Ольга сидела за кухонным столом, машинально помешивая давно остывший чай. Перед ней лежала банковская выписка – обычная, ничем не примечательная бумажка, но от цифр в ней к горлу подкатывала тошнота. Тридцать тысяч. Очередной перевод сестре мужа, уже третий за этот месяц.
Андрей – её муж – невозмутимо жевал бутерброд, листая новости в телефоне. Как будто так и надо. Как будто в этом не было ничего особенного.
– Андрюш, – Ольга старалась говорить спокойно, хотя внутри всё клокотало. – Может, объяснишь? Мы же договаривались – никаких крупных трат без обсуждения.
Он даже не поднял глаза от экрана:
– А что объяснять? Люда попросила помочь, я помог. Сестра всё-таки.
Сестра. Это волшебное слово, которым можно было оправдать любые траты. Ольга до боли сжала чайную ложку. Вспомнила, как отложила покупку новой зимней куртки – старая совсем протёрлась на локтях. Как отказалась от поездки к маме – билеты слишком дорогие. А деньги снова утекли к вечно нуждающейся Людмиле.
Телефон разразился трелью. Людмила, лёгка на помине. Андрей включил громкую связь – ещё одна привычка, которая раздражала Ольгу. Как будто все семейные разговоры должны быть достоянием общественности.
– Андрюшенька! – голос Люды сочился мёдом. – Спасибо за перевод, солнышко! Только… тут такое дело… Мне бы ещё немножко. На лечение. Совсем чуть-чуть, тысяч пятьдесят…
Ольга замерла. Лечение? Что-то серьёзное?
– Понимаешь, – продолжала Люда, – анализы показали… В общем, врачи говорят, нужна срочная терапия…
– Конечно, – начал было Андрей, но Ольга перебила его:
– Людочка, какой ужас! А что за диагноз? В какой клинике будешь лечиться?
Пауза. Секундная заминка, которая сказала Ольге больше, чем тысяча слов.
– Ну… это… – Люда явно растерялась. – Я потом пришлю все детали. Ты же перечислишь, Андрюш?
Звонок оборвался. Ольга молча взяла телефон и открыла Instagram. Пара кликов – и вот она, страница Людмилы. Новый пост, опубликованный час назад: «Девочки! Нашла супер-горящий тур в Эмираты! Через неделю вылетаю в сказку!»
Пятьдесят тысяч на лечение. Ну конечно.
Ольга почувствовала, как что-то внутри – то, что копилось годами, – наконец лопнуло. Она медленно положила телефон на стол, развернула его экраном к мужу:
– Андрей, посмотри. Полюбуйся на «лечение» твоей сестры.
Он мельком глянул на экран и пожал плечами:
– Ну и что? Может, ей правда нужно отдохнуть. Нервы полечить…
Это было последней каплей. Ольга резко встала, чашка с чаем опрокинулась, тёмная лужица медленно поползла по белой скатерти.
– Нет, – её голос звенел от сдерживаемой ярости. – Просто нет. Я больше не собираюсь в этом участвовать. Хватит.
– Оль, ну ты чего? – Андрей наконец оторвался от телефона, в его глазах мелькнуло беспокойство. – Мы же всегда помогали…
– Вот именно. Всегда. Но теперь – всё. Я не для того работаю с утра до ночи, чтобы спонсировать отпуск твоей сестры. Особенно когда она врёт нам в глаза.
Впервые за много лет Ольга сказала это вслух. Слова, которые так долго царапали горло, наконец вырвались на свободу. И, как ни странно, мир не рухнул. Только на душе стало немного легче.
Андрей смотрел на неё так, словно видел впервые. А может, так оно и было.
На следующее утро я проснулась от трезвона телефона. Даже не глядя на экран, знала – свекровь. Так и есть.
– Доброе утро, мама.
– Какое же оно доброе! – В трубке сразу послышались причитания. – Ты хоть понимаешь, что натворила? Людочка места себе не находит! Всю ночь проревела!
Я села на кухне, потёрла глаза. Надо же, даже кофе сделать не успела, а концерт уже начался.
– Мама, а вы знаете, куда ваша Людочка собралась? В Эмираты! На те деньги, что якобы на лечение просила.
– И что с того? – Голос свекрови стал ещё пронзительнее. – Имеет право человек отдохнуть! У неё, между прочим, нервная работа. А ты… ты… Да как у тебя совести хватает? Мы для вас всё, что могли, делали! А ты теперь каждую копейку считаешь?
Я молчала. А что тут скажешь? Двадцать лет одно и то же. Чуть что – сразу про «всё, что делали». Особенно про то, как свекровь нам на свадьбу деньги дала. Господи, да эту историю уже внуки наши наизусть знают, хотя детей у нас пока нет.
– Мама, давайте не будем…
– Нет уж, давай поговорим! – Она явно завелась. – Кто с Андрюшей сидел, когда ты на курсы свои бегала? А? Молчишь? То-то же! А теперь ты родную сестру мужа без помощи бросаешь?
В трубке что-то щёлкнуло – видимо, свекровь в сердцах нажала отбой. Я так и осталась сидеть с телефоном в руке. И тут же пришла эсэмэска от Люды:
»Поздравляю! У мамы давление подскочило. Если что случится – это ты виновата будешь!»
Сообщение я удалила. А вот противный холодок в животе – не получилось. Знаю же, что манипулируют, а всё равно страшно.
Потом начался просто театр абсурда. Звонили все – от тёти Вали до троюродной бабушки из Саратова. Особенно умиляла тётя Нюра, которая последний раз была у нас на свадьбе:
– Олечка, как же так? Ты же всегда такая хорошая была! А теперь что? Родню решила бросить?
К вечеру я уже на автомате отвечала:
– Да-да, конечно. Я очень плохая. Ужасная просто.
Андрей домой пришёл смурной. Ходил по квартире как привидение, вздыхал. Потом не выдержал:
– Слушай, ну может… это… ну дадим ей денег? А то мать там с ума сходит. Говорит, сердце прихватывает…
Я посмотрела на мужа. Вот просто посмотрела. Двадцать лет вместе, а он всё тот же мальчик, который боится маму расстроить.
– Андрюш, а тебе не надоело? – спрашиваю. – Каждый месяц одно и то же. То Людке на машину, то на ремонт, то на шубу. А теперь вот – на «лечение» в Эмиратах. И каждый раз – «мама волнуется, у мамы сердце».
– Ну так это… Они же правда много для нас сделали. Помнишь, когда твоя мама в больнице лежала? Моя же первая примчалась!
– Помню. И как она потом три года это вспоминала – тоже помню.
Он хлопнул дверью спальни. А я села на кухне и разревелась. От усталости, от обиды, от того, что всё это похоже на какой-то дурной сон. Телефон снова зазвонил – Люда. Но я первый раз в жизни просто нажала «сбросить». И добавила номер в чёрный список.
Знаете, что самое противное? Где-то глубоко внутри всё равно грызло: а вдруг они правы? Вдруг я действительно такая жадная и неблагодарная? Но потом вспоминала вчерашнюю ложь про «лечение» – и становилось чуть легче.
С того дня наша жизнь с Андреем будто разделилась на «до» и «после». Вроде живём как обычно – работа, дом, ужины вместе. Только всё не так. Муж стал часто задерживаться в офисе, а когда приходит – молчит или отделывается дежурными фразами. Телефон своей отключил, общается по рабочему. Я же не дура, понимаю – не хочет, чтобы я слышала его разговоры с роднёй.
В субботу утром собрался якобы на работу. В выходной-то! Я не выдержала:
– Андрюш, может поговорим?
– О чём? – он даже не обернулся, шнуровал ботинки в прихожей.
– Сам знаешь о чём. Неделю уже как в воду опущенный ходишь.
– А что говорить? – он наконец посмотрел на меня. – Ты ведь всё решила. За себя, за меня, за всех.
Хлопнула дверь. Я осталась одна в пустой квартире. Села на кухне – то самое место, где всё началось неделю назад. Говорят, время лечит. Враньё это всё. Время только острее делает. Каждый день понимаешь всё яснее, что натворил. Или что не натворил.
А потом был День рождения свекрови. Андрей собрался и уехал один – первый раз за двадцать лет. Я весь вечер сидела в Инстаграме, листала фотки с праздника, которые выкладывала Людка. Вот они все вместе за столом. Вот торт, который я обычно пекла. Вот пустой стул – мой, наверное. И так больно стало – хоть вой.
Я даже не заметила, как уснула на диване. Проснулась от звука ключа в замке – Андрей вернулся. Спросил с порога:
– Не спишь? Есть будешь? Мама пирогов передала.
– Не буду.
– Зря. Вкусные, с капустой. Как ты любишь.
Встал в дверях кухни, помялся.
– Мама спрашивала, как ты. Соскучилась.
Я хмыкнула:
– Да что ты? А по телефону звонить разучилась?
– Ну ты же… это… номера всех поблокировала.
– А с чего бы это? – я почувствовала, как внутри поднимается злость. – Может, потому что ваша Людка собралась в Эмираты на деньги, которые типа на лечение просила? Или потому что твоя мама обвинила меня во всех смертных грехах?
– Начинается… – Андрей поморщился. – Давай не будем опять…
– Конечно, не будем! – я встала. – Мы вообще теперь ни о чём не говорим. Только пироги передаём. С капустой.
Он ушёл в спальню. А я осталась на кухне, смотрела на эти чёртовы пироги и думала – вот так и живём. Муж всё дальше, семья его где-то там празднует без меня, а я как прокажённая. И ведь что самое обидное? Я же правду сказала тогда. Только правда эта никому не нужна оказалась.
Телефон пискнул – сообщение от соседки тёти Вали: «Оленька, видела твоего на маминых фотках. Грустный такой. И ты там одна совсем. Может, помиритесь? Всё ж таки родня…»
Родня. Как же достало это слово.
А на следующий день Андрей не пришёл ночевать. Позвонил в десять вечера:
– Я у мамы останусь. Надо кое-что обсудить.
И гудки.
Я сидела в темноте и впервые по-настоящему испугалась. Потому что поняла – вот оно. То, чего я боялась больше всего. Выбор. Он выбрал. Не меня.
Три дня от Андрея не было ни слуху, ни духу. На работе сказали – взял отпуск за свой счёт. Телефон не отвечал. Я металась по квартире как тигр в клетке: то злилась, то плакала, то хотела всё бросить и поехать к свекрови. Гордость только держала.
На четвёртый день он влетел в квартиру бледный, взъерошенный:
– Оля! Быстрее! Маме плохо!
Я вскочила с дивана:
– Что случилось?
– Сердце… В больницу увезли… – он схватился за голову. – Нужны деньги на операцию. Много. Очень много.
Я застыла. Что-то внутри щёлкнуло. Как тогда, с историей про «лечение» Людмилы.
– Андрей, – медленно сказала я. – А ты сам в больнице был?
– Нет, Люда звонила. Сказала, срочно нужно двести тысяч. Безналом можно…
– Покажи.
– Что?
– Заключение врачей. Диагноз. Счёт из больницы. Что угодно.
Он осёкся на полуслове:
– Ты что, мне не веришь? Мать при смерти, а ты…
– Верю. Но хочу видеть документы.
– Да какие документы?! – заорал он. – Ты совсем… Родная мать! При смерти!
– Тем более, – я старалась говорить спокойно, хотя сердце колотилось как бешеное. – Если всё так серьёзно, должны быть бумаги. Диагноз, направление на операцию, счёт. Принеси – и я сразу же переведу деньги.
Он хлопнул дверью так, что задрожали стёкла.
Я не спала всю ночь. В голове крутилось: а вдруг правда? Вдруг я ошиблась, а там реально беда? Утром не выдержала – позвонила своей тёте Маше, она в той же больнице медсестрой работает. Спросила как бы между делом – мол, не видела Нину Петровну?
– Какую Нину Петровну? – удивилась тётя.
– Свекровь мою. Говорят, с сердцем увезли…
– Первый раз слышу, – отрезала тётя. – У нас сейчас вообще кардиологию на ремонт закрыли, всех в третью больницу везут.
Я открыла инстаграм свекрови. Последний пост – три часа назад: фотка с дачи, грядки с клубникой. Подпись: «Утро начинается с любимого огорода! 🌱»
В этот момент в дверь позвонили. На пороге стоял Андрей. Какой-то серый, осунувшийся.
– Вот, – он протянул мне телефон. – Смотри.
В телефоне – переписка с Людмилой:
»Люд, я в больнице был. Нет там мамы. И в третьей тоже нет. Что происходит?»
»Андрюш, ну ты чего? Просто нужны деньги, а ты…»
»То есть мама здорова???»
»Ну здорова, и что? Зато Олька твоя теперь поймёт, как больно, когда родне отказывают!»
Я молча вернула телефон.
– Прости, – одними губами сказал он.
– За что? За то, что поверил? Или за то, что им поверил?
Андрей сел прямо на пол в прихожей. Обхватил голову руками:
– Как же так… Как они могли… Родная мать…
– Могли, – я села рядом. – И ещё раз смогут. И ещё. Пока мы позволяем.
– Знаешь, – он поднял на меня глаза, – я ведь правда думал, что ты… что это ты во всём виновата. А теперь…
Я молчала. А что тут скажешь? Двадцать лет манипуляций, вранья, давления – и вот он, момент прозрения. Больно? Конечно больно. Но без этой боли никак.
– Что делать будем? – спросила я наконец.
Он встал, расправил плечи:
– Я сам. Только… побудь рядом, ладно?
И достал телефон.
К свекрови поехали вместе. Я сначала отнекивалась – мол, сам справишься, но Андрей настоял:
– Нет уж. Хватит по одному бегать. Семья мы или кто?
Нина Петровна открыла дверь и застыла на пороге:
– Господи, явились! А я думала…
– Здравствуй, мама, – голос у Андрея был какой-то деревянный. – Поговорить надо.
В комнате уже сидела Людмила. При виде нас вскочила:
– Ой, братик! А я как раз маме рассказываю…
– О больнице? – перебил её Андрей. – Или о том, как ты решила маму «больной» сделать, чтобы нас проучить?
Свекровь побледнела:
– Что значит «сделать больной»?
– А то и значит. Не было никакой болезни, мама. И в больницу тебя не увозили. А деньги на «срочную операцию» Людка хотела…
– Людочка! – ахнула свекровь. – Правда, что ли?
Людмила вскочила:
– Да вы что, сговорились? Андрюш, ты же сам просил! Сам звонил!
– Вот именно – просил, – он достал телефон. – И переписка наша вся здесь. Хочешь почитаю? Особенно про то, как ты хотела Олю проучить?
В комнате повисла тишина. Было слышно, как тикают старые ходики на стене – те самые, которые я помню ещё со дня нашей свадьбы.
– Мама, – Андрей сел напротив свекрови. – Я всё понимаю. Мы – семья. Должны помогать друг другу. Но враньё – это уже слишком.
– Сынок…
– Нет, дай договорю. С этого дня всё будет по-другому. Никаких больше переводов «на лечение», которое оказывается путёвкой в Эмираты. Никакого вранья про болезни. Хотите общаться – давайте общаться. Хотите быть семьёй – давайте будем. Но честно.
Людмила фыркнула:
– Да это всё она! – она ткнула пальцем в мою сторону. – Крутит тобой, вертит! Родную семью настраивает…
– Хватит! – Андрей стукнул кулаком по столу. Первый раз в жизни я видела его таким. – Хватит врать! Хватит манипулировать! Ты – моя сестра. Ты – моя мать. Я вас люблю. Но это не значит, что я позволю вам и дальше…
Он осёкся. Свекровь плакала.
– Мамуль, – он пересел к ней, обнял за плечи. – Ну что ты? Я же не отказываюсь от вас. Просто давайте жить по-человечески. Без вранья этого, без манипуляций. Без попыток давить на жалость. Если нужна помощь – говорите прямо. Если просто соскучились – приходите в гости. Но больше никакого…
– Предательница! – вдруг взвизгнула Людмила. – Вот кто ты! Брата против семьи настроила!
Я встала:
– Люда, а ты никогда не думала, что это ты предала? Не я придумала историю про мамину болезнь. Не я врала про лечение, собираясь в Эмираты. Не я…
– Да пошли вы! – она схватила сумку. – Подавитесь своими деньгами!
Хлопнула дверь. Мы остались втроём.
– Андрюша, – свекровь утёрла слёзы. – Сынок… А ты правда нас не бросишь?
– Не брошу, мам. Но всё будет по-другому. Правда, Оль?
Я кивнула. На душе было удивительно спокойно. Может, потому что впервые за долгое время мы говорили честно. Без масок, без попыток давить на жалость. Просто говорили.
– Чаю хотите? – вдруг спросила свекровь. – У меня пирог есть. С яблоками.
– Давай, мам. Только…
– Знаю-знаю. Без попыток напомнить, что я его всю ночь пекла и надорвалась.
И вдруг улыбнулась – впервые за весь вечер. Несмело так, виновато. А я подумала – может, не зря всё это было? Может, иногда нужно дойти до края, чтобы начать всё заново?
Мы просидели на кухне до поздней ночи. Пили чай, говорили – обо всём на свете. Свекровь достала старый альбом, показывала фотки молодого Андрея. Я листала, смотрела – и впервые за долгое время чувствовала: вот она, настоящая семья. Без вранья, без манипуляций. Просто родные люди за одним столом.
А через неделю Людмила позвонила Андрею. Сказала: «Прости». И знаете что? Это было важнее всех денег мира.
Рекомендуем к прочтению
Статьи и видео без рекламы
С подпиской Дзен Про
