— Мама, если ты так переживаешь за Борю, то посели его к себе, а мне больше не говори о том, что я должен его содержать, — Михаил устало потер переносицу, глядя на экран телефона. Очередной разговор с матерью снова свернул к младшему брату.
Галина Ивановна замолчала на секунду, явно не ожидая такого отпора от обычно покладистого старшего сына.
— Миша, как ты можешь так говорить? Он же твой единственный брат! — В голосе матери зазвучали знакомые нотки укоризны. — Ты же знаешь, что у меня однокомнатная квартира, куда я его дену?
— А моя беременная жена? Ей куда деваться? — Михаил почувствовал, как внутри закипает раздражение. — Полина на девятом месяце, ей скоро рожать. Какой Боря? Какое подселение?
— Сынок, но ведь у вас трехкомнатная…
— Мама! — Михаил повысил голос. — У нас будет ребенок. Нам нужна и спальня, и детская, и гостиная. Я не собираюсь превращать свой дом в проходной двор.
Он услышал, как на кухне что-то загремело – видимо, Полина снова пыталась достать с верхней полки тяжелую сковородку. Это еще больше его взволновало.
— Извини, мам, мне пора.
— Подожди! — Галина Ивановна явно не хотела заканчивать разговор. — Ты же понимаешь, что твой брат сейчас в тяжелой ситуации? Он потерял работу, ему нечем платить за квартиру…
— А почему он потерял работу? — перебил Михаил. — Потому что опять прогулял несколько смен? Или потому что пришел навеселе? Мама, ему двадцать семь лет! Когда он начнет отвечать за свою жизнь?
В трубке повисла тяжелая пауза.
— Ты всегда был таким черствым, Миша? — тихо спросила мать. — Когда ты стал таким бессердечным?
Михаил глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Все те же слова, все те же обвинения. Каждый раз, когда речь заходила о Боре, мать словно забывала, что у него, Михаила, тоже есть своя жизнь, свои обязательства, своя семья.
— Мама, я не бессердечный. Я реалист. У меня через месяц родится сын. Полина еле ходит, ей нужен покой. А ты предлагаешь поселить к нам Борю, который приходит домой за полночь, водит друзей и не может удержаться ни на одной работе больше трех месяцев?
— Но ты же его старший брат! Ты должен помогать…
— Нет, мама, — твердо сказал Михаил. — Я должен заботиться о своей жене и будущем ребенке. Это мой главный долг сейчас. Если хочешь помочь Боре – помогай. Но не за мой счет и не за счет благополучия моей семьи.
— Полина тебя настроила против брата, да? — В голосе матери появились слезы. — Она никогда его не любила…
— Мама, стоп! — Михаил почувствовал, как внутри что-то оборвалось. — Не смей впутывать сюда Полину. Она ни в чем не виновата. Это мое решение. Я не возьму Борю к себе. Точка.
Он услышал, как хлопнула входная дверь – Полина вышла на балкон. Ей часто не хватало воздуха в последнее время.
— Знаешь что, мам, — добавил он уже спокойнее, — я люблю тебя и Борю. Правда. Но пора перестать спасать его от последствий собственных решений. Ему нужно повзрослеть. А тебе – перестать требовать от меня невозможного.
— Какой же ты… — начала Галина Ивановна, но Михаил ее перебил:
— Мне пора, мама. Полина меня зовет. Давай поговорим позже, когда ты успокоишься.
Он нажал отбой и несколько секунд смотрел на погасший экран. Затем встал и пошел на балкон – туда, где его ждала жена. Проходя мимо зеркала в прихожей, он заметил, как постарел за последний год. Все эти бесконечные разговоры с матерью, попытки образумить брата, желание всем угодить и никого не обидеть… Хватит. Пора научиться говорить «нет».
Полина стояла у перил, поглаживая огромный живот. Она обернулась на звук его шагов, и Михаил увидел в ее глазах понимание и поддержку.
— Опять мама? — спросила она тихо.
Михаил кивнул и обнял жену сзади, положив руки на ее живот. Их сын тут же толкнулся, словно приветствуя отца.
— Знаешь, — сказал Михаил, глядя на закатное небо, — я только сейчас понял одну простую вещь: иногда любить – значит не мешать человеку встретиться с последствиями своих решений. Даже если этот человек – твой родной брат.
Полина накрыла его руки своими и прижалась спиной к его груди.
— Ты все правильно сделал, — прошептала она.
А где-то в другом конце города Галина Ивановна сидела в своей маленькой кухне, вытирая слезы и пытаясь понять, когда же ее старший сын стал таким жестким. И почему-то впервые за долгие годы ей пришла в голову мысль: а может, он прав?
Но Галина Ивановна поспешно прогнала эту мысль и позвонила младшему сыну.
Весть о решении Миши застала Борю в баре «Пятница», где он пытался заглушить тревогу о предстоящем выселении третьим бокалом пива. Телефонный разговор с матерью был коротким, но каждое её слово, казалось, било наотмашь.
— Миша отказался, — голос Галины Ивановны дрожал. — Говорит, что у них ребёнок скоро…
— А я что, не человек? — Боря с силой поставил бокал на стойку, пена перелилась через край. — Значит, его неродившийся ребёнок важнее родного брата?
Бармен покосился в его сторону, но Боря не заметил этого взгляда. В голове шумело – то ли от пива, то ли от обиды.
— Сынок, может быть, пока ко мне? — осторожно предложила мать. — Диван раскладной…
— Нет уж, — отрезал Боря. — Раз брат такой… такой… Сам справлюсь.
Он нажал «отбой» и уставился в темнеющее пиво. Воспоминания накатывали волнами: вот они с Мишей гоняют мяч во дворе, вот старший брат учит его кататься на велосипеде, вот прикрывает перед матерью, когда Боря впервые пришёл домой навеселе… Всегда защищал, всегда помогал. А теперь что?
— Эй, полегче! — бармен перехватил его руку с занесённым бокалом, который через мгновение мог бы полететь в стену. — Тебе, может, хватит?
Боря моргнул, не понимая, когда успел вскочить со стула. В баре повисла неприятная тишина – посетители с любопытством разглядывали его.
— Да пошли вы все, — пробормотал он, нашаривая в кармане смятые купюры. — С братьями так не поступают.
Холодный вечерний воздух немного отрезвил его. Боря брёл по улице, засунув руки в карманы, и злость постепенно уступала место глухой тоске. Он достал телефон, нашёл номер брата. Палец завис над кнопкой вызова.
«Я должен заботиться о своей жене и будущем ребенке. Это твой главный долг сейчас,» – вспомнил он слова матери, пересказавшей разговор с Мишей.
— А как же я? — прошептал Боря в пустоту. — Я же твой брат…
Телефон в его руке ожил – неизвестный номер. Боря сбросил вызов и побрёл дальше. Последнее время он мало говорил по телефону — он боялся, что хозяйка квартиры, которую он снимал, позвонит с незнакомого номера и снова будет требовать денег…
Он шёл, не разбирая дороги, пока не оказался возле дома брата. В окнах третьего этажа горел свет. Боря представил, как Миша с Полиной, наверное, сидят сейчас на кухне, пьют чай, обсуждают имя для будущего сына… Его передёрнуло. Захотелось подняться, позвонить в дверь, высказать всё, что накипело. Но что-то остановило его. Может быть, всплывшее в памяти лицо Полины – бледное, с тёмными кругами под глазами, когда она выходила из женской консультации, тяжело опираясь на руку мужа. Или может быть, собственное отражение в витрине ближайшего магазина – помятое, с красными глазами…
Боря постоял ещё немного, глядя на светящиеся окна, потом развернулся и пошёл прочь. На углу дома он достал телефон и набрал номер.
— Алло, мам? Слушай… насчёт того, чтобы пожить у тебя. Я готов.
Прошла неделя. Боря лежал на маленьком диване в маминой квартире, пялясь в потолок. Узкое пространство между шкафом и журнальным столиком было заставлено его вещами – то немногое, что он успел забрать со съёмной квартиры.
— Может, поешь? — Галина Ивановна заглянула в комнату. — Я борщ разогрела.
— Не хочу, — буркнул Боря, переворачиваясь на бок.
Мать вздохнула и прикрыла дверь. С кухни доносился звон посуды, но мать старалась шуметь как можно меньше.
Телефон завибрировал – пришло сообщение от Миши: «Привет. Мама сказала, ты у неё. Как ты?»
Боря усмехнулся. Неделю молчал, а теперь спрашивает «как ты?»
«Нормально», – отправил он короткий ответ и снова уставился в потолок.
Телефон снова ожил: «Может, встретимся? Поговорим?»
Боря почувствовал, как к горлу подкатывает комок. Встретиться? О чём говорить? О том, как брат выставил его на улицу? Или о том, как теперь приходится ютиться на диване у матери, слушая её тихие вздохи по ночам?
«Занят», – набрал он.
Миша не отступал: «Я знаю хорошую кофейню недалеко от маминого дома. Завтра в 2?»
Боря хотел отказаться, но что-то остановило его. Может быть, въевшаяся за годы привычка слушаться старшего брата. А может, собственное отражение в зеркале, которое он случайно поймал этим утром – небритое, с потухшими глазами.
«Ок», – ответил он после долгой паузы.
На следующий день в начале второго Боря уже сидел в указанной кофейне, нервно постукивая пальцами по столу. Миша появился ровно в два, как всегда пунктуальный. Он выглядел уставшим, но каким-то… решительным.
— Привет, — сказал он, садясь напротив. — Что будешь?
— Ничего не буду, — огрызнулся Боря. — Давай без этих светских…
— Два американо и чизкейк, пожалуйста, — перебил его Миша, обращаясь к подошедшей официантке. — Брат у меня сладкое любит.
Боря хотел возразить, но промолчал. Чизкейк он действительно любил.
— Я устроил тебя на работу, — вдруг сказал Миша.
— Что? — Боря непонимающе уставился на брата. — В смысле?
— В прямом смысле, — Миша внимательно посмотрел на брата. — В компании, где я работаю, нужен человек в отдел логистики. График с девяти до шести, официальное трудоустройство, соцпакет. Начальник – мой хороший знакомый. Он готов взять тебя с испытательным сроком.
Боря почувствовал, как краска заливает лицо.
— Решил по блату меня пристроить? — процедил он. — Думаешь, сам не справлюсь?
— Думаю, что ты мой брат, — спокойно ответил Миша. — И я хочу тебе помочь. Но не так, как раньше.
Он достал из кармана сложенный лист бумаги.
— Здесь адрес и телефон. Собеседование завтра в десять. Придёшь или нет – решай сам. Я только договорился о встрече, дальше всё зависит от тебя.
Официантка принесла кофе и чизкейк. Боря машинально взял вилку, отломил кусочек.
— Почему? — спросил он тихо. — Почему сейчас?
Миша помолчал, размешивая сахар в чашке.
— Потому что я понял одну вещь, — сказал он наконец. — Когда я отказался взять тебя к себе, это было не из-за того, что я тебя не люблю. Наоборот. Иногда нужно дать человеку упасть, чтобы он научился вставать сам.
Боря продолжал ковырять чизкейк, не поднимая глаз.
— А если я завалю собеседование? — спросил он после паузы.
— Значит, найдёшь другую работу, — пожал плечами Миша. — Я в тебя верю. Просто… может быть, пора что-то менять?
Они допили кофе в молчании. Когда Миша встал, чтобы расплатиться, Боря вдруг сказал:
— Спасибо. За чизкейк… и за всё.
— Не за что, — улыбнулся Миша. — Кстати, мы с Полиной решили назвать сына Борисом. Если ты не против.
— Но почему? — удивился Боря.
— Нашего дедушку так звали. Забыл?
Миша вышел из кофейни, оставив брата наедине со сложенным листком бумаги и новым, незнакомым чувством в груди. Кажется, это была надежда.
На следующее утро Галина Ивановна проснулась раньше обычного от непривычного шума. Из ванной доносилось жужжание электробритвы. Она осторожно выглянула из спальни и увидела необычную картину: Боря, тщательно выбритый и одетый в единственный приличный костюм, хмуро разглядывал себя в зеркале прихожей, пытаясь справиться с галстуком.
— Давай помогу, — тихо предложила она, подходя ближе.
Боря дёрнулся было, но потом опустил руки, позволяя матери завязать узел. Её пальцы слегка дрожали.
— Всё будет хорошо, — сказала она, разглаживая складки на его пиджаке. — Ты справишься.
Боря промолчал, только кивнул. Взял приготовленную папку с документами и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Весь день Галина Ивановна не находила себе места. Несколько раз порывалась позвонить Мише, но останавливала себя. Боря вернулся только вечером. Молча прошёл на кухню, сел за стол. Мать замерла у плиты, не решаясь спросить.
— Взяли, — наконец произнёс он. — С понедельника выхожу.
Галина Ивановна охнула, кинулась обнимать сына. Тот неловко похлопал её по спине.
— Мам, ну хватит… — пробормотал он. — Это ещё только испытательный срок.
— Я так горжусь тобой, — всхлипнула она.
Боря осторожно высвободился из объятий.
— Пойду Мишке позвоню, — сказал он, доставая телефон.
****
Прошёл месяц. Боря возвращался с работы поздно – входил в курс дела, разбирался с документами, засиживался над отчётами. Галина Ивановна каждый вечер ждала его с ужином, но ничего не спрашивала. Только украдкой наблюдала, как сын меняется: распрямляются плечи, появляется уверенность в движениях, исчезает затравленный взгляд.
А потом случилось неожиданное. В пятницу вечером, вернувшись с работы, Боря положил перед матерью листок бумаги.
— Что это? — спросила она, надевая очки.
— Договор аренды, — ответил он, отводя глаза. — Комната в коммуналке. Недалеко от работы. Небольшая, но…
— Ты… уезжаешь? — Галина Ивановна почувствовала, как к горлу подкатывает ком.
— Мам, — Боря сел рядом, взял её за руку. — Я не могу вечно жить на твоём диване. Мне скоро тридцать. Пора… пора становиться взрослым.
Она кивнула, смахивая слёзы.
— Ты прав, сынок. Конечно, прав.
В воскресенье они вдвоём перевозили его вещи. Когда всё было разложено по местам, Галина Ивановна достала из сумки завёрнутый в полотенце контейнер.
— Котлеты. Твои любимые, — улыбнулась она сквозь слёзы.
— Мам… — Боря вдруг крепко обнял её. — Спасибо. За всё.
Вечером он долго сидел на общей кухне, глядя в окно. Ему не хотелось идти в свою комнату. Потом достал телефон, набрал номер.
— Миш? Не разбудил? Слушай… там это… Полина как? Скоро уже?… Может, заеду на выходных? Посмотрю, как вы там… и помочь если что надо…
В трубке повисла пауза, а потом раздался голос брата:
— Приезжай. Да. Мы будем рады.
Впервые за долгое время Боря улыбнулся. За окном начинал падать снег – первый снег в этом году. Чистый, как новая страница.