— Ты опять посуду не домыла! — голос Ильи раздался из кухни, будто выстрел.
Маргарита вздрогнула. Только вернулась с работы, даже сумку толком не поставила, а он уже нашёл, к чему придраться.
— Я мыла, — спокойно ответила она, снимая пальто. — Просто сковорода потемнела, не оттирается.
— Не оттирается? — Илья громко хмыкнул. — Значит, плохо мыла. Ты хоть раз нормально что-то доводишь до конца?
Он стоял у мойки — в футболке и домашних шортах, с недовольным лицом, словно перед ним не жена, а подчинённая.
— Хватит орать, — тихо сказала Маргарита, — я устала. День адский был.
— А мне, по-твоему, не тяжело? — он повысил голос. — Я с утра на ногах, начальник мозг выносил, а дома бардак и грязная посуда. Нормальная жена сначала порядок наведёт, потом отдыхает.
Маргарита глубоко вдохнула, сдерживая злость. “Нормальная жена” — эта фраза звучала у него всё чаще.
— Посуду помою, — выдохнула она, проходя мимо.
— Не потом, а сейчас, — упрямо повторил Илья.
Она остановилась, развернулась, посмотрела прямо ему в глаза. — Тебе, Илья, не кажется, что ты перегибаешь? Я не служанка.
Он усмехнулся, медленно вытирая руки полотенцем. — Да что ты, Марго. Просто я хочу, чтобы в доме был порядок. Это же не прихоть. Женщина отвечает за уют, это естественно.
— А я зарабатываю неестественно, да? — резко спросила она. — Или мой вклад в ипотеку не считается?
— Да при чём тут деньги! — раздражённо махнул он рукой. — Просто у каждой семьи должны быть роли. Мужчина — добытчик, женщина — хранительница. Ты же сама знала, за кого выходишь.
Маргарита горько усмехнулась. Знала. Только не думала, что “добытчик” будет добывать не деньги, а повод для скандала.
Год назад всё было иначе. Они тогда жили на съёмной, экономили буквально на каждом походе в магазин. Илья был внимательным, даже мягким. Маргарита помнила, как он носил ей кофе в постель и говорил: — Потерпи, ещё немного, купим свою квартиру — и всё наладится.
И купили. Правда, именно она выбила ипотеку, оформила на себя, платила больше. И теперь этот факт висел в воздухе, как камень — не на шее, но где-то рядом, постоянно мешая дышать.
Сначала всё шло хорошо. Но после переезда Илья будто сменился. Начал говорить, что “всё слишком по её правилам”. Сначала мелочи — какие шторы повесить, какую посуду купить, а потом полезло и глубже: что надеть, когда возвращаться с работы, с кем общаться.
Вечером, когда она всё же вымыла сковороду и закончила с ужином, он устроился на диване с ноутбуком. Телевизор тихо бубнил.
— Кстати, мама завтра придёт, — бросил он как ни в чём не бывало.
— Снова? — Маргарита обернулась. — Мы же виделись позавчера.
— И что? — он пожал плечами. — Мама хочет помочь.
— Помочь чем? — Маргарита невольно усмехнулась. — Проверить, правильно ли я пыль вытираю?
— Не начинай, — Илья раздражённо щёлкнул крышкой ноутбука. — Она старается, а ты её постоянно воспринимаешь в штыки.
— Потому что она приходит без звонка и ведёт себя, как хозяйка!
— А ты думаешь, она обязана спрашивать разрешение, чтобы к сыну зайти? — в голосе зазвенел металл.
Маргарита почувствовала, как в груди сжалось. — К сыну — пожалуйста. Но не ко мне домой.
— Наш дом, — подчеркнул он. — Или ты опять хочешь напомнить, чья фамилия в документах?
Маргарита замолчала. Тема квартиры всегда заканчивалась скандалом.
На следующий день, едва она вернулась с работы, услышала знакомый голос из кухни: — Маргариточка, добрый вечер! Как день прошёл?
Лариса Петровна стояла у плиты, мешала суп и смотрела на неё тем самым взглядом, от которого у Маргариты под кожей ползли мурашки — холодные, липкие.
— Спасибо, всё нормально, — натянуто улыбнулась Маргарита, поставила сумку. — Вы, как я вижу, уже здесь.
— Конечно. Надо же Илюшке помочь. У него завал на работе, а тут — беспорядок, — сказала свекровь, не оборачиваясь. — Я немного прибрала.
— У нас был порядок, — сухо ответила Маргарита.
— Ну, порядок — понятие растяжимое, — пропела Лариса Петровна. — Я просто привыкла, чтобы всё блестело. Женщина ведь должна радовать глаз мужа.
Маргарита опёрлась на дверной косяк. — Лариса Петровна, я понимаю, вы хотите как лучше, но всё-таки я хозяйка здесь.
Свекровь обернулась и посмотрела на неё долгим, оценивающим взглядом. — Знаешь, милая, хозяйка — это не тот, у кого бумаги, а тот, кто умеет держать дом в порядке.
В этот момент из комнаты вышел Илья. — Что случилось? — спросил он, притворяясь, будто не слышит.
— Ничего, сынок, — спокойно сказала мать. — Просто обсуждали, как правильно распределить обязанности.
— Ага, — хмыкнула Маргарита, — то есть как правильно мной командовать.
— Не начинай, — устало бросил Илья. — Мама права, надо же как-то организоваться.
— Организоваться? — Маргарита шагнула ближе. — Или подстроиться под вашу “иерархию”?
Лариса Петровна фыркнула. — Молодые сейчас все какие-то… гордые. Думают, если деньги зарабатывают, то можно спорить с мужем. А в семье должно быть одно мнение — мужское.
— Ладно, хватит, — резко оборвала Маргарита. — Я не собираюсь выслушивать лекции.
Она взяла чашку, налила себе чаю, руки дрожали. Илья и мать переглянулись.
— Вот видишь, сынок, — тихо сказала Лариса Петровна. — Не уважает.
— Да что ты, мама, — вздохнул он. — Она просто устала.
Маргарита резко поставила чашку на стол, чай плеснулся через край. — Не надо за меня говорить, Илья. Я прекрасно могу ответить сама.
— И отвечаешь ты, кстати, всё чаще, — язвительно сказал он. — Может, пора научиться сдержанности?
— Может, пора тебе научиться уважению?
Повисла тишина. Даже телевизор, казалось, замер.
Ночью Маргарита долго лежала без сна. В потолке отражались блики от машин за окном. Она думала, как быстро всё пошло под откос. Ещё год назад они мечтали о будущем, о ребёнке, а теперь — каждый разговор превращался в бой.
“Когда я стала ему чужой?” — думала она. — “Когда он стал смотреть на меня, как на проблему?”
И в этой тишине, когда Илья уже спал, Маргарита впервые поймала себя на мысли: она не счастлива. Совсем.
Утром всё началось заново. — Ты не гладила рубашку, — сообщил Илья, выходя из ванной.
— Я вчера до ночи с отчётом сидела, — ответила Маргарита. — Возьми другую, чистая лежит.
— Мне нужна именно синяя. Я в ней встречу веду.
— Тогда сам погладь, — сказала она, не отрываясь от чашки.
Он остановился, глядя на неё так, будто она его оскорбила. — Сама? Ты вообще слышишь, что говоришь?
— Слышу. Я не домработница.
— Нет, ты просто ленивая.
Эти слова резанули больнее, чем удар. Маргарита почувствовала, как кровь приливает к лицу.
— Ты… — начала она, но осеклась. — Знаешь, Илья, иногда мне кажется, что ты женился не на человеке, а на функции.
Он бросил взгляд через плечо, зло усмехнулся: — А ты всё ещё думаешь, что брак — это сказка?
На работу Маргарита поехала в гробовом молчании. В метро смотрела в окно и думала, как всё стало тесно. И в квартире, и в жизни, и внутри себя. На работе всё валилось из рук. Коллега Светка заметила:
— Марго, ты чего такая? С мужем опять?
Маргарита вздохнула. — Он стал каким-то другим. Как будто ему всё не так. Всё раздражает — я, дом, даже то, как я дышу.
— Может, любовница? — спросила Светка тихо.
— Не знаю, — честно ответила Маргарита. — Но если и нет, то всё равно ощущение, что я живу с чужим человеком.
Она говорила это, а сама чувствовала, как горло сжимается. Страшно было не то, что он мог изменить, а то, что он изменился.
Вечером Лариса Петровна снова пришла. На этот раз — с намерением “обсудить серьёзный вопрос”.
— Мы тут с Илюшей подумали, — начала она с порога, — правильно будет, если квартиру оформите на обоих.
Маргарита застыла. — Простите, что?
— Ну, ты же теперь замужем. Неправильно, когда жильё только на жену. Семья — это общее.
— Квартира куплена до брака, — спокойно сказала Маргарита. — И выплачиваю я.
— Это неважно, — вмешался Илья. — Просто юридически будет правильнее.
— Правильнее для кого? — спросила Маргарита.
— Для нас, — коротко ответил он.
Тогда она поняла: всё зашло слишком далеко. Не просто ссоры. Это уже вторжение — в её жизнь, в её границы, в её собственность.
— Нет, — сказала она твёрдо. — Я ничего не переоформлю.
— Не упрямься, — сжала губы свекровь. — Семья — не место для “моё” и “твоё”.
— А у вас, Лариса Петровна, наверное, всё было “моё”, когда вы замуж выходили? — холодно спросила Маргарита.
Лариса Петровна побледнела, Илья резко поднялся.
— Хватит! — рявкнул он. — Не смей так говорить с моей матерью!
Маргарита стояла, не двигаясь, чувствуя, как что-то внутри неё ломается — тихо, но окончательно.
— А ты не смей позволять ей унижать меня, — тихо сказала она.
Он смотрел на неё долго, потом медленно произнёс: — Ты перестала быть нормальной женой.
— А ты — человеком, — ответила Маргарита.
В комнате снова повисла тишина.
— Подай на развод, если смелости хватит, — сказал Илья спокойно, будто речь шла не о жизни, а о списке покупок.
Маргарита сидела на краю кровати. Голос мужа звучал где-то сбоку, глухо, с металлическим привкусом. Она не подняла глаз.
— Уже подала, — произнесла тихо.
Он замер. — Что?
— Сегодня. С утра.
— И даже не сказала? — голос стал выше, в нём появилась угроза. — Вот так, молча, за спиной?
Маргарита подняла голову, встретила его взгляд. — А ты когда-нибудь спрашивал, что я чувствую? Когда унижал, при мамочке, когда кричал? Тогда тебе не нужно было моё согласие.
Илья шагнул ближе, опёрся ладонями о стену, будто сдерживая себя. — Думаешь, без меня проживёшь? — спросил тихо, но в этом “тихо” было страшнее, чем в крике.
— Проживу, — ответила она. — Я уже жила без тебя. И, честно говоря, было легче.
Он зло рассмеялся. — Смешно. Ты же не способна одна. Даже лампочку поменять зовёшь меня.
— Потому что раньше хотела, чтобы ты чувствовал себя нужным. Но, как видишь, зря.
— Ты неблагодарная, — прошипел Илья. — Я всё для тебя делал!
— Ты делал всё для того, чтобы мной управлять.
После этого разговора началась холодная война. Они жили под одной крышей, но будто в разных измерениях. Общались только по делу — счета, покупки, мелкие бытовые вопросы.
Маргарита старалась уходить раньше, возвращаться позже. Вечерами сидела на кухне, пила чай, уставившись в окно. Город за стеклом жил своей жизнью — яркой, шумной, чужой.
Иногда она ловила себя на мысли, что просто ждёт — не день, не месяц, а момента, когда всё это закончится.
Свекровь, узнав о заявлении, пришла уже на следующий день. Без звонка, как всегда.
— Это ты всё устроила, — сказала с порога. — Развод. Позор на всю семью.
Маргарита не поднялась с дивана. — Я не собираюсь жить с человеком, который считает меня мебелью.
— Да ты просто испорченная эмансипацией девка! — рявкнула Лариса Петровна. — Думаешь, раз работаешь — можешь командовать мужем?
— Нет, — спокойно ответила Маргарита. — Я просто хочу уважения.
— Уважения надо заслужить, — процедила та.
Маргарита медленно поднялась. — Я заслужила. Тем, что терпела всё это больше года.
Свекровь хлопнула дверью.
Судебная волокита тянулась, как сырая нить. Илья не хотел уходить из квартиры — говорил, что “ждать решения”. Первые недели Маргарита ходила на работу с красными глазами. Коллеги молчали, только Светка иногда приносила кофе и тихо говорила: — Всё пройдёт, Марго. Только держись.
Дома же — тишина. Молчание, звенящее, как стекло. Они делили пространство, но не жизнь. Она стирала свои вещи отдельно. Готовила себе. Закрывала спальню изнутри.
Однажды вечером, когда Маргарита вернулась поздно, Илья сидел на кухне. Перед ним — бутылка виски, почти пустая.
— Поздравляю, — сказал он, не поднимая головы. — Суд назначил дату.
Она сняла пальто, не ответила.
— Думаешь, я проиграл? — поднял он мутный взгляд. — Ошибаешься.
— Мне не важно, кто выиграл, — устало произнесла она. — Главное, что всё закончится.
— Ничего не заканчивается, Марго. Квартира — общая, я ещё поборюсь.
Она посмотрела на него долгим, тяжёлым взглядом. — Борись. Только потом не удивляйся, если суд увидит, с кем я жила.
Он замер. — Это угроза?
— Нет. Просто правда.
Через неделю он принёс домой букеты — один, второй, третий. Словно начал новую игру. — Давай всё начнём заново, — говорил. — Без ссор, без скандалов.
— Ты не меняешься, — ответила она. — Просто делаешь вид.
— Нет, правда! — Илья сел рядом, взял её за руку. — Я всё понял. Я был неправ. Просто хотел, чтобы всё было идеально.
Маргарита отняла руку. — Идеально — это не значит по-твоему.
— Дай шанс, — прошептал он. — Мы же семья.
— Нет, Илья, мы проект. Неудавшийся.
Он долго сидел молча, потом тихо сказал: — Ты пожалеешь.
— Возможно. Но лучше пожалеть о решении, чем всю жизнь — о бездействии.
День суда был серым. Морось, холод, очередь у входа. Маргарита стояла рядом с адвокатом, держала документы. Илья — в стороне, с матерью. Та смотрела на неё с тем самым выражением, где презрение и жалость смешались в одно.
Когда судья зачитал решение, у Маргариты дрогнули руки. Всё — официально. Брак расторгнут.
Илья даже не подошёл. Просто развернулся и вышел, мать за ним.
А она стояла, словно всё ещё не верила. Мир стал другим — пустым, но лёгким.
Вечером она вернулась домой. Тишина. В квартире пахло сыростью и свободой. На полу — коробки, часть вещей Ильи уже исчезла. Остальное он обещал забрать позже.
Маргарита прошла по комнатам. Коснулась стола, стен, занавесок. Всё казалось непривычным — будто дом впервые начал дышать.
Она поставила чайник, присела на подоконник. Город за окном жил, как ни в чём не бывало. Светофоры, машины, люди. А у неё впервые за долгое время не дрожали руки.
Через пару недель он всё-таки пришёл — за вещами. Без слов прошёл в комнату, собрал сумки. — Не скучаешь? — спросил на прощание, не глядя.
— Нет, — честно ответила Маргарита.
Он усмехнулся. — Всё равно без меня никого не найдёшь.
Она посмотрела прямо ему в глаза. — Может, и не найду. Зато не потеряю себя.
Он хотел что-то сказать, но промолчал. Взял сумки, вышел. Дверь закрылась, и в квартире стало тихо. Настояще.
Первое утро после его ухода было странным. Маргарита проснулась от солнца. Не от голоса, не от шума — от света. Пошла на кухню, налила кофе, села за стол. Впервые за долгое время ей не нужно было торопиться.
На подоконнике стоял цветок, который она давно не поливала — листья поникли, но не умерли. Она достала лейку, полила, улыбнулась.
— Выживем, — тихо сказала, сама себе.
Месяц спустя она привыкла к одиночеству. Стало спокойно. Иногда звонила мать, спрашивала: — Как ты там, доча? Не скучно одной?
— Нормально, — отвечала Маргарита. — Я себя слышу. Это лучше, чем слушать упрёки.
На работе дела пошли в гору. Ей доверили проект, впервые за долгое время она чувствовала, что справляется. Без чужих команд и приказов.
Иногда, вечером, возвращаясь домой, она видела парочки на улице, смеялась про себя. Не завидовала. Просто смотрела, как люди проходят свои круги — те, через которые она уже вышла.
Однажды пришло письмо. От Ильи. Короткое:
“Прости. Я был не прав. Если захочешь — поговорим.”
Она долго смотрела на экран. Потом удалила. Без злости, без сожаления. Просто поставила точку.
Зимой она перекрасила стены в спальне. Сняла старые фото, купила новые шторы. Сосед снизу помог установить полку. Смех, запах краски, музыка — жизнь возвращалась.
Иногда ей казалось, что в этой квартире осталась только тень того, что было. Но с каждым днём тень бледнела.
И в какой-то момент Маргарита поняла: всё это — не конец, а начало. Пусть позднее, чем хотелось. Пусть с шрамами. Но — настоящее.
Она стояла у окна, смотрела, как падает снег. В чашке остывал кофе. На улице кто-то смеялся, кто-то ругался, кто-то спешил. А она просто стояла и дышала.
И впервые за долгое время не ждала никого. Потому что уже была дома.