— Андрей, ну пожалуйста, не надо снова дорогих подарков. — Голос матери был чуть влажный, как будто она не говорила, а держала во рту мокрую тряпку. — Всё равно Света опять начнёт…
— Мам, я не собирался дарить Артему макбук с автографом Илона Маска, — сухо отозвался Андрей, балансируя между кастрюлями и ноутбуком. — Обычный рюкзак. Школьный. Никаких золотых молний. Просто чтобы его старый не позорил даже хомяка.
— Ну ты ж понимаешь, — протянула Маргарита Петровна, явно подбираясь к фразе, которую повторяла из года в год, — Свете сейчас сложно. Без мужа, одной с ребёнком…
— Мам. Ему восемнадцать. Артему. Он не младенец, не щенок, не нуждается в памперсах. И Света не в пещере без огня. Она в двухкомнатной в Бирюлево, с газом и Wi-Fi. Работать никто не запрещал.
— Ты всё как отец… — обречённо выдохнула мать, — рубишь с плеча и всё. У тебя – работа, жена, ипотека. А у Светы? У неё даже стиралка шумит как бульдозер на спидах.
Андрей на секунду замолчал. Он вспомнил эту стиралку. Она действительно звучала, как будто там не бельё, а оппозиция свергает режим.
— Ладно. Приду. Без чемодана евро. Без яхты. Без намёков на успешность. Просто торт и рюкзак.
— Спасибо, сынок… — голос матери дрогнул. — Только… ради Бога, не ругайтесь. Ради праздника.
Квартира Светланы встретила его жарой и запахом пережаренного лука. Не праздничным, а таким… как будто что-то сгорело, но все делают вид, что это и был план. В прихожей пахло влажными носками и духами «Скарлетт» — теми самыми, что ещё в 2004-м были нарасхват в «Рив Гоше».
— О! Звезда Кремниевой долины! — выкрикнула Светлана, выныривая из кухни, вытирая руки о бежевый передник. — А я думала, ты с вертолётом приедешь, на петлях прямо к балкону!
— Привет, Свет. Привет, Артём, — Андрей передал рюкзак. — С днём рождения.
— Спасибо, дядя, — коротко сказал Артём, принимая подарок. Смотрел он на него с лёгкой неловкостью, как будто хотел сказать что-то важное, но не знал, с чего начать.
Ольга вошла чуть позже. В сдержанном платье, с букетом в руке и взглядом, который сразу пронзил Светлану, как термометр испорченное молоко.
— Какая у вас уютная обстановка, Светлана. Прямо как в сериале «Выжить любой ценой». Только без Беара Гриллса, — мило улыбнулась она.
— Уют у каждого свой, Ольга. Вам, конечно, без ипотеки легче жить красиво, — парировала Света, улыбаясь так, будто только что подсыпала соли в чужой чай.
Маргарита Петровна появилась с салатом «Мимоза» и добрым лицом главы ООН, которая надеется, что вот-вот закончится война в Сирии. Все сели. Пили сок, жевали оливье, делали вид, что любят друг друга. До тех пор, пока не начался разговор, похожий на змею: извивался, щипал, но не кусал. Пока.
— А ты, Андрей, всё ещё в этих своих программах? — Светлана нацепила ласковый тон, которым обычно разговаривают с собакой перед уколом.
— Да, всё там же. Работаю. Иногда даже сплю, — он отпил минералки. — А ты как?
— Ну, ты же знаешь… — Светлана развела руками. — Времена сейчас… не для всех равны. Ты, конечно, можешь себе позволить подарки, поездки, всякое. А я вот — даже Артему телефон новый купить не могу. Старый как кирпич с кнопками.
— Так, может, пойти работать? — Ольга сказала это буднично, но с лёгким лязгом, как кастрюля о кафель.
— Ой, ну да, конечно. Ты же думаешь, работы валяются на улице, как крошки. Я — одна. С ребёнком. На мне всё.
— Ребёнку — восемнадцать, — вставил Андрей. — Он взрослый. И, кстати, в универ не пошёл. Почему?
Светлана замялась, глядя в сторону.
— Ну, не каждый обязан быть айтишником. Он ищет себя.
— Пока ты ищешь его зарплату? — резко спросила Ольга, не выдержав. — Может, хватит доить брата?
Артём, который до этого молчал, вдруг поднял голову.
— Мам… хватит. Правда.
Тишина опустилась на стол. Такая, в которой даже мухи умолкают от смущения.
— Что ты сказал? — Светлана уставилась на сына, будто он только что заявил, что вступает в монастырь.
— Я сказал — хватит. Постоянно выжимать из дяди деньги — это не помощь, это шантаж. Мне стыдно. Стыдно за тебя. За этот спектакль каждый год.
Светлана покраснела, как свёкла в салате. Маргарита Петровна всплеснула руками, Ольга замерла с вилкой на полпути ко рту.
— Это всё ты ему в голову вбил! — взвизгнула Светлана, глядя на Андрея. — Сколько тебе надо, а? Чтобы я исчезла? Чтобы мы с сыном спились под забором?!
— Нет, Свет. Мне надо, чтобы ты хоть раз взяла на себя ответственность. Не на маму. Не на меня. На себя. И — да, если ты не начнёшь меняться, то, боюсь, исчезнуть — это действительно будет лучшим решением. Для всех.
Светлана вскочила, выронила салфетку, ударила кулаком по столу так, что у Маргариты Петровны взлетела ложка.
— Ты всегда был высокомерным! С детства! Думаешь, если ты купил себе кофемашину, то можешь теперь всех учить жизни?! Я — мать-одиночка! Мать, Андрей! Это тебе не курс по питону пройти!
— Точно, — с усмешкой кивнул он. — Курс по питону, в отличие от жизни с тобой, был хоть немного предсказуем.
Праздник закончился без торта.
Артём вышел на балкон и закурил. Светлана хлопнула дверью ванной. Маргарита Петровна вытирала со стола крошки, глядя в пустоту. Ольга поправляла помаду, глядя в зеркало с выражением: «я предупреждала».
Андрей молча стоял в прихожей, держал в руках забытый кем-то подарочный пакет и думал только об одном: а может, в следующем году просто не приходить?
В тот вечер, после всего случившегося, Андрей остался ночевать у матери. Не из благородства, а потому что просто не знал, куда ехать. Дом его с Ольгой был в пяти минутах на машине, но он не хотел. Не мог. Боялся, что его ждут там пустые разговоры, выжидающие взгляды, слезы и обвинения. Лучше бы этот вечер закончился, как обычный — с пиццей и старым фильмом по телевизору. Но жизнь не даёт удобных концовок.
Маргарита Петровна, с которой он давно не общался на «ты», сидела на кухне, и до его слуха долетали её слова — тихие, словно она с кем-то говорила по телефону.
— Слушай, Свет, ну нельзя так. Ты не можешь только брать… Ты ведь видишь, он пытается помочь. Но ты его не слышишь. Он с женой, у него своя жизнь. Тебе нужно что-то делать.
Светлана стояла в коридоре, не решаясь войти в кухню. Она смотрела в окно, где было темно, и не могла сказать ни слова. Что она скажет? У неё не было ответа. На этот вопрос не было ответа.
Утром все в доме были как под воздействием бульдозера. Светлана не спала почти всю ночь, думая о том, что делать с Артёмом, с братом, с собой. Но когда она увидела Андрея, всё, что ей пришло в голову, это сказать:
— Ты почему не ушёл? Мне бы не хотелось, чтобы ты оставался. — Грубовато, словно она требовала, чтобы его не было здесь.
Андрей не ответил. Он тоже был уставшим, но уже обдумал, что делать дальше.
— Ты правду хочешь знать? — спросил он наконец, усаживаясь на стул, скрестив руки на груди. — Проблема не в деньгах. Проблема в том, что ты не понимаешь, что нужно работать. Не сесть на шею и требовать, а работать. Ты уже не девочка. Ты не можешь вот так вот каждый раз строить из себя несчастную и надеяться, что все будут жалеть. Я сам работаю, сам стараюсь что-то для семьи сделать, а ты всё сидишь и ждёшь, что тебе будут платить. И я должен быть ответственным за тебя, а тебе — по фигу. Ты понимаешь это вообще?
Светлана, стоя в дверном проёме, слегка задохнулась. Она поняла, что его слова вонзаются как нож в сердце, но её гордость не позволяла признать этого вслух.
— Ты… Ты что, меня учишь жизни, да? Ты, который вообще не был рядом, пока я сидела в декрете, а теперь приезжаешь и рассказываешь, как мне жить? Да, мне трудно, да, я одна, но ты хоть раз спросил, как я себя чувствую? Ты хоть раз подумал, как это — быть наедине с ребёнком и самой? Когда нет силы даже встать с кровати, а ты мне тут про курсы и работу!
Андрей скрипнул зубами, его глаза сузились от раздражения. Это не был момент для мягкости, но тут он понял, что больше не может.
— Света, ты всегда говоришь одно и то же. Но ты не можешь всю жизнь сидеть в своей жертве! Все мы живём по-разному, у каждого своя борьба, но ты… Ты хочешь, чтобы я за тебя всё решал. И почему-то считаешь, что у меня всегда должно быть больше денег для того, чтобы ты продолжала ныть! Это не нормально!
Ольга, стоявшая на пороге, не выдержала.
— Прекратите, вы оба! — её голос был высоким, как напряжённая струна. — Света, хватит, хватит быть вечной жертвой, а ты, Андрей, перестань быть таким холодным и бесчувственным! Мы не роботы! Сколько можно? Всё, мы взрослые люди! Все! Хватит!
Светлана и Андрей замолкли, оглушённые.
Внезапно зашла Маргарита Петровна, и её слова стали последним гвоздём в крышку гроба.
— Почему вы всё время меняете роли? Почему ты, Света, теперь учишь жизни всех нас? А ты, Андрей, не можешь перестать быть «успешным»? — её голос был сдержанным, но в нём ощущалась усталость. — Я не знаю, чего вы хотите друг от друга, но когда все кричат, никто не слышит. Ни один из вас.
Тишина заполнила кухню. Все стояли, словно скованы невидимыми цепями.
Артём, до сих пор не вмешивавшийся в разговоры, вдруг поднялся с места.
— Знаете что, я сам пойду работать. Не буду ждать, пока кто-то за меня решит. Я возьму на себя хотя бы часть заботы о доме. Если все думают, что это так легко, то пусть попробуют.
Он ушёл, не дождавшись ответа.
Светлана смотрела в окно, думая, что, может, действительно, надо было раньше начать что-то менять.
Но на следующий день, когда она позвонила в кадровое агентство, ответ был таким:
— Извините, вакансий для вас сейчас нет.
Светлана почувствовала, как внутри что-то начинает рушиться. Чувство беспомощности вновь накрыло её.
Позже, сидя на кухне, она оглядела дом. Дешевый ковёр, который не мог скрыть старые пятна, потрёпанный холодильник и разваливающийся диван, на котором она сидела. Оглядывая всё это, она поняла, что как бы она ни пыталась, в этом доме она всегда будет в роли потерявшейся женщины. Женщины, которую никто не жалеет, потому что все устали её жалеть.
Андрей, который снова был в том же месте, что и всегда — на пороге — не верил, что сможет изменить её. Он уже делал всё, что мог. Вопрос был в том, что теперь ему делать? Как, чёрт возьми, он теперь должен строить свою жизнь? Стоять на месте? Смотреть на эту незадачливую женщину, которая искала спасения в чужих руках?
Светлана посмотрела на него, и всё, что она могла сказать, было одно слово:
— Спасибо.
Он молча кивнул.
Забудется ли это всё? Будет ли всё по-прежнему, как прежде?
Ответа не было. Но было ощущение, что всем из этой семьи пора искать свои ответы сами.
Утро, казалось, нарочно выдалось ясным — таким, каким оно бывает только в фильмах, где герои уже всё решили и теперь идут к счастливому финалу. Но в жизни всё иначе. Особенно если ты — часть семьи, где на поверхности тишина, а внутри всё гудит, как старая электроплита в хрущёвке, которую давно пора было выкинуть.
Светлана проснулась в семь утра. Не потому что надо было куда-то идти — а потому что не могла больше лежать. Ком в горле, остатки вчерашних разговоров, Артём, который ушёл на собеседование в кофейню, и это чёртово ощущение пустоты.
Она прошла по коридору босиком. Доски скрипели. Всё скрипело. Жизнь скрипела.
На кухне стояла Ольга. Спокойная, подтянутая, с кофе в руках, будто пришла из рекламы «идеальной жизни». Светлана её ненавидела. Не потому, что та была плохой. А потому, что всё у неё как будто получалось. Всё было «по плану».
— Доброе утро, — бросила Ольга, не оборачиваясь.
— Ты что, всё ещё здесь? — Светлана села за стол, поправляя футболку.
— Жду Андрея. Он пошёл с Маргаритой Петровной на рынок. — Пауза. — Думаю, он хочет попрощаться.
Светлана усмехнулась.
— А ты, значит, не хочешь?
Ольга поставила чашку, развернулась и посмотрела в глаза.
— Свет, я не собираюсь делать вид, что между нами всё хорошо. Не было, не будет. Но я всегда пыталась тебе помочь. Ты отвергала всё — работу, советы, предложения. Андрей устал. Я — тоже. Нам с ним нужен воздух. И, прости, но он не может вечно быть твоим кислородным баллоном.
Светлана помолчала. Потом встала, медленно, словно чувствовала, что каждое движение — как шаг в никуда.
— Спасибо. За правду. Хоть кто-то её говорит.
Маргарита Петровна в тот день долго молчала. Она вернулась с рынка с маленьким пакетом: редиска, пара яблок, кусок сыра. Прежняя бы купила на тысячу. Новая — считала каждую сотню.
— Мам, ты чего такая? — спросила Светлана.
— Я устаю. Не физически. Устаю от того, что вы меня всё ещё считаете обязанной быть между вами, как буфер. — Она поставила сумку. — Я хочу жить спокойно. У меня тоже есть право на покой. Я не виновата, что вы не умеете говорить друг с другом по-человечески.
Светлана стояла, не зная, что сказать. И впервые в жизни поняла: её мать — не железная. Не всесильная. Не вечная. Просто пожилая женщина, которая хочет на пенсии тишины.
Артём вернулся под вечер. В руках — бумажный пакет из кофейни, в глазах — что-то новое. Усталость, но не та, от которой хочется лечь. А та, от которой чувствуешь себя живым.
— Взяли. Пока на подработку, но я справлюсь. — Он опустился на табурет. — Мам, я больше не хочу сидеть дома и слушать, как вы ссоритесь. Я тебя люблю, но… хватит.
Светлана кивнула. Без истерик. Без упрёков. Просто кивнула. Артём стал взрослым. Это больно. Но правильно.
Через неделю Андрей действительно перестал появляться. Он не писал. Не звонил. Уехал с Ольгой в Суздаль, где можно было сидеть у реки и думать, как жить дальше. Он больше не чувствовал вины. Только облегчение и тихую, вязкую грусть.
В его жизни теперь было больше воздуха. Но и тень осталась — тень сестры, тень семьи, которую не починишь даже клеем «Момент».
А Светлана? Она устроилась администратором в частную ветеринарную клинику. Не престижно. Не по специальности. Но стабильно. Работала по 9 часов, стоя на ногах. Впервые за много лет чувствовала: что-то меняется. Она уставала. Реально уставала. Но не от жалости к себе. А от дела.
Иногда приходила домой, ложилась и плакала. Не от боли — от всего. От того, сколько лет потратила впустую. От того, как могла бы жить. От того, что слишком долго играла в «бедную женщину», которую все должны спасать.
Однажды, после особенно тяжёлого дня, она подошла к зеркалу. Долго смотрела на себя. Не на глаза. На лицо. На морщины. На губы. На следы времени. И сказала вслух:
— Я больше не прошу. Никого. Ни копейки. Ни оправданий. Ни любви. Всё, что будет — я сделаю сама.
Это не был победный момент. Не было аплодисментов. Но это был её выбор. Впервые за много лет — свой.
Финал не пришёл. Потому что в жизни не бывает финалов. Бывают паузы. Бывают передышки.
Ольга родила. Андрей стал отцом. Они не звонили Светлане. Маргарита Петровна переехала в небольшую студию на окраине — «ближе к природе», как она говорила. Ей хотелось тишины.
Артём работал, копил на ноутбук. Иногда он и мама молчали за ужином — не от обиды. А от усталости. Здоровой, честной усталости.
Семья развалилась? Да. Но где-то под завалами остались ростки. Не прощения. Не любви. А попытки начать дышать самостоятельно.
И в этом, наверное, тоже есть надежда. Даже если всё уже кончено. Даже если всё ещё болит.
Конец.