— Ты что, хочешь меня похоронить раньше времени? — голос Людмилы Ивановны звучал так, будто речь шла о конце света. — У меня юбилей, шестьдесят лет, между прочим. А ты даже не можешь принять у себя двадцать человек? Что за жена ты моему сыну?
Кристина сидела на краю кровати, кутаясь в старый махровый халат. Голова кружилась, тело ломило — температура держалась третий день после болезни. Она только что вышла с больничного, врачи запретили перегружать себя. Но кому это было интересно?
— Людмила Ивановна, я едва передвигаюсь по квартире, — тихо ответила она, стараясь не сорваться. — У меня нет сил. И денег у нас нет. Понимаете?
Свекровь фыркнула, закатив глаза.
— Деньги… всегда у вас денег нет! А я что, должна свой юбилей в подъезде отмечать? В кафе дорого, там обслуживание ужасное, да и атмосфера холодная. Зато у вас уютно. Тем более Кристина не работает уже месяц, пусть займётся полезным делом.
Максим, сидящий в углу комнаты, виновато посмотрел на жену. Он нервно теребил край свитера и, как всегда, молчал.
— Максим! — Кристина повернулась к нему. — Ты вообще собираешься что-то сказать? Это наша квартира. И я не обязана готовить на двадцать человек, когда еле хожу по дому!
Муж отвёл глаза.
— Ну, Крис… Мама права. Это всего один вечер. Ты же поправилась вроде бы, — проговорил он, словно оправдываясь за кого-то другого.
У Кристины перехватило дыхание.
— Поправилась? Я два дня назад лежала под капельницей! У меня руки дрожат, когда я чайник поднимаю! — голос сорвался на крик, в глазах защипало. — И ты думаешь, я должна бегать по магазинам, потом готовить, встречать гостей, обслуживать их?
Людмила Ивановна вскинула подбородок.
— Вот именно. Ты хозяйка в доме, жена моего сына. Женщина должна справляться. У тебя две руки, голова на плечах. Что за нытьё?
Слово «нытьё» больно резануло слух.
— Да что ты ноешь! — добавила она громче, будто добивая. — В наше время мы и работали, и праздники устраивали, и детей растили. Никто не жаловался.
Кристина почувствовала, как сердце сжалось.
Она попыталась вдохнуть глубже, но от обиды и бессилия в горле образовался ком. Силы спорить не было, но молчать — значит согласиться.
— Сколько вы планируете гостей? — наконец спросила она, чтобы выиграть секунду на размышления.
— Человек двадцать. Может, двадцать пять. Твои две комнаты вполне подойдут. Столы поставим буквой «П». Я список блюд уже составила, — свекровь достала из сумки блокнот, будто была уверена в согласии. — Селёдка под шубой, оливье, мясо по-французски, рулетики из баклажанов, пара салатов полегче. Тортик ты сама испечёшь?
— Я? — Кристина едва не рассмеялась. — Я даже чай заварить без сил. Какой торт?
— Значит, купим. Но лучше домашний. Магазинные все с химией, от них живот крутит. Да и стыдно гостей кормить магазинным. — Она повела глазами по комнате, словно примеряясь, куда поставить гостей.
Кристина не выдержала и поднялась с кровати.
— А может, лучше снять кафе?
— Ты вообще меня слушаешь? — резко повернулась к ней свекровь. — Кафе — дорого! Ты хочешь разорить сына? Или сама скинешься? У тебя же есть украшения, цепочка золотая, серьги. Продай. Раз в жизни юбилей у матери мужа, а ты жмёшься!
«Продай украшения…» — слова звучали как пощёчина.
— Цитирую, — срывающимся голосом произнесла Кристина:
«Раз в жизни юбилей у матери мужа, а ты жмёшься!»
— Людмила Ивановна, вы серьёзно предлагаете мне продавать свои вещи ради вашего праздника? — она смотрела прямо, хотя внутри всё дрожало.
— А что такого? Женщина должна жертвовать ради семьи. Ты думаешь о себе, а не о нас.
Максим попытался вмешаться:
— Мам, ну, может, правда в кафе? — его голос был еле слышен.
— Замолчи! — отрезала мать. — Ты что, совсем под каблуком у неё? Тебе не стыдно? Я тебя растила не для того, чтобы какая-то больная клуша диктовала свои правила.
Слово «клуша» обожгло. Кристина почувствовала, как её ладони вспотели, дыхание сбилось.
— Максим, ты это слышишь? — она повернулась к мужу, ожидая хоть капли поддержки.
Он опустил голову и промолчал.
Секунда тянулась вечностью. В груди сжалось так, будто там камень.
— Я больше не могу, — прошептала она. — Если вы устроите здесь праздник, я просто уйду.
Людмила Ивановна расхохоталась, громко и зло.
— Уйдёшь? Да куда ты уйдёшь? К мамочке? Ты без моего сына никто. Он тебя и подобрал.
Кристина ощутила, как в голове зашумело, ноги подкашивались. Она схватилась за стену, чтобы не упасть.
— Всё, я пойду на кухню, — Максим встал, словно сбегал от неприятного разговора. — Надо чайник поставить.
— Максим! — сорвалась Кристина. — Ты coward! Ты даже не можешь встать на мою сторону!
Он остановился, но так и не повернулся.
Слёзы хлынули сами собой. В горле стоял ком, но внутри что-то ломалось и твердело.
Она поняла: либо сейчас, либо никогда.
— Я не буду готовить, я не буду продавать свои вещи, я не буду обслуживать ваших гостей. Это моя квартира. И я больше не собираюсь терпеть ваше хамство.
Голос дрожал, но слова были твёрдыми.
Людмила Ивановна скривилась, словно укусила лимон.
— Посмотрим, как ты запоёшь завтра, когда сын тебя к ответу призовёт.
Кристина закрыла глаза, чувствуя, как усталость и злость смешиваются в единый ком.
Она сделала шаг к двери спальни, медленно, с усилием.
— А завтра, — сказала она, глядя прямо на свекровь, — вы услышите совсем другую песню.
Кристина проснулась рано, хотя ночь была беспокойной. Голова гудела, тело будто налили свинцом. Она несколько раз вставала, пила воду, снова ложилась, но сна не было. В памяти крутились слова свекрови: «продай украшения», «больная клуша». От них не спасало даже закрытое окно и плотно натянутое одеяло.
На кухне уже раздавался звон кастрюль. Людмила Ивановна хозяйничала, словно у себя дома. Кристина услышала шёпот мужа — он снова пытался увильнуть от прямых разговоров.
— Мам, ну, давай хотя бы сократим список… двадцать пять человек — это слишком.
— Молчи! — резко оборвала его мать. — Слабак. Невестка твоя язык имеет длинный, а ты и вякнуть не можешь. Всё сделаем, как я сказала.
Кристина села на кровати и долго смотрела на дверь. Казалось, даже стены давили на неё.
Она вспомнила, как в прошлый раз, ещё до болезни, свекровь приходила без звонка и диктовала, что и где должно стоять. Тогда она промолчала. Потом были деньги — Максим отдал маме последние накопления на «срочный ремонт дачи». Она снова промолчала. А теперь юбилей.
Сердце сжалось. В груди поднялась волна злости, но на этот раз вместе с ней пришло решение.
Она встала, пошла в прихожую и достала из сумки небольшой пакет. Там лежали новые замки, купленные ещё месяц назад. Тогда она только мечтала о том, чтобы поставить их и ограничить доступ свекрови. Сегодня — был подходящий день.
Пока на кухне гремела посуда, Кристина молча вышла из квартиры. Она еле держалась на ногах, но шла твёрдо. Внизу у подъезда вызвала мастера. Через сорок минут замки были заменены.
Вернувшись, она остановилась перед закрытой дверью. Изнутри доносились голоса и запах жареного лука. Ключ провернулся в новом замке с лёгким щелчком. За дверью послышался шум — кто-то дёрнул ручку.
— Кристина! — в голосе свекрови звучало возмущение. — Что ты вытворяешь?! Открой немедленно!
— Нет, — спокойно ответила она. — Здесь больше не будет праздника.
— Ты с ума сошла?! Гостей пригласили, продукты купили! Я мать твоего мужа! — Людмила Ивановна почти визжала.
Кристина глубоко вдохнула, прижимая руку к груди, чтобы унять дрожь.
— Вы мать взрослого мужчины, а не моя начальница. И у меня нет сил и желания обслуживать двадцать человек.
— Максим! — заорала свекровь. — Скажи ей!
В ответ за дверью повисла тишина.
— Максим, ты что, будешь молчать?! — крикнула Людмила Ивановна.
Наконец послышался тихий голос мужа:
— Мам… она права.
— Что?! — крикнула она. — Сын, ты предаёшь меня ради этой… этой…
— Я устал, — перебил Максим. — Я не хочу скандала.
Сердце Кристины кольнуло, но не от жалости, а от понимания: он всегда будет уставшим, всегда будет уходить в сторону.
Свекровь продолжала кричать, но слова уже не имели силы.
— Цитирую, — твёрдо сказала Кристина:
«Здесь больше не будет праздника».
Она спустилась вниз, села на лавку у подъезда. Ветер обдувал лицо, но внутри было тихо. Впервые за долгое время почувствовала облегчение.
Через пару часов Людмила Ивановна сдала позиции — вызвала такси, увезла продукты и ушла. Максим так и не вышел к жене. Только позже написал короткое сообщение: «Я у мамы».
Кристина вернулась в пустую квартиру. Она медленно прошла по комнатам, чувствуя необычную лёгкость. Да, впереди был разговор о разводе, впереди — неизвестность. Но впервые она знала: решение созрело окончательно.
Она взяла телефон, набрала маму.
— Мам, я ухожу.
На том конце провода воцарилась тишина, а потом раздался вздох облегчения.
— Дочка, я жду тебя.
Кристина собрала вещи — немного одежды, документы, косметичку. Всё остальное не имело значения.
Закрывая дверь, она почувствовала, что вместе с щелчком замка закрывается и старая жизнь.
Она спустилась вниз и поймала такси. В зеркале мелькнуло её лицо: бледное, уставшее, но спокойное.
И только одна мысль звучала ясно:
«Завтра начнётся новая жизнь».