— Внученька! Родная моя, господи, я уже думала, что не приедешь. Что видеть не захочешь бабку старую.
Прости, прости меня, прости, милая… — стоило Вере перешагнуть порог знакомой квартиры, как ее сгребли в крепкие объятия, прижимая к себе и постоянно повторяя это самое «прости».
Глава 22. Бабушка
Вера любила бабушку. Она была одна с самого начала. Ради интереса девочка расспрашивала в прошлом маму о ее матери и отце, но нарывалась на краткое:
— Мы не общаемся. Есть причины.
Ни на какие просьбы хотя бы немного о них рассказать или познакомить Лидия не реагировала. Так и пришлось Вере смириться, что бабушка у нее только одна.
Зато не такая, как другие бабушки. Другие бабушки сидели с другими на лавочке и обсуждали, как распустилась нынешняя молодежь.
И ни дай боже было увидеть этим бабушкам красные волосы, татуировку (пусть даже временную) или какие-нибудь короткие шорты – внучки у них сразу превращались в работниц древнейшей профессии, которые только об одном и думают.
Да, даже те внучки, которым от роду семь лет. Ведь не имеет право девочка хотеть покрасоваться в чем-то, отличном от сарафана в пол и косы до пояса.
У Вериной одноклассницы как раз такая вот бабушка и была. А Елена Дмитриевна, ее бабушка – совершенно другая.
Она была таким человеком, с которым будет весело даже в музее или еще каком месте, для веселья не предназначенном. В театре, например.
Нет, она не позволяла Вере разговаривать во время постановки, но в антракте, когда Вера была совсем маленькой, объясняла смысл происходящего на сцене и даже рассказывала какие-то интересные факты и о самих пьесах, и об актерах, исполнявших главные роли.
Не знала до сих пор Вера, была ли бабушка в прошлом актрисой или певицей, но многие в театре ее знали, здоровались и даже спрашивали совета относительно постановок.
Хотя тогда уже бабушка в театре не работала – сидела на должности главного редактора в городской газете.
Бабушка брала Веру с собой в отпуск в другие страны. Свободно изъяснялась на трех языках и учила Веру говорить на английском, китайском и тайском.
Непрофессионально, конечно, и не так чтобы очень много. Но, регулярно мотаясь с бабушкой в отпуск, Вера вполне могла объясниться с местными жителями в повседневных ситуациях: что-то купить, спросить дорогу и так далее.
Что общего было у других бабушек и Вериной, так это то, что Елена Дмитриевна вязала.
Но не те шапочки и шарфики, которые другие девочки стыдливо прятали с глаз долой подальше, отказываясь носить где-то еще, кроме дачных домиков и прогулок для выноса мусора в темноте, а по-настоящему красивые, модные и в чем-то обязательно уникальные свитера, платья и даже сумки.
Маленькая Вера была самой модной на детской площадке. Когда она стала постарше, доля вязанных вещей в гардеробе, конечно, снизилась, ведь свитер на подростка – это вам не чепчик на грудничка, на него времени больше надо.
Но все равно она периодически гуляла по школе в обновках бабулиного авторства, загадочно улыбаясь на вопросы одноклассниц «где купила».
Несколько таких свитеров до сих пор лежали в дальнем углу шкафа в их с Андреем доме. Выбросить их у Веры рука не поднялась, но и носить она их не смогла. Не после того, как Игорь и его мать от нее отказались.
Верней, Игорь просто отказался, а бабушка не стала даже разговаривать с девочкой после того, как стала известна информация о том, что на самом деле та ей не внучка.
И вот… Сегодня Вера едет в город. К бабушке. Что они скажут друг другу после двух месяцев молчания, Вера не представляла. Но надеялась, что отношения наладить все же получится. Так же, как и с Игорем.
Они же не виноваты ни в чем. Наверное, будь жива мама и вскройся все это при ней, Вера бы тоже на нее злилась. Кричала бы, топала ногами, раз за разом вопила что-то укоряющее и снова пыталась узнать, как могла мама так поступить. С ней, с Игорем, с их семьей.
Нет, любить она бы маму от этого не перестала. Точно так же, как не смогла бы вот так вот сразу вычеркнуть из жизни человека, которого тринадцать лет называла отцом.
Да, ей пришлось это сделать. Верней, она думала, что пришлось. Сейчас она даже отчасти жалела, что согласилась на предложение Андрея.
Может быть, поживи она немного в детском доме, и бывший отец точно так же сам пошел на мировую. Забрал бы ее себе. Она бы вернулась в свою школу, в свой дом, где они были счастливы втроем и все было бы… хорошо.
Да, она не познакомилась бы с Андреем и Машей, не завела бы Фортуну и Следа. Но и не испытывала сейчас невольно чувства вины перед Андреем за то, что…
Он ведь постарался для нее. Перевелся в деревню участковым ради дома, куда можно будет привезти жить Веру. Защищал ее во всей этой историей со Снежаной. А Вера, получается, предает его, когда думает об Игоре и том, что у них все могло бы быть хорошо… и без Андрея. Или нет?
«В конце концов, я же не собираюсь переставать считать Андрея папой. Он папа. Так получилось.
И Игорь… Ну пусть тоже папа. Бывают же ситуации, когда у человека есть папа и отчим, и оба нормально относятся», — вела мысленный диалог сама с собой Вера, пока мимо проплывали березки, растущие вдоль трассы.
Автобус бодро катился по направлению к городу, переговаривались друг с другом сидящие впереди бабульки, а Вера продолжала смотреть в окно и думать. Думать о том, как складывается сейчас ее жизнь.
«Ласковый теленок двух мамок сосет», — вспомнился ей комментарий на одном из форумов, где люди обсуждали похожую ситуацию. Только там у девочки были мама и мачеха. И обе были мамами, вели себя как мамы и хорошо относились к ребенку.
«В конце концов, Игорь же не просил меня отказываться от Андрея или портить отношения с ним, верно?» — снова проявился голосок внутри. Вера вздохнула.
Ладно, хватит уже об этом. Она сейчас едет к бабушке. Бабушка у нее, так уж получилось, всегда была одна. И к Андрею она точно ревновать не будет, потому что бабушка – это не папа.
— Привет, — Игорь ждал ее на остановке. Улыбнулся, когда Вера привычно, как из прошлой жизни будто, помахала ему рукой. – Что, волнуешься?
Она помотала головой.
— Вот же врушка маленькая, ты ведь перед соревнованиями всегда такая же взъерошенная была.
Обиженно надув губы, Вера устроилась на переднем сиденье «Тойоты», пристегнувшись ремнем безопасности. Взгляд упал на приборную панель. И тут же оборвалось что-то внутри.
Эта фотография всегда там лежала, наверное. Ну точно последние года четыре с тех пор, как они всей семьей летали на Кипр.
Веру тогда еле уговорили влезть верхом на лошадку, чтобы сфотографироваться. И уже там, наверху, она постоянно чувствовала, будто вот-вот упадет.
Не упала. Папа все время аккуратно держал под спину, чтобы если вдруг что – подхватить и забрать подальше от такой страшной и незнакомой лошади.
Лошадь, сейчас это Вера видела, совсем нестрашная. Незнакомая просто. И не такая уж и большая. Но тогда, для девятилетней малышки, она казалась просто гигантской.
И ленточки в гриве вот вообще не умаляли степень страха, испытываемого при виде этого большого, живого и фыркающего периодически существа.
Вера знала, что здесь лежали и другие фотографии. Просто эта была сверху. Интересно, остались ли они тоже, или…
— Ох, прости, надо было убрать, — стоило ей взять стопку в руки, как Игорь поспешно выхватил ее и, не глядя зашвырнул в бардачок.
Но Вера успела заметить, что все остальные фотографии тоже остались на месте. Там, где они с мамой вдвоем. И втроем, все вместе. И где Вера стоит на верху небольшой горке, а мама уговаривает ее не бояться и катиться вниз, в воду. И они все вместе улыбаются даже не зная, что впереди будет…
— Ничего, — выдавила она сквозь ком в горле. А потом вдруг призналась, тихо-тихо, будто бы самой себе. – Я так по ней скучаю.
— Я тоже, — эхом отозвался Игорь.
— Она ведь…
— Изменила, да. И, как оказалось, лгала. Только знаешь, любовь – это такая штука, которая не исчезает вдруг ни с того ни с сего.
— Знаю, — тихо-тихо ответила Вера.
Остаток пути к бабушкиной квартире они проехали молча.
Вера, на самом деле, о многом хотела спросить Игоря. Но не чувствовала за собой этого права. Все-таки, она теперь, получается, посторонний человек ему.
Или все же дочь? Во время той встречи в кафе он назвал ее дочкой. Ни от род ьем, ни чужой, как было раньше, а дочерью, как будто все произошедшее в последние два месяца было страшным сном.
— Внученька! Родная моя, господи, я уже думала, что не приедешь. Что видеть не захочешь бабку старую, д…рную.
Прости, прости меня, прости, милая… — стоило Вере перешагнуть порог знакомой квартиры, как ее сгребли в крепкие объятия, прижимая к себе и постоянно повторяя это самое «прости».
Сама не зная, почему, девочка тоже разрыдалась. Хотя с чего бы рыдать? Ведь все хорошо, правда? У нее теперь есть бабушка. Снова.
И она все равно ее любит. Даже несмотря на то, что Вера ей вроде бы как не родная биологически. Может быть, биология – еще не самое важное в жизни?
Продолжение
Все части рассказа здесь:
Автор: Екатерина Погорелова