— Агата, квартиру я решила продать. Деньги пойдут Яне — у неё трое детей, им на первый взнос по ипотеке нужно. А тебе вот, сервиз бабушкин оставлю, — Майя Степановна выставляла на стол старые чашки, стараясь не встречаться взглядом с младшей дочерью.
Два года разрывалась между работой и домом, где мать нуждалась в постоянном присмотре. Кредит на восемьсот тысяч под огромные проценты, потому что времени искать выгодные условия просто не было — счёт шёл на часы.
— Мам, а может хотя бы кредит поможешь закрыть? Я же все свои сбережения…
— Ой, опять начинается! — Майя Степановна раздраженно взмахнула полотенцем, как будто пыталась отмахнуться от неудобной темы. — Что ты вечно считаешь? Я тебя растила, ночей не спала! Я же твоя мама — как ты можешь требовать с меня деньги?! А у Яночки детки в школу ходят, старшему репетитор нужен, младшие в секции просятся, их же развивать надо. Муж на заводе всего тридцать пять получает!
— А мой кредит, значит, сам себя закроет? — Агата наконец выпустила из рук тарелку. На белом фарфоре остались мыльные разводы, похожие на слезы.
— Господи, ну что ты как маленькая! Взяла кредит — вот и выплачивай. Нечего было такие суммы занимать.
— На твое спасение, мама. Когда ты без движения лежала.
— Я тебя не просила… Два года назад все было совсем иначе. Агата сидела в кабинете начальника отдела, рассматривая приказ о повышении. Сорок пять тысяч — совсем другая жизнь. Можно было снять комнату поближе к центру, не трястись час в маршрутке. Она даже присмотрела вариант — светлая «однушка» в старом доме, до работы пятнадцать минут пешком.
— Давай, Агата Николаевна, в понедельник жду в новом статусе, — улыбался начальник, протягивая ручку для подписи.
Телефон зазвонил, когда она уже занесла руку над бумагой.
— Агаточка… помоги… я упала… не могу подняться… — голос матери был едва слышен за шумом воды.
Скомканные извинения перед начальником, трясущиеся руки никак не могли собрать сумку. «Семейные обстоятельства» — звучало как приговор её повышению. Никто не любит брать на руководящие должности тех, у кого вечные проблемы с родными.
Такси еле ползло в пробке. Агата до боли стискивала телефон — гудки, гудки, и снова гудки. Мать трубку не брала. В голове крутилось: «Только бы успеть, только бы… что там вообще происходит, как, где… »
Дверь в квартиру была не заперта. Мать лежала в коридоре, неловко подвернув ногу, в раковине под огромным напором лилась вода.
— Мамочка, я здесь, я приехала…
— Где ж ты так долго… — едва слышно. Вызов неотложки, бесконечное ожидание. «Сколько времени прошло? Нет, не помню… Да, ударилась… Нет, раньше такого не было…»
Потом были бесконечные дни в казенных стенах. Жесткий стул в коридоре, тревожная тишина, прерываемая шагами спешащих людей в белом. Сестры уже знали её по имени — «Агата, можете пока домой съездить, мы присмотрим».
Какое домой? Она сидела, вглядываясь в бледное лицо матери за стеклом, где лежали те, кому было совсем плохо. Раз — мама всегда любила Яну больше. Два — но ведь я тоже её дочь. Три — почему именно сейчас? Четыре — как быть с повышением? Пять — господи, только бы всё обошлось…
«Времени совсем нет, — покачал головой врач, глядя в бумаги. — Без срочной помощи можем не успеть. Нужны дорогостоящие процедуры».
Яна отделалась коротким звонком: «Держитесь там, я бы приехала, но сама понимаешь — дети, работа… Старший приболел, средняя на конкурс готовится, младшая в садик пошла — адаптация».
«Адаптация», — эхом отозвалось в голове Агаты. Она тоже сейчас проходила свою «адаптацию» — к недосыпу, к бесконечным очередям в приемном покое, к разговорам с банковскими менеджерами.
— К сожалению, на таких условиях мы кредит одобрить не можем, — молоденькая девушка в офисе банка виновато улыбалась. — Ваша зарплата…
— А если под более высокий процент?
— Ну… есть специальная программа…
Двадцать процентов годовых показались спасением. Восемьсот тысяч легли на карту уже через два дня. О повышении пришлось забыть — какое повышение, когда мать между небом и землей?
— Агата, ты бы хоть покрасилась, — вздыхала соседка по офису, Марина. — Совсем себя забросила.
— Некогда, Марин. Вечером к маме надо, она сама даже воды подать себе не может.
— А сестра твоя где?
— У сестры дети…
Это стало какой-то мантрой — «у Яны дети». Будто наличие детей автоматически освобождало от всех остальных обязательств.
Нашла работу поближе к дому — в небольшой фирме, где платили меньше, но относились с пониманием. «Мама после падения совсем слегла» здесь звучало как пароль — отпускали без лишних вопросов.
— Агата Николаевна, может, отдохнете немного? — участливо спрашивала начальница.
— Не могу, Ольга Петровна. Кредит платить надо.
Каждый месяц превращался в игру с цифрами. Из тридцати двух тысяч зарплаты пятнадцать уходило на платеж по кредиту, десять — на лекарства и процедуры для матери. Оставшиеся семь нужно было растянуть на квартплату, проезд и еду. Обеды она давно носила с собой — контейнер с гречкой стал привычным жильцом офисного холодильника.
Яна звонила по выходным — когда дети ложились спать, а муж уходил в гараж «к мужикам».
— Представляешь, обои в детской по восемьсот рублей рулон взяли! — щебетала она в трубку. — Такие милые, с зайчиками. Егорка в восторге!
— Здорово… — Агата рассеянно перебирала чеки. Надо было что-то решать с новыми назначениями для мамы — они стоили вдвое дороже прежних.
— А ты как? Все работаешь?
— Да, работаю…
— Слушай, у нас тут холодильник барахлит. Может, одолжишь немного? Тысяч двадцать? Зарплата через неделю, сразу отдам!
Агата прикрыла глаза. Старый долг пятилетней давности — «тысяч десять, максимум на месяц» — Яна не отдала до сих пор. Да и не собиралась, похоже.
— Не могу, Ян. У меня кредит…
— Вечно ты со своим кредитом! — в голосе сестры зазвенело возмущение. — У меня трое детей, между прочим!
— Детей, значит, накрутила, а теперь все вокруг должны? — пробормотала Агата, нажимая «отбой». И тут же устыдилась своих слов.
Мать поднималась на ноги медленно, словно учась заново ходить. Сперва просто начала садиться, потом — делать первые шаги, держась за стену. Агата приезжала каждый день — между работой и домом успевала только переодеться и наскоро перекусить.
— Доченька, ты бы Яночке позвонила, — просила Майя Степановна. — Что-то она давно не приезжает…
— Она занята, мам. У неё дети.
— А ты всё одна да одна. Тебе бы тоже замуж, детишек…
Агата молча меняла постельное белье. Замуж… Какой тут замуж, когда личная жизнь ограничивается маршрутом работа-дом-аптека? В последний раз на свидание она ходила, кажется, год назад. Или два?
Когда мать наконец встала на ноги, начались бесконечные походы по врачам. Очереди в поликлинике, талончики к разным специалистам, анализы… Хорошо хоть на работе вошли в положение — отпускали пораньше, если нужно было везти маму.
— Агата, может, правда сестру попросишь помочь? — как-то спросила начальница. — У тебя же глаза уже квадратные от недосыпа.
— У сестры дети, Ольга Петровна. Ей некогда.
— А у тебя что, жизни своей нет?
Был вечер пятницы, когда мать огорошила новостью о продаже квартиры.
— Ты пойми, Яночке ипотеку надо закрывать. У неё же трое, им расти надо где-то…
— А мой кредит? — голос Агаты дрогнул. — Мам, я же все свои сбережения…
— Опять двадцать пять! — Майя Степановна всплеснула руками. — Вечно ты со своей бухгалтерией! Я тебя не просила тратиться!
— Да, не просила. Ты просто могла остаться овощем в коляске .
В комнате повисла тяжёлая тишина. Было слышно, как капает вода из крана — надо бы прокладку поменять, всё руки не доходят.
— Яночка хоть спасибо сказала? — вдруг спросила Агата. — За то, что я тебя на ноги поставила, пока она детей развивала?
— При чем тут спасибо? — искренне удивилась мать. — Ты же дочь. Ты обязана.
— А она?
— У неё дети! Ты что, не понимаешь?
— Понимаю, мам. Теперь я все понимаю.
Квартиру оценили в три миллиона двести. Две недели Агата перебирала документы, складывая их в потрепанную красную папку — ту самую, где когда-то хранила свои грамоты и дипломы. Чеки из аптек, договор с сиделкой, банковские выписки. Каждая бумажка — как след от пощечины. Полтора миллиона — такова цена её бессонных ночей и несбывшихся планов.
Папку на стол она положила молча. Что это? — Майя Степановна отодвинула чашку с недопитым чаем.
— Отчет, мама. За два года твоего… присутствия в моей жизни, — Агата начала раскладывать документы веером, как карты в пасьянсе. — Вот здесь проценты по кредиту. Здесь — договор с сиделкой. А это — чеки за лекарства. Полтора миллиона, мама. Ровно половина от стоимости квартиры.
— Ты… — Майя Степановна побледнела, пальцы вцепились в край скатерти. — Ты что, считала? Каждую копейку, потраченную на родную мать?
— А Яне ты отдаешь квартиру просто так, — Агата улыбнулась краешком губ. — Без счета. Потому что у неё дети.
— Либо возвращаешь мне деньги из суммы за квартиру, либо подаю в суд, — она провела пальцем по краю стола, стирая невидимую пыль. — Выбирай.
Повисла тишина — такая звонкая, что казалось, её можно потрогать рукой.
— Ты… да как ты можешь? Ты совсем страх потеряла? — голос матери сорвался на крик. — Я же мать! Родную мать — под суд?
— А я дочь, — Агата подняла глаза. — Одна из двух. Только почему-то все эти два года я была одна. Где была Яна, когда нужно было сутками дежурить у твоей постели? Когда нужно было унижаться перед банками? Когда нужно было выбирать — купить тебе лекарства или заплатить за квартиру?
Яна ворвалась в квартиру через час — растрепанная, задыхающаяся от возмущения:
— Ты что творишь? — с порога закричала она, швыряя сумку на пол. — Совсем с ума сошла? Мать шантажировать!
— А требовать всю квартиру себе — это не шантаж? — Агата медленно повернулась к сестре. — «Мама, ты же понимаешь, у меня дети, нам нужна большая квартира…» Она ничего не напоминает?
— Это другое! У меня же…
— Дети, да. Я помню. Ты повторяла это два года. Каждый раз, когда я просила приехать хотя бы на пару часов.
— Какая же ты… — Яна осеклась, подбирая слово пообиднее. — Ладно, считала деньги — считай. Но угрожать судом родной матери!
— Родной матери… — Агата качнула головой. — Знаешь, Яна, самое интересное не в том, что я считала деньги. А в том, что больше считать не хочу. Ни копейки, ни минуты, ни капли своих сил — ничего. Я просто хочу вернуть своё и отпустить вас. Обеих.
Деньги она получила через месяц. Села напротив матери, пересчитала купюры — так же методично, как когда-то считала копейки на лекарства. Закрыла кредит, расплатилась с долгами. Выдохнула первый раз за два года.
Яна перестала звонить — «с такой сестрой общаться не хочу». Мать переехала к старшей дочери, увозя с собой обиду и непонимание. А ещё — тяжесть невысказанных слов, которые копились все эти годы.
Прошло полгода. Звонок раздался ближе к полуночи. Агата только вышла из ванной, волосы еще мокрые, настроение после тяжелого дня — не очень.
— Доченька… — голос матери подозрительно дрожал. — Ты знаешь…
— Что случилось? — Агата включила громкую связь, вытирая волосы полотенцем.
— Яночка говорит, что я ей мешаю… Что места мало, что дети не высыпаются… Можно я к тебе перееду?
Агата замерла с полотенцем в руках. Потом медленно усмехнулась:
— А что так? Янины дети больше не главный приоритет?
— Ну зачем ты так… Я же твоя мать…
— Да? А когда делили квартиру — вспомнила, что я дочь? Когда я просила хотя бы часть денег вернуть — вспомнила?
— Агаточка, ну что ты старое ворошишь…
— Старое? — Агата аж задохнулась от возмущения. — Три месяца назад ты отдала все деньги от продажи квартиры Яне! Той самой Яне, которая теперь тебя выставляет! А мне даже спасибо не сказала за два года моей жизни!
— Дочка…
— Нет, мам. Теперь ты меня послушай. Знаешь, куда тебе идти? К Яне. Той самой любимой дочери с тремя детьми. Пусть она теперь решает, куда тебя деть.
— Как ты можешь? Я же…
— …твоя мать, да. Только знаешь, что я поняла? Мать — это не профессия. И не индульгенция. И не право распоряжаться чужой жизнью.
— И что мне теперь, на улице жить?
— А это уже не мои проблемы. Яне квартиру отдала — вот пусть Яна и думает. У неё же дети, помнишь? Ради них можно всё — и квартиру отдать, и родную дочь обобрать. Вот пусть теперь и крутится.
— Ты… ты чудовище!
— Нет, мам. Я просто больше не собираюсь подтирать за вами обеими. Решайте свои проблемы сами.
Агата нажала «отбой» и швырнула телефон на кровать. Руки тряслись, но на душе впервые за долгое время было легко.
Телефон зазвонил снова — на этот раз Яна.
— Ты что творишь? — сестра орала так, что пришлось отодвинуть трубку. — Мать на улицу выгоняешь?
— А ты что творишь? Квартиру взяла, а мать тебе уже мешает?
— У меня дети!
— Вот и разбирайся сама. Квартиру ты получила? Получила. Теперь твоя очередь заботиться о маме.
— Да ты… да как…
— Всё, Яна. Разговор окончен. Дальше сами.
Агата отключила телефон. Потом подумала и заблокировала оба номера — и материн, и Янин. Хватит. Пусть учатся жить без вечной палочки-выручалочки.
Теперь они не общаются. Яна злится, мать обижается, но Агате впервые за долгое время наплевать на их чувства. У неё своя жизнь. И в этой жизни больше нет места для тех, кто считает её бесплатным приложением к своим проблемам.
Интересно, а ваши родители тоже любят вас по прейскуранту — чем больше детей, тем дороже? Делитесь в комментариях!
Подписывайтесь!
Ставьте ЛАЙК или ДИЗЛАЙК — не жадничайте!
Что почитать: