— Нет, мама, я не собираюсь продавать дачу, — Елена Викторовна крепче сжала телефон. — Это подарок отца, и точка.
— Какая ты все-таки упрямая! — голос матери дрожал от возмущения. — Одна, в пятьдесят лет, кому ты что доказываешь? Квартира в центре, машина… А счастья как не было, так и нет. Вот и дача эта – только обуза. Продала бы, купила бы что поменьше, а разницу – на отдых, развеяться. Глядишь, и личную жизнь наладила бы.
Елена поморщилась. Опять двадцать пять. Стоило матери заговорить про личную жизнь, внутри все сжималось. После развода прошло уже семь лет, а мать все не унималась. То на курсы какие-то записывала, то знакомила с «приличными мужчинами» – врачами, юристами, бизнесменами. Елена отшучивалась, но каждый такой разговор выматывал.
— Мам, давай не будем, — она устало потерла переносицу. — У меня все хорошо. Правда.
В трубке повисло молчание.
— Ладно, — наконец вздохнула мать. — Ты взрослая, тебе виднее. Только знаешь… Я же о тебе беспокоюсь.
«О себе ты беспокоишься», — подумала Елена, но вслух сказала: — Знаю, мам. Спасибо. Я позвоню завтра, хорошо?
Положив телефон, она подошла к окну. Апрельское солнце уже пригревало по-весеннему, и на газоне перед домом зеленела первая трава. Скоро начнется дачный сезон.
Дача. Полтора часа езды от города, старый двухэтажный дом, заросший участок. Отец построил его своими руками тридцать лет назад. Каждые выходные они всей семьей выезжали туда: копали, сажали, поливали. У матери были свои любимые цветники, у отца – мастерская в сарае. А у Лены – качели под старой яблоней.
После смерти отца пять лет назад мать наотрез отказалась туда ездить. «Продай», — твердила она. «Зачем тебе эти хлопоты? Ни мужа, ни детей – кому это все достанется?»
Но Елена не могла. Не могла предать память отца, не могла расстаться с местом, где каждый уголок хранил воспоминания счастливого детства. Да, ей было нелегко одной управляться с участком. Да, денег уходило немало. Но это была ее дача, ее место силы.
Весеннее солнце припекало все сильнее, и Елена решила съездить на дачу – проверить, как дом пережил зиму. До начала рабочей недели оставалось еще два дня.
Она быстро собрала сумку: сменная одежда, продукты, инструменты. Села в машину и через полтора часа уже подъезжала к знакомым воротам. И замерла от неожиданности: калитка была приоткрыта.
Сердце забилось чаще. Может, ветром? Нет, она точно помнила, как закрывала ее на замок осенью. Елена осторожно вышла из машины. Тишина. Только птицы щебечут где-то в кронах деревьев.
Медленно, стараясь ступать как можно тише, она прошла по дорожке к дому. И увидела на крыльце мужские ботинки.
«Вор?» — мелькнула мысль. Но воры обычно не разуваются. Да и зачем им дача в апреле?
— Эй! — крикнула она, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Кто здесь?
Скрипнула дверь, и на крыльцо вышел высокий мужчина лет шестидесяти. Седые волосы, очки в тонкой оправе, твидовый пиджак. Совсем не похож на вора.
— Добрый день, — спокойно сказал он. — Вы, должно быть, Елена Викторовна?
— Да… А вы кто?
— Меня зовут Сергей Михайлович. Я… — он замялся. — Я купил эту дачу у вашей матери.
Елена почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Что значит «купил»? — голос сорвался на крик. — Это моя дача! Мой отец ее построил! Мама не имела права…
— Имела, — мягко перебил мужчина. — По документам она – совладелица. Месяц назад мы оформили сделку.
Елена села прямо на ступеньки. В голове шумело.
— Не может быть, — пробормотала она. — Она не могла…
— Понимаю ваше состояние, — Сергей Михайлович присел рядом. — Но давайте поговорим спокойно. Я заплатил хорошие деньги и…
— Мне плевать на деньги! — Елена вскочила. — Это дом моего отца! Здесь каждая доска его руками положена! А вы… вы просто…
Она не договорила и бросилась к машине. Руки дрожали, когда она заводила мотор. В зеркале заднего вида мелькнула фигура Сергея Михайловича – он что-то кричал ей вслед.
Всю дорогу до города Елена глотала слезы. Как мама могла? Почему не сказала? Почему за ее спиной?
Дома она первым делом набрала номер матери. Телефон был выключен. Потом позвонила в справочную и узнала адрес ближайшей юридической консультации.
«Ничего, — думала она, меряя шагами комнату. — Завтра с утра пойду к юристу. Что-нибудь придумаем. Должен же быть выход».
Но выхода не было. Как объяснил ей молодой адвокат, поправляя модные очки, мать действительно имела право распорядиться своей долей. А поскольку дом находился в общей собственности…
— Теперь этот Сергей Михайлович – ваш законный совладелец, — развел он руками. — Конечно, вы можете подать в суд, но шансы выиграть дело практически нулевые.
Елена вышла из офиса разбитая. Села в машину, но не спешила заводить мотор. В голове крутились обрывки мыслей: «Как же так… Предала… За что… Что теперь делать…»
Зазвонил телефон. Мать.
— Леночка, — голос был виноватым. — Ты уже знаешь, да?
— Знаю, — сухо ответила Елена.
— Доченька, прости. Я хотела как лучше. Ты же совсем замоталась с этой дачей, а тут такой человек хороший…
— Человек хороший? — Елена почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — А то, что это папин дом – неважно? Что для меня это единственная память о нем – тоже плевать?
— Лена, но ведь память – она в сердце, а не в досках и кирпичах. И потом, ты же можешь…
— Что я могу? — перебила Елена. — Делить дачу с чужим человеком? Или продать свою долю и забыть обо всем? Нет уж, спасибо.
Она нажала отбой, не слушая оправданий матери. Достала из бардачка таблетки от головной боли. Начинался новый приступ мигрени.
Следующие две недели прошли как в тумане. Елена механически ходила на работу, отвечала на звонки коллег, готовила отчеты. А по ночам лежала без сна, глядя в потолок, и думала, думала, думала…
Звонки матери она сбрасывала. Что тут говорить? Все уже сказано и сделано.
В конце апреля пришло письмо от Сергея Михайловича. Он предлагал встретиться и обсудить, как они будут пользоваться дачей. Елена скомкала письмо и бросила в мусорную корзину.
Но через неделю позвонила сама.
— Сергей Михайлович? Это Елена. Я согласна встретиться.
Они договорились увидеться на даче в субботу.
Всю дорогу Елена репетировала предстоящий разговор. Она собиралась быть жесткой. Никаких компромиссов. Либо он выкупает ее долю по рыночной цене, либо…
Сергей Михайлович ждал ее у калитки. На нем была потертая джинсовая куртка и рабочие перчатки.
— Проходите, — он приветливо улыбнулся. — Я тут немного прибрался во дворе. Думаю, надо бы газон подстричь, да забор подкрасить…
Елена огляделась. Действительно, двор выглядел каким-то… ухоженным. Исчезли прошлогодние листья, подстрижены разросшиеся кусты, даже дорожки расчищены.
— Вы… занимаетесь дачей? — растерянно спросила она.
— А как же, — он повел ее к дому. — Знаете, я всю жизнь мечтал о таком месте. Жил в городской квартире, работал в институте… А душа просила земли, простора. Вышел на пенсию – думаю, пора. Стал искать дачу, и тут ваша мама…
Он говорил что-то еще, но Елена уже не слушала. Она смотрела на его руки – крепкие, с мозолями от работы. Такие же были у отца.
— А это что? — она кивнула на какие-то железки у крыльца.
— Да вот, хочу теплицу поставить, — оживился Сергей Михайлович. — Только один не справлюсь. Может, поможете?
Елена хотела отказаться. Хотела сказать все, что готовила по дороге. Но вместо этого вдруг услышала свой голос:
— Я сейчас переоденусь.
Они провозились с теплицей до вечера. Сергей Михайлович оказался хорошим рассказчиком. Он говорил о своей работе в институте, о внуках, о том, как всегда хотел научиться столярничать…
— Знаете, у отца была мастерская в сарае, — неожиданно для себя сказала Елена. — Там до сих пор все его инструменты.
— Правда? — глаза Сергея Михайловича загорелись. — Можно посмотреть?
Они зашли в сарай. Пахнуло знакомым с детства запахом дерева и машинного масла. На верстаке лежали отцовские инструменты, заботливо протертые маслом.
— Какая красота, — благоговейно произнес Сергей Михайлович, проводя рукой по рубанку. — Сейчас таких не делают.
Елена смотрела на его бережные движения, и что-то теплое шевельнулось в груди.
— Хотите, я вас научу? — вырвалось у нее. — Отец мне показывал…
Он обернулся, и в его глазах за стеклами очков она увидела искреннюю радость.
— Правда? Вы согласны?
Елена кивнула.
— Только с одним условием, — она улыбнулась. — Вы поможете мне с цветником. А то у меня никак не получается добиться, чтобы розы цвели как следует.
…Прошло два года. Дача преобразилась. Появилась новая теплица, где Сергей Михайлович выращивал помидоры. Расцвел цветник, которым они занимались вместе с Еленой. В сарае стояли новые полки, которые они сделали вместе. По выходным здесь часто звучал стук молотка и жужжание рубанка – Сергей Михайлович оказался способным учеником.
Елена приезжала каждую субботу. Сначала они работали в саду или мастерской, потом пили чай на веранде. Говорили обо всем на свете: о книгах, о политике, о жизни. Иногда спорили – горячо, но беззлобно. А иногда просто молчали, глядя на закат.
С матерью отношения постепенно наладились. Елена поняла, что за показной заботой пожилой женщины скрывалось искреннее желание помочь дочери. Пусть неуклюже, по-своему, но от чистого сердца.
— Знаешь, — сказала как-то мать, приехав к ней в гости, — я ведь думала, ты возненавидишь меня за эту дачу.
— Было дело, — усмехнулась Елена, разливая чай. — Но теперь… Теперь я даже благодарна тебе.
В тот вечер они долго разговаривали. Впервые за много лет – по-настоящему, открыто, без обид и претензий.
А потом случилось несчастье. В июле Сергей Михайлович не приехал на дачу, не отвечал на звонки. Елена забеспокоилась и позвонила его дочери – телефон был записан на случай экстренной связи.
— Папа в больнице, — тихо сказала та. — Инфаркт.
Елена примчалась в больницу с цветами и фруктами. Сергей Михайлович лежал бледный, осунувшийся, но улыбался как всегда.
— Ничего страшного, — успокаивал он. — Врачи говорят, скоро выпишут. Только вот с дачей придется повременить…
— Вот еще! — перебила Елена. — Я сама справлюсь. Вы только выздоравливайте.
Следующий месяц она разрывалась между работой, больницей и дачей. Поливала помидоры в теплице, пропалывала цветник, консультировалась с Сергеем Михайловичем по телефону.
Когда его выписали, врачи запретили физические нагрузки. Елена сама приезжала за ним, возила на дачу. Он сидел в кресле на веранде, давал советы, а она работала за двоих.
— Неудобно как-то, — смущался он. — Вы со мной как с маленьким…
— Ничего, — отвечала она. — Вы меня столькому научили. Теперь моя очередь.
В октябре, когда дачный сезон подходил к концу, они сидели на веранде и пили чай с яблочным пирогом, который испекла Елена.
— Знаете, — задумчиво произнес Сергей Михайлович, глядя на падающие листья, — я ведь тогда, два года назад, думал продать свою долю. Испугался вашей реакции, решил – не стоит оно того…
Елена удивленно посмотрела на него: — А почему передумали?
— Да вот, посмотрел на вас и вспомнил себя в молодости. Я ведь тоже когда-то все больше по науке да по книгам… А потом понял: жизнь-то она в простых вещах. В том, как дерево пахнет, как цветы распускаются, как закат разгорается…
Он помолчал, потом добавил: — И знаете, что самое удивительное? Нас с вами эта дача будто специально свела. Вроде и причина была нехорошая, а вышло… — он запнулся, подбирая слова.
— По-человечески вышло, — подсказала Елена.
— Именно! — оживился он. — По-человечески. Я ведь, когда жена умерла пять лет назад, думал – все, доживать буду. А тут… — он обвел рукой двор, — Тут жизнь совсем другая началась.
Елена смотрела на него – седого, мудрого, родного уже какого-то – и думала о том, как странно все складывается. Не зря говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло.
— Сергей Михайлович, — вдруг сказала она. — А давайте я вас возить буду? На дачу, в город, куда надо. Все равно одна езжу, а вам с общественным транспортом сейчас тяжело…
Он растроганно поправил очки: — Что вы, Леночка, не стоит…
— Стоит, — твердо сказала она. — Мы же теперь вроде как семья. Дачная.
…Прошла зима. Сергей Михайлович окреп, хотя врачи по-прежнему советовали беречься. Елена возила его по больницам, в магазины, помогала по хозяйству. Его дочь, занятая маленькими детьми, была благодарна за помощь.
Весной они снова стали ездить на дачу. Теперь уже не каждые выходные – Сергей Михайлович уставал быстрее. Но эти поездки стали для обоих настоящим праздником.
Как-то раз, в конце мая, они сидели на крыльце. Сергей Михайлович смотрел, как Елена подвязывает розы, и вдруг сказал: — А знаете, Леночка, я ведь завещание написал. На вас.
Она замерла с секатором в руках: — Что?
— Да-да, — он улыбнулся. — Свою долю дачи завещал вам. Дочка не против, у нее своя квартира, дети в городе учатся… А вы… Вы тут душу вложили. Да и правильно будет, если дача целиком вашей станет. Как при отце было.
Елена почувствовала, как к горлу подступают слезы.
— Ну что вы… — она села рядом с ним. — Зачем об этом… Вы еще сто лет проживете!
— Дай-то Бог, — он похлопал ее по руке. — Но порядок есть порядок. Хочу, чтобы вы знали – дача в надежных руках будет.
Они помолчали. Пели птицы, жужжали пчелы над цветущей сиренью, легкий ветерок шелестел молодой листвой.
— Знаете, о чем я часто думаю? — тихо сказала Елена. — Вот говорят – нет худа без добра. Я тогда так обиделась на маму, так злилась… А ведь если бы не она, не встретила бы вас никогда. И дача бы совсем другой была.
— И жизнь другой была бы, — добавил он.
— Да, — она улыбнулась. — Жизнь тоже.
Вечером, вернувшись в город, Елена позвонила матери: — Мам, приезжай в следующие выходные на дачу. Сергей Михайлович шашлыки обещал приготовить. Посидим, повспоминаем…
В трубке повисла пауза, потом мать тихо сказала: — Спасибо, доченька.