— Как же я теперь буду без тебя, милая моя? — убивался деверь, лишившийся своей любимой жены. Но, почему-то, очень быстро утешился. И это оказалось неожиданно.
В семье Сергеевых произошла стр.ашная тра.гедия: во время родов ум.ерла Ларка, золовка Ниночки, которая сама ходила на сносях: срок перевалил за восемь месяцев.
И это, естественно, никому не добавило оптимизма: можно сколько угодно трещать об успехах здравоохранения, прекрасно оборудованных роддомах и показывать ежедневно сериалы об опытных и квалифицированных акушерах, но достаточно одного случая, чтобы все перевернуть с ног на голову и поставить крест на идеалах.
Ларка ушла рожать на своих ногах, веселая, спокойная и убежденная, что с ней ничего не может произойти – рожать она собиралась бесплатно.
— Ой, да хватит уже! – смеясь, отмахивалась она от советов Нины обратиться в частную клинику: у беременных практически на одном сроке родственниц возникла естественная общность интересов.
– Ну, что со мной может случиться? Раньше все так рожали – и ничего! К тому же, меня обещали обезболить!
Но вмешался тот самый пресловутый человеческий фактор, потому что Лара рожала молча! А в роддоме, еще с времен махрового социализма, сохранилось мнение: молчит, значит, не рожает!
И молчащую Ларку банально упустили и оставили лежать одну в предродовой палате. А все врачи ушли отдыхать: услышим, как заорет – повезем рожать!
Отдыхали они всего около часа! Но этого оказалось достаточно, чтобы количество перешло в качество, и вернувшиеся врачи нашли Ларису уже мер.твой: она так и не закричала.
И через девятнадцать часов продолжающихся схваток – у первородящих это случается — все было кончено.
Что пошло не так, должно было показать вскрытие. Предположительно, не выдержало сердце. А девочка оказалась жива!
— Пусть, хоть так, — плакала Ларкина мама, в одночасье лишившаяся здоровой дочери.
Но внучка была слабым утешением. К тому же, если бы не она, Лара осталась бы жива. Да и кто теперь будет заботиться о девочке? На безутешного отца надежда была слабой.
Поэтому, основным чувством у всех, была, конечно же, уйма негатива.
Виновного пока решили не искать – не до этого. Хотя было ясно, кто виноват.
После сообщения о тра.гедии, Нина устроила настоящую истерику со слезами и криком. Она орала, что вместо того, чтобы разрешать по.зор.ище с танцами матки в прайм-тайм на ведущем федеральном канале, лучше бы смотрели за этой самой маткой в родах.
Мама и муж пытались ее успокоить, что ты-то, дескать, будешь рожать в проверенной частной клинике под неусыпным вниманием врачей и качественной анестезией! Но это должного действия не возымело.
Поэтому, пришлось прибегнуть к услугам скорой. Приехавший врач сделал ей укол, безопасный для плода, и Ниночка забылась тревожным сном, продолжая иногда вздрагивать в процессе просмотра сновидений.
Больше всех убивался из-за ухода Ларисы в мир иной муж Михаил, что было вполне естественно: они считались очень дружной и любящей парой. Да и куда он теперь один с ребенком?
Похороны и поминки прошли, как в тумане: Ниночку, естественно, от греха подальше, никуда не повезли – хватит с них и одной тра.гедии.
Миша взял отпуск, и все время был дома. А родственники кинулись ему помогать, установив своеобразную очередь. И, почему-то, больше всех вдовцу стала помогать беременная невестка, которую муж отвозил к брату.
А когда он не мог, девушка брала такси.
И это произошло не потому, что брат мужа ей очень нравился: в его поведении было что-то показушное. Так ведут тебя на сцене, переигрывая, плохие актеры: всего было слишком.
При жизни золовки было слишком много чувств, демонстрируемых на публике: зая, киса, пуся и другая фигня сыпались изо рта деверя, как содержимое дырявой кастрюли. И, особенно, на публике.
Вся эта чушь, обычно, присуща прыщавым подросткам, испытавшим первый се.кс.у.аль.ный опыт. А мужику, на минуточку, уже исполнился сороковник: мальчик был достаточно взрослым.
К тому же, Мишка не стеснялся при всех поцеловать Лару в ушко и лишний раз дотронуться, куда дотянулась рука.
Нина, зная, что он мало помогает жене по хозяйству – они с золовкой были в хороших отношениях, с негодованием думала, глядя на всю эту идиллию: чем лизаться, посуду бы научился за собой мыть, к… !
Они с мужем никогда не демонстрировали своих отношений на людях, и уж тем более, не сюсюкали.
Кстати, считается, что сюсюканье свидетельствует о черствости души: как-то давно Ниночке попалась статья очень умного психолога, которую она запомнила.
Яркую демонстрацию чувств Михаил показал и на похоронах. Он горевал настолько сильно, что от его скорби становилось неловко.
В конце мужчина, вообще, кинулся на могильный холм и зарыдал. И это напомнило присутствующим отрывок из какой-то оперы, который назывался плач невесты-сироты на могиле своих родителей.
— Перебор! – коротко произнес шепотом отец Нины жене – они сочли свои долгом посетить траурное мероприятие: Лара часто навещала Ниночку – молодые люди жили вместе с родителями – и Нинины папа с мамой хорошо ее знали.
И теперь, возможно, добрая девушка вошла в положение, понимая, что на месте Ларисы может быть и она.
Или хотела потренироваться, как в будущем сможет справиться с малышкой: УЗИ показало, что у нее тоже будет девочка.
Как вариант, любящая жена горела желанием банально доставить приятное мужу Николаю: смотри, как я помогаю твоему брату! И потом не говори, что не видел.
Девочка оказалась спокойной, и стала вызывать у Нины естественную симпатию.
И когда она брала после кормления из бутылочки Янку на руки, чтобы та срыгнула, и придерживала маленькую головку в чепчике, пахнущую по-особенному — так пахнут только груднички, внутри у девушки просыпалось доселе не изведанное чувство.
Которое было смесью жалости, ответственности за это крохотное существо, удовольствия от созерцания всей этой прелести и, почему-то, нежелания с ней расставаться.
А Михаил, хотя и был в отпуске, стал подкидывать девочку родне, исчезая в неизвестном направлении. Деньги, правда, на дочку оставлял и не жадничал.
И теперь невестка уже не ездила к нему на такси — девочка привозилась с утра в специально приобретенной для этого переноске и даже иногда оставалась на ночь: тут уже подключались Нинины мама и папа.
Сказать родственнику, что он обнаглел – а он обнаглел, интеллигентным и сердобольным маме с папой было стыдно: у человека такое го.ре, а они…
Иногда Михаил отвозил дочь к Нининой свекрови и очень редко – к Лариной маме, которая пребывала пока в состоянии шо.ка.
И все потихоньку стали привязываться к Янке. А тут пришло время родов у Нины, и муж Николай отвез ее в роддом.
Забытая на трое суток папой Янка требовала внимания. Родители попытались вызвонить Мишу, но он был хронически недоступен и не отвечал даже брату.
— Вези к Мишкиной матери – пусть нянчится! – в приказном тоне потребовал Нинин отец у жены. – Скоро свою привезут – куда нам двое, мать! Смотри – загнемся раньше времени, и дочь останется без помощи!
Все это было, конечно же, справедливо. Но лежащий без звука кулек – девочка оказалась молчаливой в маму и зря не плакала – вызывал искреннюю симпатию.
— Да жалко мне ее, что-то, — смущенно произнесла женщина. — Вроде, уже свое.
— Свое тебе завтра привезут! Звони сватье – пусть готовится забирать!
Но кто-то распорядился совершенно иначе: сватью угораздило подхватить новомодную болячку!
И Янка осталась у Сергеевых. Потом свекровь долго болела и восстанавливалась. Надо ли говорить, что о перемещении ребенка уже никто не заговаривал.
Михаил материализовался, когда возраст дочери приближался к двум месяцам. Он позвонил, как будто, ничего не произошло, и он не мотался не известно где, и сказал, что вечером заедет.
Обозленная Нина поставила на стол только чай и конфеты. Михаил приехал не один, а с какой-то теткой, которая выглядела его ровесницей. Кстати, выяснилось, что она ей и является.
Оказалось, что это – его любовь Евгения, причем давнишняя.
— Насколько давнишняя, стесняюсь спросить? – в разговор вступил Нинин папа, зашедший на кухню попить воды и ненавидящий «этого хлы.ща» всеми фибрами души.
— У нас были отношения еще до Лары, — охотно пояснил родственник, поглаживая зазнобу по шее тыльной стороной кисти.
А потом повернулся и прикоснулся к уху женщины, проведя по ушной раковине… кончиком выс.у.нут.ого яз.ыка, как проделывал раньше с Ларой.
Нину затошнило. А Коля спросил:
— Я правильно понимаю, что ты одновременно был в отношениях с двумя женщинами?
— Да, братуха! – просто сказал Михаил. – Ты знаешь, иногда это бывает!
— А приехал зачем? – поинтересовался Нинин папа.
— Жениться надумал – вот привез невесту показать!
Все помолчали, потому что на поминках плачущий пьяный Миша клялся, что будет вечно хранить верность единственной и любимой Ларе и никогда не женится.
— А не быстро ли ты это надумал? Всего два месяца и прошло! Разве так можно? Траур-то еще не закончился! И куда торопиться? Вы же в отношениях больше двух лет – подождите еще немного! И Ларкина мать этого не поймет, — сказал Николай.
— А пусть не поймет: она мне теперь никто! Это я раньше был мужем ее дочери. А теперь дочери у нее нет. А на нет и суда нет!
Это было вопиющим хамством. Коле было откровенно стыдно за своего старшего брата, оказавшегося таким к…
— Не хочешь повидаться с дочерью? – папа никак не мог успокоиться: ему очень хотелось прибить этого великовозрастного не.год.яя.
— Так она спит уже, наверное!
— А хотя бы, посмотреть?
— В другой раз! – и Миша поднялся из-за стола.
— Завтра сходите с Колей к нотариусу, и ты напишешь отказ от дочери, — тоном, не терпящим возражений, произнес отец. — Советую согласиться – это в ваших интересах.
И они согласились со всеми вытекающими отсюда последствиями – девочку Нина и Коля позже удочерили.
— Приглашение на свадьбу пришлю, — бросил Михаил при выходе из квартиры.
— Не стоит, — коротко бросил папа. А когда дверь закрылась, добавил: — При..д***к.
Прошло три года. Девочки подросли и уже ходили в детский сад. Нина вышла на работу. Все потихоньку устаканилось, и жизнь вошла в свою колею.
И тут появился Миша. И опять повел себя, как будто они вчера расстались.
Брат приехал с уймой подарков девочкам и хотел начать диалог с дочерью: видимо, в той семье дело шло не слишком хорошо. Родне было известно, что детей там не было.
Но Янка спряталась от незнакомого дядьки под стол и не вышла, хоть он ее выманивал «пирогами и блинами, и сушеными грибами», как в стишке.
И после двух часов абсолютно пустого ожидания, деверь убыл в неизвестном направлении, произнеся на прощание абсолютно непонятное для отца Нины словосочетание:
— Это – полный попадос!
Нина собирала на стол, когда в кухню забежали Яна и Аня: дочерям папа с мамой выбрали «зеркальные» имена.
— Мама, а когда мы будем ужинать? — почти синхронно спросили девочки.
— Скоро, мои дорогие! – ответила Нина, и, притянув к себе дочерей, по очереди поцеловала одну и другую в душистые макушки, который пахли нагретыми солнцем волосами, чистой кожей и, конечно же, огромным детским счастьем. А оно, несомненно, у ее дочерей было.
Автор: Ольга Ольгина
