с лёгким сожалением ответила свекровь. — Только просил не рассказывать, чтоб не обидеть тебя. Но я думаю, лучше правда, чем жить в иллюзиях.
Катя отпрянула, будто от пощёчины. — Вы врёте.
— Зачем мне врать, милая? — Елена Викторовна сделала мягкое лицо, как у врача, сообщающего диагноз. — Я просто хочу, чтобы у вас всё было хорошо. Чтобы Сашенька не страдал.
Катя встала. — Спасибо за заботу, — произнесла она тихо. — Но больше не надо.
Она вышла, не попрощавшись.
На улице уже начинал падать первый снег. Крупные, тяжёлые хлопья ложились на асфальт и тут же таяли. Катя стояла посреди двора, чувствуя, как внутри неё поднимается волна злости, боли и решимости.
«Хочет, чтобы у нас всё было хорошо?» — думала она. — «Да она нас просто ломает изнутри».
И вдруг поняла: если сейчас не остановит это — потеряет Сашу окончательно.
Она достала телефон. — Саша, — сказала она, когда он ответил. — Нам нужно поговорить. Сегодня. Без мамы. Без оправданий. Только мы.
В тот вечер Лиза сидела на кухне, протирая влажной тряпкой стол, когда в коридоре раздался звук ключа в двери. Он не был громким, но для Лизы в тот момент он прозвучал как удар молнии. Саша вернулся домой.
Лиза быстро подняла голову, но в её глазах не было ни радости, ни надежды. Всё, что она ощущала, было тяжёлым и болезненным. Она подумала, что вот оно — всё на грани, всё, что строили годами, всё рушится, и вернуть это будет невозможно.
Саша, зайдя в кухню, бросил сумку на стул и посмотрел на неё с настороженностью. Он не был готов к встрече. Он, как и Лиза, не знал, что сказать первым.
— Ты сидишь в тишине. — Его голос был тихим, почти чужим. — Что-то случилось?
Лиза встала и вытерла руки об полотенце. Её тело было напряжено, она чувствовала, как мышцы скованы, как дыхание будто застыло в груди. Она собралась с силами, стараясь не показать, как сильно она переживает.
— Я всё знаю, Саша. — Слова вырвались неожиданно, громко, как удар по стеклу. — Мне твоя мать всё рассказала. Ты мне не доверяешь, ты хочешь развода. Ты… ты мне не нужен. Тебе со мной плохо.
Саша замер, его взгляд стал тяжёлым, словно он был зажат в ловушке, из которой не было выхода. Он был без сил. Его реакция была не той, которой Лиза ожидала. Он не стал кричать, не попытался оправдаться. Он просто стоял и молчал.
— Ты же сам говорил ей, что я плохая жена, что я не понимаю тебя, что я тебя не люблю, да? — Лиза продолжала, голос её дрожал от ярости и боли. — Ты рассказал ей всё, и теперь она всё выкладывает мне. Ты не сказал этого мне, но ты рассказал маме. Почему, Саша? Почему?
В его глазах было что-то такое, что Лиза не могла понять. Это была не злость, не агрессия, а пустота. Он не говорил ничего в ответ, но его взгляд говорил больше, чем слова. Он смотрел, но не видел её. И в этот момент Лиза осознала: он был готов к уходу. Они оба были готовы к этому. Но она была не готова к тому, что их отношения вот так просто оборвутся.
— Лиза, не начинай… — Его голос был усталый, почти шепот. — Ты не понимаешь. Ты не знаешь, что между нами было.
Она сделала шаг назад, её сердце забилось ещё быстрее, когда он заговорил.
— Что ты имеешь в виду? — её голос был холодным. — Что между нами было? Ты сказал матери, что я эгоистка, что я не думаю о тебе, что я не заботлюсь о тебе! И ты молчал, молчал, пока она не рассказала мне всё, что ты на самом деле обо мне думаешь.
— Ты не понимаешь, как мне тяжело. — Саша шагнул к ней, но Лиза отстранилась, не давая ему подойти ближе. — Ты не понимаешь, как сложно жить с женщиной, которая не замечает, что творится вокруг.
— Что это значит? — Лиза сжала кулаки. — Ты говоришь, что я не замечаю, а ты что заметил? Ты заметил, как я тяну на себе почти всю жизнь? Как я работаю, чтобы обеспечивать нас? Ты ведь сам мне говорил, что гордишься мной! Ты сам говорил, что я самая лучшая.
— И я горжусь, — его голос теперь звучал с лёгким раздражением, как будто он пытался найти слова, которые могли бы не причинить боли. — Но ты стала другой, Лиза. Ты изменилась.
Лиза молчала, она не могла понять, что он хотел сказать. Всё, что она слышала, всё, что она чувствовала, это было как крушение её собственной жизни, её мира, который она так долго строила. Думала, что он был её опорой, её другом, её единственным.
— Ты говоришь, что я изменилась? — она кивнула, ощущая, как слёзы подступают к глазам. — А ты? Ты что, не изменился? Где тот Саша, который был моим мужем, который поддерживал меня, который верил в нас?
Саша опустил голову и выдохнул. Он чувствовал, что ситуация выходит из-под контроля, что они оба — на грани. Он подошёл к окну, посмотрел в темноту и вздохнул.
— Мы оба виноваты. — Его голос был почти не слышен. — Ты говоришь, что я изменился, но ты тоже стала другой. Ты перестала замечать меня. Ты начала только работать, только зарабатывать, только строить свою карьеру, а я оказался где-то на заднем плане.
Лиза замерла. Она не могла поверить своим ушам. Всё это время она думала, что он просто не замечает, как сильно она старается. Она думала, что он её поддерживает, а на самом деле… Он чувствовал себя одиноким.
— Ты думаешь, я не замечала? — с болью спросила она. — Ты думаешь, что мне всё равно, что ты чувствуешь?
Саша повернулся к ней, его лицо было смутно озарено тусклым светом лампы, и в его глазах появилась какая-то мягкость, как будто что-то наконец дошло до него.
— Я не знаю, Лиза. Может, я не говорю тебе всё, может, я молчу, но я не хочу разрыва. Я не хочу, чтобы всё закончилось. Но я не знаю, как это починить. Не знаю, как сделать так, чтобы мы снова стали теми, кем были раньше.
Лиза почувствовала, как её сердце сжалось. Это не были слова обиды, не были слова прощания. Это была искренняя растерянность, с которой она столкнулась впервые за три года брака.
— Ты же не хочешь, чтобы всё закончилось? — её голос стал мягче, тихим, почти испуганным. — Ты ведь не хочешь уходить?
Саша медленно подошёл к ней, его взгляд был мягким, но в глазах всё ещё читалась печаль.
— Нет, Лиза. Я не хочу уходить. Но я не знаю, как дальше жить с этим чувством, что мы не вместе, что мы потеряли друг друга. Мы так долго этого не замечали, что теперь… не знаю, как вернуть всё назад.
Она посмотрела на него, её глаза начали наполняться слезами, но она сдерживалась. Она не хотела показывать свою слабость. Её гордость не позволяла.
— Я тоже не знаю, как вернуть всё назад, — прошептала она. — Но если мы не попробуем, то, может, правда всё будет разрушено.
Саша шагнул к ней и взял её за руку. Их пальцы переплелись, но что-то всё равно оставалось между ними — тонкая, почти незаметная, но ощутимая преграда. Они стояли так, молча, и казалось, что время замерло, не зная, что будет дальше.
— Давай попробуем, — сказал Саша. — Давай попробуем, Лиза. Но только если ты по-настоящему хочешь этого. Если мы оба будем готовы работать над нами, а не только над собой.
Лиза посмотрела ему в глаза и кивнула.
— Я готова. Но это будет трудно.
— Да, это будет трудно, — тихо ответил он. — Но если мы будем честны друг с другом, если не будем скрывать ничего, может, у нас получится. Может, мы сможем стать теми, кем были.
Они молчали, и хотя слова не были сказаны, они оба знали, что это был момент, когда что-то начало меняться. Но в глубине души каждый из них понимал — их жизнь уже никогда не будет прежней.