Анна ехала домой с работы и злилась. Не на пробку — её-то она знала как таблицу умножения, и на кольцевой после шести вечера ничего другого ждать не приходилось. Не на клиентов, которые опять в последний момент передумали подписывать договор, потому что «подождём падения цен» — ага, подождите, рынок рухнет специально для вас. И даже не на мужа, который обещал забрать из химчистки её пальто ещё неделю назад и до сих пор «забывает». Нет. Она злилась на предстоящее: семейный ужин у свекрови.
— «Просто посидим, по-семейному», — напомнила она себе вслух и скривилась.
Она знала эти «посидим». Начиналось всё с борща и кивков про здоровье, а заканчивалось всегда одинаково: Тамара Павловна находила повод ткнуть Анну в её «холодность» или «эгоизм», а Марина — свояченица, взрослая тётка под сорок, но всё ещё «бедная девочка» — подливать слёзки в тарелку. Игорь, муж Анны, вечно сидел между ними, как школьник между мамой и училкой, и только разводил руками.
Анна, конечно, могла отказаться. Она умела ставить границы. Но Игорь попросил: «Ну, Ань, мама обидится. Ей важно, чтобы мы были вместе». Вот и едут.
У подъезда Тамары Павловны стояли две одинаковые «Лады» цвета «пыльная вишня». Анна усмехнулась: в этом дворе даже машины сливались в общее болото.
Квартира свекрови встретила запахом тушёной капусты, смешанной с освежителем «морской бриз». На вешалке — шуба из искусственного меха, рядом аккуратно сложенные пакетики «Пятёрочки».
— Заходите, раздевайтесь, — распорядилась Тамара Павловна, как будто они пришли к директору школы. — Сынок, ну ты опять похудел, всё эта твоя жена на диетах держит?
Анна скривила губы.
— Мам, я нормально питаюсь, — вяло отмахнулся Игорь, снимая куртку.
Марина уже сидела на кухне, в розовом свитере с блёстками. Волосы собраны в хвост, на ногтях облупившийся лак. Перед ней кружка с чаем и влажные глаза.
— Привет, Ань, — протянула она голосом «я так страдаю, но держусь».
— Привет, — отозвалась Анна, села напротив и сразу заметила: в углу кухни стоит чемодан.
В голове мелькнула мысль: «О, спектакль начинается».
Первые двадцать минут прошли привычно. Борщ, котлеты, разговоры про ЖКХ, очереди в поликлинике, соседку с пятого этажа, которая «с ума сошла и собаку завела».
А потом Тамара Павловна отложила ложку и посмотрела на Анну поверх очков.
— Ань, я хотела с тобой серьёзно поговорить.
Анна поставила вилку и внутренне приготовилась.
— У нас проблема. Марина осталась без квартиры.
— В смысле? — нахмурился Игорь. — У неё же двушка на Соколиной Горе.
— Продала, — всхлипнула Марина. — Ну, так сложилось… Я же думала… Я же не знала…
Анна закатила глаза.
— Ты же сама её продавала. И деньги где?
— Потратила, — почти гордо сказала Тамара Павловна. — На лечение. Ты же знаешь, у Марины сердце.
— Минуточку, — Анна положила ладонь на стол. — Лечение бесплатное. По полису.
— Ань, ну нельзя же так. Мы же семья, — вмешалась Марина. Голос дрожал, глаза блестели. — Ты ведь успешная. У тебя сделки, клиенты. Помоги хоть немного.
Анна усмехнулась.
— Ты предлагаешь, чтобы я купила тебе квартиру?
Тишина повисла такая, что слышно было, как часы в зале тикнули три раза.
— А что, тебе жалко? — резко спросила Тамара Павловна. — У тебя денег хватает. Муж твой работает. А у сестры родной крыши над головой нет.
Игорь открыл рот, но не успел ничего сказать: мать его перехватила взглядом.
— Сынок, ты же понимаешь: семья — это святое. Родная кровь. Ты жену выбирал, а Марина — это навсегда.
Анна откинулась на спинку стула и тихо хмыкнула.
— Замечательно. Значит, я тут временная. А квартира — обязательство.
— Не передёргивай! — вспыхнула свекровь. — Ты циничная. Деньги есть — поделись.
— А может, Марина попробует работать? — холодно спросила Анна.
Марина захлюпала носом.
— Я пыталась. Но у меня же здоровье…
— И маникюр свежий, — не удержалась Анна. — Да ладно, не напрягайся, у тебя талант — страдать.
— Хватит! — Игорь ударил кулаком по столу. — Вы обе…
Но его перекрыл крик матери:
— Я не позволю, чтобы мою дочь оскорбляли в моём доме!
Анна встала.
— Прекрасно. Тогда мы пойдём.
Марина всхлипнула громче, чемодан в углу как будто засиял символическим светом. Тамара Павловна вскочила следом:
— Если выйдешь сейчас, считай, что семьи у тебя больше нет!
Анна застегнула пальто и, не глядя ни на кого, бросила:
— Ну наконец-то, чётко сформулировали.
И хлопнула дверью.
Анна шла по двору и думала, что, наверное, сегодня кто-то реально вызовет полицию: хлопнула дверью так, что с пятого этажа, наверное, посыпалась штукатурка. И всё равно злость не уходила. Наоборот, нарастала.
— «Если выйдешь сейчас, семьи у тебя больше нет!» — передразнила она вполголоса Тамару Павловну. — Да вы у меня и не были семьёй, простите великодушно.
Игорь догнал её уже у машины. Вид у него был такой, будто он только что пробежал марафон и проиграл.
— Ань, ну подожди. Ты резко…
— Я резко? — Анна щёлкнула сигнализацией и села за руль. — Это твоя мать ультиматумы раздаёт, а я резко?
Игорь тяжело сел рядом, пристегнулся, вздохнул.
— Понимаешь, для неё Марина — святое.
Анна повернула ключ в замке зажигания.
— Отлично. Пусть она её и содержит.
Они молчали до дома. Лифт застрял между этажами, пришлось топать пешком. Анна надела тапки и сразу пошла на кухню — включила чайник. Её метод: сначала кипяток, потом мысли.
Игорь сел за стол, уткнулся в телефон.
— Что, мама пишет? — спросила Анна, доставая из шкафа кружки.
— Угу.
— И что?
— Что ты эгоистка. Что я предатель. Что семья для меня ничего не значит.
Анна рассмеялась. Сухо, без веселья.
— Ну так выбери.
— Ань…
Она поставила перед ним кружку с чаем.
— Я тебя предупреждала, Игорь. Я не из тех, кто раздаёт то, что заработал. Если твоя сестра профукала квартиру — это её выбор. Мой выбор — не оплачивать чужую глупость.
Он отхлебнул, поморщился: обжёгся.
— Но они же моя семья.
Анна села напротив.
— А я кто?
Он посмотрел в глаза и отвернулся.
— Ты… тоже.
— Нет, милый. Я не «тоже». Я твоя жена. И если ты сейчас встанешь на сторону своей мамочки, то окажешься без жены.
Повисла тишина, напряжённая, как резинка на старых трусах: вот-вот хлопнет.
Через два дня Анна возвращалась с работы и увидела в подъезде тот самый чемодан. Синий, потертый, на колёсиках. И рядом — Марина.
— Привет, — робко сказала та. — Я… поживу у вас немножко.
Анна застыла.
— Это кто тебя сюда отправил?
— Мама сказала, что у тебя большая квартира, — Марина улыбнулась виновато. — А у меня пока никуда.
Анна подняла глаза к потолку, сделала глубокий вдох.
— Нет, дорогая. У тебя «пока» есть мама.
— Но Игорь же мой брат! — возмутилась Марина. — Он же не выгонит меня на улицу.
— Проверим, — Анна достала ключ, открыла дверь и вошла.
Через минуту Игорь стоял в коридоре, смотрел на чемодан и мялся.
— Слушай, Ань… Может, действительно… временно?
Анна засмеялась громко, почти истерично.
— Конечно! Давай ещё соседку с кошкой подселим. А что, она одинокая, мы же не звери.
Марина вспыхнула.
— Я не побирушка!
— А кто? — Анна скрестила руки на груди. — Ты взрослая женщина. Продала квартиру. Потратила деньги. Теперь с чемоданом. Это что, новая форма туризма?
Марина всхлипнула и прижала руки к лицу.
— Я больная, мне тяжело работать!
— Но таскать чемодан — не тяжело, — Анна холодно посмотрела на неё.
Игорь шагнул вперёд, поднял ладони.
— Хватит, пожалуйста! Давайте спокойно. Марина может пожить у нас пару недель.
Анна шагнула к нему вплотную.
— Нет.
— Ань…
— Нет! — рявкнула она так, что Марина подпрыгнула. — В этой квартире я живу. И никто без моего согласия сюда не заедет.
Марина схватила чемодан и, всхлипывая, выбежала на лестничную площадку.
Игорь бросился следом. Анна осталась одна, сердце колотилось, руки дрожали. Она прошла на кухню, налила себе вина и села.
Вернулись они через час. Марина — красная, как помидор, Игорь — бледный.
— Она поедет к маме, — сказал он усталым голосом. — Но мама сказала, что ты… что ты ей враг.
Анна подняла бокал.
— Ну, хоть определились.
Игорь молчал, потом вдруг хлопнул по столу:
— Да почему ты такая жёсткая?!
Анна посмотрела на него спокойно.
— Потому что иначе меня сожрут.
Он опустил глаза.
— А я между вами.
— Нет, Игорь. Ты выбираешь. И пора уже.
Он ничего не ответил. Только встал и ушёл в спальню, хлопнув дверью.
Три дня в доме стояла тишина, как перед грозой. Игорь разговаривал мало, в основном уходил к друзьям «на рыбалку» (хотя Анна прекрасно знала: сидят они в гараже, пьют пиво и играют в домино). Анна работала, как всегда: показы, звонки, сделки. Но внутри гул не утихал. Она знала: всё только начинается.
И не ошиблась.
В субботу, ранним утром, когда Анна только достала чашку кофе, в дверь позвонили. Она открыла — и едва не выронила чашку: на пороге стояла Тамара Павловна. С пакетом в руках, в пальто, застёгнутом на все пуговицы, и с лицом, каким, наверное, маршалы вели армии в бой.
За ней — Марина. Опять с чемоданом.
— Мы к вам, — твёрдо сказала свекровь. — Марина будет жить здесь.
Анна отступила на шаг, но не открыла проход.
— Нет, — спокойно произнесла она.
— Ты не поняла, — Тамара Павловна прищурилась. — Я мать. Это мой сын. Это его дом.
Анна скрестила руки.
— Ошибаешься. Дом наш. Совместная собственность. И без моего согласия никто не вселяется.
Марина за её спиной тихо всхлипнула.
— Ань, ну что тебе стоит?..
И тут появился Игорь. Сонный, в спортивных штанах, с помятой физиономией. Он увидел мать, сестру, жену — и застыл.
— Сынок, скажи ей! — резко выкрикнула Тамара Павловна. — Скажи, что Марина остаётся!
Анна смотрела на мужа. Это был момент истины. Он замялся. Открыл рот. Закрыл. Потом вдруг, срывающимся голосом, крикнул:
— Квартира твоя! Какая разница! Моя мать здесь жить будет, а тебе место найдём где-нибудь в коридоре!
Слова ударили, как пощёчина. У Анны даже дыхание перехватило. Она поставила чашку на стол, выпрямилась и спокойно сказала:
— Спасибо. Я всё услышала.
И ушла в спальню.
Через полчаса у двери уже стоял чемодан. Но не Марины. Аннин.
Она вышла в коридор в пальто, с ключами в руках. Муж замер.
— Ань… ты куда?
Она посмотрела прямо в глаза.
— Я — домой. А вы… живите. Как хотите.
И вышла, оставив за собой дверь.
Через неделю Анна уже сидела в своей новой квартире — маленькой, но своей. Без «святых обязанностей», без чужих чемоданов, без вечного давления. Она подписала договор аренды на год и чувствовала странное облегчение.
В телефоне мигали сообщения: «Ань, вернись», «Мама просит прощения», «Ты не так поняла». Анна отключила звук.
И только подумала:
— Вот теперь я действительно дома.