— О, а я думала, ты поздно сегодня! — голос раздался с кухни, как только Алина открыла дверь.
— А я думала, ты умерла от кофеина, Оль, — устало отозвалась Алина, хлопнув сумкой об пол. — У тебя уже шестая кружка. Ты опять тут?!
— Ну да. Максим сказал, можешь зайти, говорит, всё своё, чего ты стесняешься, сестра ты мне родная, — пропела Ольга, не отрываясь от шкафа. — Я тут твой комбинезончик примерила. Ммм, сидит как на мне сшит. Только молния заела.
— Ты серьёзно? — Алина облокотилась о стену и провела рукой по лицу. — Это был мой комбинезон. МОЙ. Новый. На собеседование.
— Ну не убила же. Просто примерила. Может, я тоже на работу пойду, чего ты на всех парах одна летишь? — фыркнула Ольга и прошлась по кухне, как по подиуму, в растянутой майке Максима и её же, Алины, шёлковых тапочках. — Ты ж щедрая, да? Ты ж не из этих… собственниц.
— А ты из каких? — Алина прищурилась. — Из тех, кто в гости ходит с собственными тапками, кружкой и уважением к чужому дому?
— Да расслабься ты, — Ольга плюхнулась на стул и хрустнула яблоком. — Дом-то общий. Или ты забыла, чьё имя в свидетельстве?
Алина повернулась на каблуках и направилась в спальню. За дверью пахло её духами и каким-то чужим лаком для волос. На кровати — её бежевый комбинезон, с застрявшей на спине молнией. Рядом — пустая коробка из-под новых туфель. Её туфель.
— Ну ты совсем охренела, — тихо сказала она, подбирая вещь двумя пальцами, словно заразную.
Ольга, конечно, всё слышала.
— Да блин, я просто мерила. Я ж не унесла! Ты какая-то нервная стала. Максим говорил, что ты раньше веселее была, до свадьбы. Прям душка.
Алина вышла из спальни с видом, каким обычно смотрят на муравья в тарелке с супом.
— До свадьбы у меня не было тебя в жизни, Оль. И это, знаешь, вносит определённые коррективы в характер. А теперь расскажи мне, пожалуйста, что ты делала в нашей квартире без моего ведома?
— У меня ключ, — пожала плечами Ольга. — Максим дал, после больницы, помнишь? Когда у него спина прихватила, я еду привозила, помогала.
— Это было ПОЛГОДА назад. — Алина повесила комбинезон на плечики и кивнула. — Полгода ты приходишь, как к себе домой, роешься в моих вещах и еще дерзишь. Где Максим?
— На работе. А что?
— Отлично, — Алина достала телефон. — Сейчас мы и выясним, у кого в этом доме нет мозгов.
Ольга встала и, облокотившись о дверной косяк, цедила слова:
— У тебя, Алиночка, просто синдром единственной кастрюли. Всё в ней варится — и брак, и гордость, и мои тапки. Но ты же девочка сильная, карьерная, небось, даже мужу разрешение на сопли не подписываешь?
— А ты не перепутала этажом? — Алина ткнула на вызов. — Это мой дом. Я здесь живу. С моим мужем. Который, возможно, скоро будет моим бывшим.
— Ой, началось…
Телефон зазвонил. Максим ответил на четвёртом гудке, с придушенным кашлем и фоном офиса.
— Привет. Ты дома? — спросил он.
— Я дома. А ты мне скажи, Максим, ты вообще в курсе, что у нас в доме — цирк? Только обезьяна без мыла влезла через ключ от тебя. И сидит, жрёт, примеряет мои вещи. Всё в порядке?
— Алин, ну это же Олька… Ну ты чего сразу… — начал он, явно подбирая слова. — У неё просто тяжелый период. Она одна. Она помогает…
— Она ворует. И она хамит. И она мне осточертела. Забери у неё ключи.
— Алин, ну нельзя же так резко. Ты же знаешь, она с характером…
— А я без? — голос Алины дрожал, но не от страха. — Слушай, я замужем за тобой, а не за вашей семейной драмой. Мне твоя Ольга не сестра. Мне она посторонний человек, лезущий в мои трусы, извиняюсь.
— Она не лезет… — начал Максим, но замолчал.
— Пусть сдаёт ключ. Иначе я завтра сменю замки. И если ты считаешь, что это перегиб, то мы поговорим серьёзно, когда вернёшься. И ещё. Я тебе не жилетка. И не мама. Я твоя жена. И либо ты живёшь со мной, либо с ней.
Ольга, слушая этот монолог, вытянулась во фрустрации, но не ушла. Наоборот, уселась обратно и с вызовом посмотрела на Алину.
— Ну и кому ты теперь в этой квартире нужна, королева драмы?
— Себе. Этого уже достаточно, — тихо сказала Алина и пошла в ванную.
Она закрыла за собой дверь и уставилась на своё отражение. Глаза — красные, губы — сжаты. И где-то под грудной клеткой — жгучее, злое тепло. Не слёзы. Нет. Это — злость. И она наконец-то начала закипать.
Алина знала: назад дороги не будет. Или он, или она. Или они вдвоём — против неё. Но сейчас, стоя босиком на холодной плитке, она вдруг поняла, что выбора у неё не осталось. И это был, как ни странно, первый шаг к свободе.
На следующее утро Алина проснулась в полной тишине. Без запаха чужого лосьона в ванной, без хлопающих дверей, без «Алин, ты не видела мой фен?». Тишина стояла липкая, непривычная, как новая обувь. Казалось, в квартире впервые за полгода можно было дышать полной грудью.
Ольга ушла. Максим пришёл поздно вечером и ушёл спать, не говоря ни слова. Спал, отвернувшись, будто Алина была стенкой. Она не настаивала. Просто смотрела в потолок и думала, что вот сейчас… вот уже почти… они, кажется, не вдвоём.
Утром она услышала, как он собирается: рубашка, галстук, звук ложечки в чашке, короткое сопение перед зеркалом — всё было до боли знакомо и чуждо одновременно.
— Ключ она тебе отдала? — спокойно спросила Алина, выходя на кухню.
Максим не поднял головы. Просто поставил чашку в раковину.
— Я не стал просить, — сказал он, глядя в столешницу. — Она была в слезах. Ты с ней жестоко обошлась. Она всё-таки моя сестра.
— А я? — Алина сложила руки на груди. — Я кто? Мебель, коврик у входа? Или ты в браке только с Ольгой, а я так, чтобы посуду кому-то мыть?
— Не передёргивай. Ты всегда всё выставляешь в чёрно-белом. Ты даже в ссорах ведёшь себя, как на совещании — с фактами, аргументами и холодным лицом. Ты не оставляешь мне шанса. Я между двух огней.
— Нет, Макс, ты не между двух огней. Ты — в одной лодке. Только грести решил в сторону Ольги.
— Потому что она — семья! — рявкнул он, вдруг резко, неожиданно для самого себя. — Она была со мной, когда тебя вообще рядом не было. Когда я лежал в больнице, когда мама умерла, когда я…
— Да не ври ты себе, — перебила его Алина, тихо, но очень жёстко. — Тебе просто удобно. Удобно, что кто-то заботится о тебе, не требуя ничего взамен. Ольга заботится, но и живёт за твой счёт. А я — нет. Я требую уважения. И мне плевать, что тебе с этим неудобно.
Максим молчал. Казалось, он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле, как кость.
Он ушёл, не попрощавшись. Алина осталась на кухне. В этой комнате было столько их разговоров, их шуток, их завтраков на скорую руку… и теперь — только она и чай, который уже давно остыл.
На работе она не могла сосредоточиться. Слово за словом, как капли воды, капали мысли: он не встал на мою сторону, он даже не пытался, он выбрал её…
В обеденный перерыв ей позвонила свекровь. Неожиданно. Таяна Павловна — женщина с лицом вечного укора и голосом, которым можно было вызывать привидений.
— Алиночка, здравствуй. Ты, наверное, уже в курсе, что Ольге негде теперь ночевать?
— Да. И это не случайность, Татьяна Павловна. Она не гость. Она паразит. — Алина вздохнула, но спокойно. — Я больше не хочу, чтобы она приходила в наш дом без спроса.
— Ты слишком молода, чтобы разбираться в семейных делах. У тебя, может, карьера, но в нашем доме — свои правила.
— Ваш дом? — Алина усмехнулась, так громко, что коллега за соседним столом обернулась. — А я-то думала, квартира куплена в ипотеку, которую я и гашу. Ну, видимо, я не так поняла. Спасибо, что прояснили.
— Не язви, девочка. Ты — жена, и ты должна понимать: семья — это не только постель с мужем. Это его родные, его кровь. Ты пришла на всё готовое, а теперь устанавливаешь правила.
— На готовое? — голос Алины стал ледяным. — Я пришла в ипотеку, в однушку с поломанной сантехникой и мужиком, который до сих пор советуется с сестрой, можно ли ему купить новые джинсы. Я не ставлю правила. Я защищаю себя.
Свекровь молчала. Потом вдруг выдохнула:
— Я не ожидала, что ты окажешься такой.
— А я ожидала, что меня кто-то в этой семье поддержит. Но теперь понимаю — зря.
Она положила трубку. И впервые за долгое время не заплакала.
Максим вернулся вечером. С кислым лицом, с пакетом еды из магазина и видом, будто его избили морально, но он держится.
— Ужинать будешь? — спросил он, снимая куртку.
— А что, Ольга не накормила? — Алина не повернулась к нему, продолжая резать овощи. — Или ты решил вернуться в семью на подножный корм?
— Я… устал. Алина, ну сколько можно?
— Пока ты не встанешь на мою сторону. Пока ты не скажешь: «Я выбрал жену, и сестра — взрослый человек, пусть учится жить самостоятельно». Пока ты не вернёшь мне ощущение, что я у тебя — на первом месте.
Он молчал.
— Ты же понимаешь, что я не могу просто выставить её, — тихо сказал он. — Она… она психически нестабильна. У неё были панические атаки. Она…
— Прекрати. — Алина повернулась к нему, глаза в упор. — Ты всё время придумываешь оправдания. Для неё. Для себя. Для того, что тебе удобно, когда не надо принимать решения. Но это уже не работает. Или я, или она.
Он посмотрел на неё, долго, молча, как будто что-то решал. Потом сел. И вдруг спросил:
— А если я выберу её?
Алина кивнула. Будто давно этого ждала.
— Тогда я соберу чемодан. И уйду. Сегодня же.
— Это шантаж?
— Это реальность. Ты просто не привык, что у реальности есть последствия.
Максим встал. Помолчал. Потом медленно пошёл к входной двери, открыл ящик для ключей и достал… два одинаковых брелока.
Снял один. И положил его на полку у зеркала.
— Я выбрал тебя, — сказал он тихо. — Но если ты это превратишь в войну, Алин, я не смогу. Я хочу, чтобы ты была моей семьёй. Но я не хочу терять Ольгу.
— Тогда тебе придётся научиться быть между, а не сбоку. — Алина взяла ключ. — С этого дня ты отвечаешь за неё. Если ещё раз она окажется в нашем доме без спроса — я уйду. Без скандала. Просто уйду.
Максим кивнул. Но в глазах его не было уверенности. Только усталость.
И тогда Алина поняла: теперь их двое. И ни один из них не готов на жертвы. Но один уже сделал выбор.
Через неделю всё пошло к чертям.
Ольга вернулась. Тихо. Без стука. Без звонка. С ключом, который, как выяснилось, у неё был второй — «на всякий случай». На тот самый, когда вдруг будет нечем платить за съём и надо будет «переждать пару дней у брата».
Алина вошла в квартиру после работы и застыла у порога. В прихожей валялись кроссовки, не её. По коридору доносился гогот. Ольгин. Звонкий, натужный, словно кто-то на спор смеётся, чтобы показать, что всё хорошо, а на деле — уже крушение.
И был ещё один звук — хруст упаковки. У Алины в животе сжалось. Она знала этот звук. Это были те дорогие конфеты, которые она хранила в серванте на Новый год. Ей, как ни странно, стало даже не жалко конфет. Ей стало жалко себя — потому что она опять оказалась в дураках.
Ольга сидела на диване, в Алиной пижаме (!!!), с маской на лице и пультом в руках. Максим рядом. Тоже в домашнем. Пил пиво.
Алина сделала шаг в комнату, медленно. Сняла пальто, сложила аккуратно. Всё делала по механике. Потом посмотрела на мужа.
— Ты собирался сказать мне, что мы теперь живём втроём? — голос её был тихим, очень спокойным, настолько, что Макс чуть не поперхнулся.
Ольга отложила пульт.
— Ой, Алин, да расслабься ты. Мы просто с Максом решили кино глянуть, чё ты сразу с лицом таким, будто я тебе собаку отравила?
Алина медленно обернулась к ней. Сделала шаг. Потом второй. И встала прямо напротив.
— Ты в моей пижаме. — Спокойно, без крика.
— Да ладно тебе, — Ольга закатила глаза. — Я её постираю. Она тебе вообще велика, фигура у тебя… ну, ты знаешь.
— А ты в курсе, что у меня дома теперь видеонаблюдение? — вдруг спросила Алина и встала к Ольге вплотную. — И что я видела, как ты искала мои украшения в спальне?
Максим вскочил.
— Подожди, это что за…
— Можешь сам посмотреть, Максим. Запись сохранена. — Она смотрела только на Ольгу. — Ты просто вор, и я это докажу.
— Что?! — Ольга побелела, глаза налились слезами. — Ты что, совсем с ума сошла? Какое видео? Это клевета!
— Тогда подаём заявление в полицию, — спокойно продолжила Алина. — Проверим, клевета это или просто ты — неумелая актриса.
— Алина! — рявкнул Максим. — Ты совсем? Ты что тут устраиваешь?!
— Нет, Максим. Это ты устраиваешь. И не первый день. — Она повернулась к нему. — Ты не убрал её из нашей жизни. Значит, убираюсь я.
— Подожди! — Он схватил её за руку. — Не делай глупостей. Это… это можно уладить.
— Уладить? — Алина рассмеялась. — Мы тут что, в цирке? Или на ток-шоу: «Жена, муж и сестра — кто кого выгонит»?
— Алина, успокойся, — Ольга встала. — Ну хватит уже этих истерик! Тебе психиатр не нужен, а? А то ты прям в каждой шутке — драма.
И тогда Алина ударила её.
Не сильно. Не театрально. Просто щёлкнула ладонью по щеке, по самолюбию, по всей этой грязи, которая копилась месяцами. Звук был звонкий, как в кино. Молчание после — тяжелее, чем сам удар.
Ольга вскрикнула и прижала руку к лицу.
— Сумасшедшая! Ты что творишь?!
— Выходи. Сейчас. — Алина смотрела только на Максима. — Если ты её не выведешь, это сделаю я. Но тогда, клянусь, всё будет официально. Заявление. Суд. Иск за порчу имущества. За взлом. За проникновение. Выбирай, Максим.
Он стоял, как истукан. Потом медленно повернулся к Ольге.
— Оль… тебе лучше уйти.
— Что?! — она вытаращила глаза. — Ты серьёзно?! Ты выбираешь её?
Он молча кивнул.
— После всего? После того, как мы с тобой… — она осеклась. Алина сразу уловила паузу.
— Что значит «мы с тобой»? — Она уже почти не дышала.
— Да ничего! — Ольга вскрикнула. — Просто он обещал, что я всегда буду в его жизни!
— И что ещё он тебе обещал? — Алина шагнула ближе.
Максим сжал виски.
— Всё. Хватит. Я… я был неправ. Всё, что было — глупость. Ты — моя жена. И я облажался. Жестоко. Но я прошу… не делай это публичным. Не трогай Ольгу. Я всё улажу. Только останься.
— Поздно, — сказала Алина.
И ушла в спальню. Через пять минут вышла с чемоданом. Не громко. Не театрально. Просто — ушла.
Через месяц они официально подали на развод. Алина сняла квартиру ближе к офису, с большими окнами и соседом-кошкой, который приходил по утрам за сыром. Она не плакала. Даже на подаче заявления. Она просто почувствовала — всё.
Позже она узнала, что Ольга уехала. Максим пытался с ней связаться, приходил. Один раз. Стоял у двери с букетом, как мальчишка, ждал. Она не открыла.
И вот, в очередной среду, в новой квартире, с чашкой кофе и сериалом фоном, она написала подруге:
«Я не проиграла. Я просто вышла из игры, где правила писала не я. И знаешь… свобода пахнет кофе, не духами Ольги».
Конец рассказа.