— Ты хочешь сказать, что твоя жена купила себе сапоги за тридцать тысяч и даже не посоветовалась с тобой?! — Таисия Николаевна аж побледнела, держа телефон у уха. — Толя, ты что, совсем обмяк, что ли? Она тебе теперь не жена, а начальница какая-то!
— Мам, ну не начинай, — устало ответил сын. — Её деньги — пусть покупает, что хочет. Я же не спрашиваю, зачем ты опять шторы новые повесила, когда старые были нормальные.
— Вот ещё! Не сравнивай! Шторы — это в дом, для уюта, а сапоги — прихоть чистой воды. Да и вообще, с каких это пор у вас всё порознь? Я думала, у вас семья, а не бухгалтерия какая-то!
— Мам, я тебе объяснял уже тысячу раз: пока я не устроюсь, у нас всё на ней держится. Ну неудобно мне считать её деньги. Не мужское это дело.
— Ой, ну скажешь тоже! А что тогда мужское? На диване валяться, пока жена в офисе пашет? — вздохнула Таисия Николаевна, опускаясь на табуретку у окна. — Нет, Толя, я всё понимаю, времена тяжёлые, но женщина, если чувствует, что муж в яме, должна его, наоборот, подбодрить, а не ногой туда же толкать.
— Мам, не утрируй. Мы нормально живём. Просто она упрямая. Да и я не подарок.
— Ну хоть одно признал, — съязвила мать. — Только я тебе вот что скажу: если женщина слишком много себе позволяет, потом обратно её не вернёшь. Уж я по себе знаю. Твоя покойная бабка так с дедом и жила — он всё «пусть, мол, женщина порулит». Так и дорулила — без копейки в старости остался, всё на тётькины шмотки ушло.
Толик усмехнулся, но без веселья. Оксану он любил, да, но в последнее время между ними тянулась какая-то нитка, натянутая до звона. Любое слово — искра. Любой ужин — с претензиями.
Он ещё недавно радовался, что жена карьеру сделала: начальница отдела, зарплата приличная, даже премию выдали — почти сто тысяч. Но радость продержалась ровно до того момента, пока мать не спросила, поможет ли им Оксана с поездкой к родственникам в Тверь. Он, не подумав, пообещал. А теперь вот сидел и не знал, как выкрутиться.
Двор под окнами уже желтел листвой. Октябрь. В воздухе пахло печёными яблоками и мокрым железом. У соседей под балконом орал телевизор — какой-то политический ток-шоу. Таисия слушала сына и смотрела на тонкую полоску асфальта под окнами, где дети гнали мяч. Всё у них было наперекосяк — и у сына, и у неё.
Старик Пётр Степанович, муж её, молча читал газету в соседней комнате. Он давно понял: когда жена начинает разговор про «эту Оксану», лучше не встревать.
— И что теперь? — не выдержала она. — Мы, значит, не поедем к Лидке? Я ей уже сказала, что приедем. И не с пустыми руками, а с подарками. С ребёнком-то, всё-таки праздник у людей.
— Мам, я не говорил, что не поедете. Просто… может, попозже. Или поменьше трат.
— Ага, попозже. Через сто лет, может. Толик, ну ты мужчина или кто? Ты ей слово сказал, а теперь отыгрываешь назад, как мальчишка!
Толик замолчал. Он понимал, что мать права, но что толку? Оксана сказала категорично: «Мои деньги — мои решения». И попробуй с ней поспорь.
На следующий день Таисия всё-таки решилась. Позвонила невестке сама.
— Оксаночка, здравствуй, — голос её звучал нарочито мягко, но с ноткой льда. — Ты, наверное, уже знаешь, что мы с Петром хотели к Лидке съездить. Ну, праздник же, племяш родился. А у нас сейчас туговато, сама понимаешь…
— Здравствуйте, Таисия Николаевна. Понимаю, — сухо ответила Оксана. — Но помочь, к сожалению, не могу. У нас и так расходов выше крыши.
— Ну что ты, какие расходы? Ты же премию получила, Толя говорил! — попыталась улыбнуться свекровь.
— Получила, да. И уже потратила.
— Потратила? Так быстро? — у Таисии даже голос дрогнул. — На что, если не секрет?
— На себя, если честно. И на ребёнка. Новый осенний гардероб, ботинки, рюкзак в садик. Всё как обычно.
— Понятно, — медленно сказала Таисия. — А я-то думала, что у нас всё по-семейному. Помогаем друг другу… Ну да ладно. Не буду мешать.
— Таисия Николаевна, — неожиданно мягко сказала Оксана. — Я же не от злости. Просто я одна сейчас тяну всё. И квартиру, и ребёнка, и Толю. Я устала.
— Значит, сын тебе в тягость? — холодно оборвала мать. — Поняла. До свидания.
И бросила трубку.
Вечером дома Толик встретил её недовольное лицо.
— Звонила тебе мама, — сказала Оксана, не поднимая глаз от кастрюли. — И, между прочим, грубо себя вела.
— Мамы у нас все такие, — попытался пошутить он, но в ответ получил взгляд, от которого стало не по себе.
— Я тебе так скажу, Толя, — тихо сказала Оксана. — Если твоя мать ещё раз позволит себе вмешиваться в наши дела, я просто перестану с ней общаться. Мне своих нервов жалко.
— Она просто переживает, — неуверенно возразил Толик.
— Переживает? Да она вечно с претензиями! Всё ей не так: то я слишком работаю, то мало дома, то деньги не туда трачу. Ей бы в советское время вернуться, где муж — хозяин, жена — прислуга. Только жизнь другая уже.
— А ты не перегибай, — вспылил Толик. — Она старый человек, с ней по-другому нельзя.
— По-другому нельзя — это как? Терпеть хамство и унижения? Нет уж, спасибо.
Оксана выключила плиту, села за стол, скрестила руки.
— И ещё, между прочим, — добавила она, — я деньги никуда не делала. Просто перевела их на вклад. Надо хоть что-то копить, а то живём от зарплаты до зарплаты.
— Ты что, копишь от меня? — спросил Толик, не веря.
— А от кого ещё? От твоей мамы, что ли? — усмехнулась Оксана. — Я коплю на будущее. На нормальную жизнь, без скандалов и упрёков.
Таисия Николаевна в ту ночь не спала. Всё крутила в голове разговор с невесткой. «На себя потратила… устала она, видите ли… А я, значит, не уставала, когда троих поднимала, когда на заводе по двенадцать часов, а потом ещё дома стирай-гладь-готовь.»
Супруг Пётр ворочался рядом, недовольно бурчал:
— Ну что ты всё бубнишь, Тася? Оставь молодёжь, пусть сами разбираются.
— Да что ты понимаешь! — вспыхнула она. — Если невестка мужа не уважает, там и семья недолго продержится. Это ж закон природы!
— Закон природы у нас теперь — ипотека и кредитная карта, — вздохнул старик. — Другие времена, милая.
Анатолий тем временем сидел на кухне, пил чай из гранёного стакана и думал: «Мать давит, жена злится, работы нет. И кому вообще я нужен в этой истории?»
Телефон завибрировал — сообщение от матери:
«Не забудь, сынок, мужчина должен решать, куда и на что деньги уходят. Иначе потом поздно будет.»
Он закрыл экран и уставился в окно. Серые облака тянулись низко над крышами, будто тоже устали.
Через два дня мать всё-таки пошла дальше — позвонила сестре Лидии.
— Лидка, слушай, у нас небольшие трудности… не получится, наверное, приехать.
— Тася, да ты что! Мы же всех ждали! Ты посмотри, как Серёжка-то обрадуется!
— Да я бы и сама рада, только вот невестка наша… — начала она осторожно. — Зажала премию, представляешь? Даже сыну не сказала, куда делась. Всё себе, всё себе!
— Эх, Тася… ты же знала, что она такая, — вздохнула Лидия. — Городские они все теперь такие. Не то что мы.
— Ну ладно, ладно, не осуждай, — вздохнула Таисия. — Только если получится, пришли нам немножко, хоть на билеты. Потом вернём.
Лидия смеялась: — Ты ж сама у нас экономист! Всё у тебя по статьям расписано. Ладно, пришлю, не обеднеем. Только приезжай, без тебя праздник не праздник.
Оксана тем временем сидела в маршрутке после работы, смотрела в окно на потемневший город. Лампы отражались в мокром асфальте, люди шли, закутавшись в куртки. Она думала о том, что всё как будто не по плану: Мечтала — семья, любовь, уют. А получила вечное чувство вины — перед мужем, перед свекровью, перед собой.
Телефон зазвонил — снова Таисия. Оксана вздохнула и нажала «игнорировать». Хватит.
На следующей неделе конфликт выстрелил с новой силой. Таисия пришла без предупреждения. Дверь открыла Оксана — в халате, с ребёнком на руках.
— О, а я смотрю, ты к нам как к себе домой, — сказала она холодно.
— А как иначе? Я мать, между прочим, — гордо ответила Таисия. — Не чужая какая-то.
— Ну, проходите, раз уж пришли. Только я вас предупреждаю: ругаться не будем. Я устала.
— А я устала смотреть, как ты моего сына по миру пускаешь! — выпалила свекровь. — Ты его совсем без уважения оставила.
— Таисия Николаевна, вы ошибаетесь. Просто времена изменились. Уважение — это не когда жена слушается, а когда оба стараются.
— Стараются! Да он у тебя месяцами без дела сидит! И ты ещё хвалишься!
— А вы, простите, что предлагаете? Чтобы я его на руках носила и благодарила, что не пьёт? — сорвалась Оксана.
— Ты не женщина, ты командирша какая-то! — Таисия покраснела. — У таких семьи не держатся!
— А у таких, как вы, — дети не взрослеют! — бросила Оксана.
Толик вышел из комнаты, стоял между ними, как между двух огней.
— Всё! — крикнул он. — Хватит! Я не хочу больше этих разговоров!
Женщины замолчали. В воздухе висел запах сгоревшего ужина и обиды.
Позже, уже ночью, когда все разошлись по углам, Толик тихо подошёл к Оксане.
— Может, поедем всё-таки к Лидке? Просто вместе. Без этих… сцен.
— Поедем, если сам заработаешь, — ответила она спокойно. — Я устала быть кошельком для всех.
Толик молча кивнул. А утром впервые за долгое время включил ноутбук и отправил десяток резюме.
Прошло две недели. Оксана нашла в почтовом ящике конверт без обратного адреса. Внутри — две тысячи и записка:
«На подарок малышу. От бабушки.»
Она долго смотрела на бумажку, потом положила обратно в конверт и убрала в ящик. Деньги она не взяла. Но вечером всё же набрала номер:
— Таисия Николаевна, спасибо. Я видела конверт. Только вы зря. У нас всё в порядке.
— Да ладно тебе, — устало сказала свекровь. — Я просто хотела, чтоб ты знала: я не враг. Просто люблю сына. Слишком, наверное.
— А я его тоже люблю. Просто по-своему, — ответила Оксана. — Мы все слишком любим, только по-разному. Вот и ссоримся.
— Может, и так, — сказала Таисия. — Может, и правда.
Анатолий в тот вечер вернулся с каким-то новым выражением лица. — Взяли, — сказал он. — На работу. Настоящую.
Оксана улыбнулась. — Ну вот, видишь, — сказала она тихо. — Теперь всё будет по-другому.
Но где-то глубоко внутри оба знали: по-другому — не значит проще.