Алена сидела на кухне, в своём любимом кресле с потёртыми подлокотниками, и бездумно мешала ложкой остывающий чай. На плите тихо шипел чайник, как будто тоже слушал их разговор и готовился свистнуть в нужный момент. Илья, её муж, раскинулся на табурете напротив, как барин. Нога на ногу, футболка помятая, волосы слипшиеся — с утра даже голову не помыл. На столе перед ним — тарелка с макаронами, которую он ковырял вилкой с видом жертвы режима.
— Я тебе говорю, Лён, стиралка ещё поработает, — Илья затянулся сигаретой и выпустил дым в окно. — Не надо сейчас влезать в кредиты. Я вообще думаю, что телефон мне важнее. Ну сколько можно с этим старым кирпичом ходить? Люди смеются.
Алена медленно подняла глаза от чашки и посмотрела на мужа.
— Ты серьёзно сейчас? — голос её был спокойным, но уголок губ дёрнулся. — У нас стиралка через раз запускается. Вчера опять бельё в тазике полоскала, как в девяностые. А ты про телефон.
— А что? — Илья пожал плечами. — Нормальные пацаны ходят с нормальными телефонами. Работа, связи. Ты сама хочешь, чтобы я нормально зарабатывал? Или пусть у меня кнопочный будет, и всё — “алло, это Илья, у меня нет вай-фая, сорян”?
Алена усмехнулась и откинулась на спинку кресла.
— Работать — это мозгами, а не айфоном. Если ты ещё не понял.
— Да ты ничего не понимаешь, — Илья отмахнулся, снова уткнувшись в тарелку. — У меня знакомый взял тринадцатый айфон, так у него клиенты сразу по-другому пошли. Видят, человек при статусе.
Алена сжала ложку так, что побелели пальцы.
— У твоего знакомого мозги есть. А у нас деньги уходят только в твои “статусы”. Две пары кроссовок за месяц — это что, тоже для клиентов?
Илья нахмурился, но промолчал.
— Слушай, — Алена сделала глубокий вдох, стараясь не сорваться. — У меня зарплата не резиновая. У тебя твоя “работа” — три заказа за неделю. На мои деньги живём, и ты ещё качаешь права, что тебе телефон нужен. А мне — стиралку, чтобы хоть носки не руками тереть.
— Ну и терпи, — буркнул он. — Ты же женщина, у вас терпения больше.
У Алены в груди что-то хрустнуло. Она поставила чашку на стол так резко, что чай расплескался.
— Это ты сейчас серьёзно сказал?
— А что такого? — Илья попытался улыбнуться, но вышло криво. — Я же шучу.
— Нет, Илюш, — Алена покачала головой. — Ты не шутишь. Ты уже давно всё на полном серьёзе.
Они замолчали. Только чайник наконец зашипел громче и взорвался истеричным свистом, как будто ставил точку в их споре.
Алена потом ещё весь день ходила с этим разговором в голове. Вроде ерунда: ну что такого — один хочет телефон, другая — стиралку. Но это же не про технику. Это про всё. Про то, что он живёт как мальчишка, а она тащит семью. Про то, что у него всегда “хочу”, а у неё всегда “надо”.
Когда они поженились два года назад, ей казалось — вот он, мужчина мечты: заботливый, весёлый, обещал горы свернуть. Да и возраст вроде подходящий — тридцать два, не мальчик. А по факту — подросток с паспортом.
И самое обидное — она его любила. Ну правда. Хотела с ним детей, дом, обычное женское счастье. А теперь вот — сидит и думает: не ребёнка она себе в мужья взяла?
Вечером всё продолжилось. Илья вернулся домой злой — видно, с другом встретился, тот тоже пожаловался на “бабу-жадину”.
— Слушай, — начал он с порога, даже ботинки толком не снял. — Я тут подумал. Давай раздельный бюджет вести. Твои деньги — твои, мои — мои.
Алена обернулась из кухни, где жарила картошку.
— Это что ещё за новости?
— Ну а что? — Илья бросил рюкзак на диван и развалился рядом. — Я устал, что ты меня вечно контролируешь. Купил я кроссовки — уже допрос. Захотел телефон — скандал. Давай проще: я зарабатываю — трачу на себя. Ты — на себя.
Алена выключила плиту и подошла к нему. Руки в бока, лицо каменное.
— То есть продукты, коммуналку, ремонт — всё это кто оплачивать будет?
— Ну, ты же больше зарабатываешь, — Илья усмехнулся. — Логично, что ты.
У Алены на секунду потемнело в глазах.
— Ага, а ты на мои деньги будешь в телефоны играть и в пивнухе сидеть?
— Да я для нас стараюсь! — вскинулся он. — Я ищу себя, понимаешь? У меня планы, проекты, я раскручу бизнес…
— Ты два года всё “раскручиваешь”! — перебила Алена, голос дрогнул. — Только пока из твоего “бизнеса” — ноль.
Он встал, навис над ней.
— Знаешь что, — прошипел, — если тебе так плохо, можешь жить сама.
— Да ты уже и так сам живёшь, — Алена не отступила. — Только за мой счёт.
Они смотрели друг на друга, как два бойца перед дракой. И первым не выдержал он. Резко развернулся, хлопнул дверцей шкафа так, что посуда задребезжала, и ушёл на балкон с телефоном.
Алена осталась стоять посреди комнаты. И впервые за эти два года отчётливо поняла: это не просто ссора. Это начало войны.
И вечером она поймала себя на странной мысли: ей уже не обидно. Ей злость теплее обиды.
Алена с самого утра ходила по квартире, как тигрица в клетке. На работу идти не хотелось: мысли крутились только вокруг вчерашнего разговора. Раздельный бюджет, понимаешь ли. “Я на себя, ты на себя”. Ага. На себя — это на его молоденьких девочек из бара, которых он любит угощать коктейлями.
Кофе стыл на столе, телефон звонил от коллег, но Алена не брала. Она смотрела на стиральную машину, которая, как назло, опять моргала красной лампочкой, и думала: это знак. Всё. Хватит.
И тут дверь хлопнула: Илья вернулся.
— Привет, хозяйка, — протянул он с кривой улыбкой. На нём была чистая футболка, дорогие кроссовки, волосы уложены. — Угадай, где я был?
Алена скрестила руки.
— Опять у своего “делового партнёра”?
— Да. — Илья снял рюкзак и поставил в угол. — Мы с ним тут кое-что обсудили… Короче, слушай. У меня идея. Надо вложиться в проект, и потом пойдут деньги рекой.
— Снова? — Алена даже не стала скрывать сарказм. — Сколько можно?
— Не перебивай! — рявкнул он. — Слушай внимательно. Нам надо только начальный капитал. Идеально, если ты возьмёшь часть с наследства. Всё равно оно у тебя скоро будет.
Алена почувствовала, как кровь прилила к щекам.
— Это ты про квартиру родителей? — голос её сорвался. — Ты в своём уме?
— А что такого? — Илья пожал плечами. — У тебя всё равно другого наследника нет. Лучше сразу пустить деньги в оборот.
— В оборот?! — Алена шагнула к нему ближе, руки дрожали. — В твои “гениальные идеи”? Нет, милый. Эти деньги — моя подушка безопасности.
Илья скривился.
— Подушка безопасности… Ты же сама хочешь ребёнка. С ребёнком деньги всё равно уйдут.
Алена резко замолчала. Он ударил в самую больную точку. Она действительно хотела ребёнка, но Илья умел этим играть, как картой в покер.
— Ты… — прошептала она, — ты даже это готов использовать?
Он не ответил. Только отвернулся, как будто разговор окончен.
Днём Алена пришла домой раньше обычного. И сразу почувствовала запах. Тонкий, сладкий, чужой. Женские духи. На столике в прихожей лежала помада — явно не её.
Алена застыла. Потом медленно прошла в спальню. Постель смята. На тумбочке стояла кружка с недопитым кофе.
Она села на край кровати и несколько минут смотрела в одну точку. Потом встала и пошла на кухню.
Через час, когда Илья вернулся, чемодан уже стоял в прихожей. Его.
— Это что ещё за цирк? — он уставился на чемодан, потом на жену.
— Цирк — это когда ты приводишь бабу в мою квартиру, — Алена говорила тихо, но каждое слово било, как молотком. — А теперь — вещи собраны, дверь там.
— Да ты с ума сошла! — Илья всплеснул руками. — Это моя квартира тоже!
— Нет, милый, — Алена показала на документы, разложенные на столе. — Квартира оформлена на меня. Ты тут — никто.
Илья шагнул к ней, схватил за локоть.
— Ты вообще понимаешь, что делаешь? — глаза его блестели злостью. — Ты мне жизнь ломаешь!
Алена выдернула руку.
— Нет, Илья. Это ты сам себе всё сломал.
Они стояли в коридоре лицом к лицу. Он дышал тяжело, как зверь, готовый к броску. Но она не дрогнула.
— Вещи — там, — повторила она. — Дверь — там.
Илья матернулся, пнул чемодан и ушёл, хлопнув дверью так, что дрогнули стены.
Алена закрыла дверь на все замки и впервые за долгое время почувствовала странное облегчение.
Но вечером он вернулся. С цветами, с виноватой улыбкой, с “давай поговорим”.
— Ты что, реально хочешь всё разрушить? — почти умоляюще сказал он. — Ну оступился я, ну с кем не бывает… Ты же знаешь, я тебя люблю.
Алена молча смотрела на него, и вдруг почувствовала: она больше не верит. Ни одному слову.
— Уходи, Илья, — сказала она тихо, но твёрдо. — Всё кончено.
— Ты ещё пожалеешь, — процедил он сквозь зубы. — Без меня ты никто.
— Посмотрим, — ответила Алена и закрыла за ним дверь.
Ночь она провела без сна. В голове крутились его слова. “Наследство”. “Ребёнок”. “Без меня ты никто”.
Алена понимала: это только начало. Он так просто не уйдёт.
Алена ожидала, что после того, как выставила Илью с чемоданом, наступит затишье. Хоть какое-то. Но у таких, как он, затишья не бывает. Они всегда возвращаются — или сами, или через “друзей”, или через мамочку, которая “знает, как правильно жить”.
Через неделю он явился снова. Уже не с цветами и извинениями, а с бумажками.
— Вот, — бросил он на стол кипу бумаг. — Мы с юристом посмотрели: половина квартиры — моя. Мы же в браке.
Алена взяла документы, пролистала. Внутри всё кипело от несправедливости, но голос её был спокоен:
— Ты что, совсем не читал закон? Квартира куплена до брака, оформлена на меня. Тебе тут ничего не светит.
Илья покраснел, как рак.
— А если ребёнок будет? — выстрелил он. — Тогда я как отец имею право на жилплощадь.
Алена медленно отложила бумаги и посмотрела прямо ему в глаза.
— Ребёнок у меня будет. Но точно не от тебя.
Тишина. Секунду он просто стоял с открытым ртом, потом резко вскочил, опрокинув стул.
— Да кто ты без меня?! — заорал он. — Кому ты нужна?
Алена встала, подошла к двери и широко её распахнула.
— Уходи, Илья. Сейчас.
Он попытался схватить её за руку, но она резко оттолкнула его.
— Я подала на развод, — сказала она. — И ты больше сюда не войдёшь.
Илья рявкнул что-то нечленораздельное, выскочил и хлопнул дверью.
Алена стояла, прислонившись к косяку, и вдруг ощутила — не пустоту, а силу. Как будто огромный груз наконец-то свалился с плеч.
Через месяц всё было закончено официально. Развод, печати, подписи. Судья даже не стала долго рассматривать: у Ильи не было ни права на квартиру, ни доказательств.
Алена вышла из здания суда с папкой документов под мышкой и вдохнула морозный воздух. Чистый, свежий, свободный.
Она улыбнулась. Впервые за долгое время — искренне.
Она больше не была “женой Ильи”. Она снова стала собой.
И самое главное — теперь в её доме никто не имел права диктовать, как ей жить.
И если кто-то попробует — она выгонит. Без разговоров.