— Мааам, мама, ты чего всё на крылечке одна сидишь? Иди к нам чай пить. Вечереет уже, холодно.
— Катьку жду, — у мамы лицо обиженное, — ещё посижу, третий день её жду.
— Мам, какую Катьку? Тётю Катю что ли? Ты её никогда так не звала.
— Не звала, а теперь зову, говорит ерунду полную.
— Мам, ты что, с тетей Катей поругалась? Да что вам делить, с чего ругаться. У тебя одна сестра родная осталась. У неё свой дом, вон в окно вижу, на грядках она копается. И дети, и внуки, и правнуки её с нею. А у тебя — мы тут все. И тоже и внуки, и правнуки. В чем мам дело то?
— Обвинила она меня, а я справку нашла. Полночи вчера в шкатулке копалась, и нашла! Вот теперь жду, чтобы ей показать, что я правду говорю.
— А я думаю, мама, что ты не спишь, ночью всё за стенкой возишься. Заходила к тебе даже, помнишь, давление хотела померить. А ты отказалась.
— Да что мне твоё давление, раз Катька не помнит ни черта! Говорит, что в сорок шестом она с мамкой на огороде до упаду трудилась, хоть ей всего одинадцать было. А я мол тогда на ученого агронома училась и ничего дома не делала! Неправда это! Я тогда на вредном производстве работала, чтобы семью прокормить! Карточки свои в семью отдавала. Два года отпахала от зари до зари, пока папа наконец-то не вернулся. А потом только учиться стала. Отучилась — в колхозы меня послали. Это ещё до укрупнения было. Меня агрономом сразу на сорок колхозов поставили! Пешком ходила, да иной раз на телеге. Однажды чуть не замерзла в дороге, всё себе застудила. Здоровье там подорвала, ноги давно болят. А маме я всегда денег посылала — Катька на выданье была.
А она ничего не помнит. Начинаю рассказывать — только рукой машет. Ты мол всегда в начальстве была, порхала. А я при маме. А у мамы опущение органов, ей таскать ничего нельзя было, так мне за двоих приходилось! Да я Катьку понимаю, ей тоже досталось. Она шустрая до сих пор. А что же помоложе меня она на пять лет целых. И всё корит меня, что и тогда я хозяйством не занималась, и сейчас дочке с внуками мало помогаю. А я, я бы и хотела, да всё болит, дочка, сил нету! Никто меня не поймет, даже сестра родная. Только и дразнит, какая она проворная.
— Ну мамочка, а ты не обращай внимания. Тётя Катя и правда шустрая. Вон как в огороде с утра до вечера. А ты зато правнукам книжки читаешь, сказки рассказываешь. Они твои истории из жизни очень любят слушать.
— Эххх, — махнула рукой мама, да мне с сестрой времена наши хочется повспоминать. По доброму, по хорошему. А она всё считается. Я ей начинаю что-то рассказывать про наше детство, а она всё переворачивает. Всё обиды свои тешит, ну зачем это?
Через несколько дней тётя Катя пришла и прямо с порога:
— А я полы на терраске покрасила и крыльцо. Мои то приедут скоро, пусть порядок будет. Огурцов намалосолила, а как же, трудиться надо! А ты всё кроссворды гадаешь, Вера? Ты бы хоть погуляла что-ли. Ноги болят? Поэтому и болят. И что, что тебе уже под девяносто! Тебе и когда как мне было, ты тоже не сильно хозяйничала.
— Катя, садись, я тебе кое-что покажу, — миролюбиво начала Вера Ильинична.
— Да некогда мне, дел полно, — тётя Катя присела на краешек крылечка.
— Помнишь, Катюша, как папа вернулся? Мама тогда боялась, что он семью другую нашёл. Я молилась днями и ночами мысленно. И верю, это его и вернуло, как ты думаешь? А помнишь, мама ватрушку большую пекла с яйцом и сметаной заливала? А папа нам подарки привез, я так счастлива была, что все опять вместе. Помнишь, Катюша? Посмотри, я бумаги нашла, что работала тогда. Что карточки получала, на них мы кормились. Вот, посмотри, — Вера Ильинична дрожащей рукой стала пытаться достать потемневший от времени листок, но он никак не давался
— Что-то Вера у вас сорняки в розах, да и яблоки мелкие. У нас то вон какие, я их подкармливаю. А ты подкормила?, — тётя Катя обернулась, взглянула на сестру и дрожащий в её руке старый листок. И, не обращая на это внимания, продолжила, — Ой, да кого я спрашиваю, ты же сроду садом да огородом не занималась! И зачем на агронома только училась, ну никак не пойму. Ладно, некогда мне тут с тобой рассиживать, пошла я. Ты только, Верочка, на правду не обижайся. Любка, слыш, пошла я! Блинков напеку, мои скоро приедут.
Вера Ильинична молча убрала старый листочек в папку.
— Мама, ну ты что опять? Так и не поговорили?
— Не достучусь я видать до неё, Люба. Деловая уж очень Катерина, правая, всегда такая была. Всё мою ненужность демонстрирует. Хорошо ей видать от этого. Ну да ладно, сытый голодного не разумеет. А мне обидно, что я вам не такая помощница.
— Мама, я картошку в мундире сварила, идём ка вместе винегрет делать. Ты же любишь горячие картохи чистить. Может какая понравится, присолишь, да поешь её. Помнишь, как раньше, в те времена, ты мне рассказывала.
Когда не стало Веры Ильиничны, тётя Катя сначала на всех рассерчала:
— Что ж не уберегли? Да и она сама тоже, всё больше ленилась. Вот я вся в делах, мне не до болячек.
Потом тётя Катя поутихла, стала к ним на крылечко приходить.
— Можно, — говорит, — Любка, я у вас тут на крыльце посижу? Не помешаю?
Сидит, да и говорит тихо сама с собой. А однажды призналась — с Верочкой разговариваю. Я бы сейчас её часами слушала. По сто раз все её воспоминания, и не отвлекалась бы. И не подначивала. Да только…
Как-то тётя Катя пришла очень радостная:
— Любаня, Верочка мне сегодня приснилась. Радость то какая. Сказала не сердится на меня. Понимает, что я не готова была услышать её, всё что-то доказывала. Да ещё сказала, чтобы я сильно не печалилась. Жила, пока живётся. А я уставать стала. Мои не верят, удивляются. Вот ведь верно, сытый голодного не разумеет.
А Верочка сказала, когда суета эта кончится, мы и наговоримся. Времени там у нас много будет. Приглашаю подписаться на мой канал будет много интересных историй и забавных видео
#рассказы
#жизненныеистории