– Что, простите? – я замерла посреди кухни с чашкой чая в руке, уверенная, что ослышалась.
Галина Петровна стояла в дверях, скрестив руки на груди, и смотрела на меня с той самой смесью уверенности и лёгкого вызова, которую я научилась распознавать за десять лет знакомства. Её тёмно-синий костюм, как всегда, сидел идеально, а седые волосы были уложены в аккуратный пучок. Она приехала «на чай», как сказала по телефону, но теперь я понимала, что чай тут вообще ни при чём.
– Я сказала, – спокойно повторила она, будто обсуждала погоду, – что дом для нас с отцом придётся покупать тебе. У нас таких денег нет. А вы с Сергеем уже давно на ноги встали, бизнес ваш растёт. Вот и поможешь родителям мужа.
Я медленно поставила чашку на стол, чтобы не расплескать чай и не выдать дрожь в руках. В голове крутилась одна мысль: это шутка? Но Галина Петровна шутить не умела. Особенно на такие темы.
– Галина Петровна, – я постаралась, чтобы голос звучал ровно, – давайте по порядку. С чего вдруг мы должны покупать вам дом?
Она вошла на кухню, не спрашивая разрешения, и села за стол, аккуратно расправив юбку.
– С того, что мы с отцом всю жизнь проработали на заводе. Пенсия маленькая, квартира двухкомнатная, тесная. А теперь здоровье уже не то – отец с сердцем мучается, мне спина не даёт покоя. Хотим на старости лет пожить спокойно, за городом. Свежий воздух, тишина. А вы молодые, состоятельные – для вас это не проблема.
Я смотрела на неё и чувствовала, как внутри всё медленно закипает. Не проблема? Мы с Сергеем десять лет назад начали свой маленький бизнес по продаже стройматериалов. Работали ночами, брали кредиты, отказывали себе во всём. Наша квартира до сих пор в ипотеке, машина одна на двоих, отпуск раз в три года. А теперь свекровь приходит и заявляет, что мы обязаны купить им дом. Просто, потому что «мы состоятельные».
– А вы с Сергеем это уже обсуждали? – спросила я, хотя ответ знала заранее.
– Конечно, – Галина Петровна чуть улыбнулась уголком губ. – Он сказал, что подумает. А я вот решила, что думать тут нечего. Семья должна помогать друг другу.
Сергей сказал, что подумает. Конечно. Мой муж, человек с мягким сердцем и вечным чувством долга перед родителями, наверняка кивнул и промямлил что-то невнятное, чтобы не обидеть маму. А потом, как всегда, пришёл бы ко мне с виноватым видом: «Маме очень хочется… Может, всё-таки поможем?»
Я глубоко вдохнула.
– Галина Петровна, мы с Сергеем действительно неплохо зарабатываем. Но у нас свои планы. Ипотека, будущее детей – мы пока даже не знаем, будем ли заводить второго. И покупка дома для ваших родителей в эти планы точно не входит.
Она посмотрела на меня так, будто я сказала что-то неприличное.
– Дети? – переспросила она. – Анечка, ты же знаешь, что я всегда мечтала о внуках. Но это не повод забывать о старших. Мы с отцом для Сергея всю жизнь положили. А теперь, когда мы нуждаемся…
Я почувствовала, как щёки начинают гореть. Вся жизнь положена. Да, они помогали, когда Сергей учился – давали деньги на общежитие, присылали посылки с домашним салом. Но мы с тех пор отдали им больше, чем получили: и на ремонт их квартиры, и на лечение отца, и на все праздники – конверты потолще, чтобы не обидно было. И теперь это называется «всю жизнь положили»?
– Я понимаю, – сказала я, стараясь не сорваться, – что вам хочется лучшей жизни. Но мы не обязаны её обеспечивать. Это ваша пенсия, ваши сбережения…
– Какие сбережения? – она вскинула брови. – Всё на лекарства уходит. А вы тут в трёхкомнатной живёте, машину новую купили…
– Машина в кредит, – тихо сказала я. – И квартира тоже.
Галина Петровна отмахнулась, будто это мелочи.
– Всё равно. Сергей – наш единственный сын. Кто, если не он, нам поможет?
В этот момент в прихожей щёлкнул замок. Сергей вернулся с работы раньше обычного. Я услышала, как он снимает куртку, ставит портфель.
– Мам? – удивлённо спросил он, заходя на кухню. – Ты уже здесь?
Галина Петровна встала и обняла сына.
– Да, Серёжа. Приехала поговорить по важному делу.
Сергей посмотрел на меня – в его глазах было всё: тревога, вина, просьба не устраивать сцен.
– Мам, мы же договорились, что я сам поговорю с Аней, – тихо сказал он.
– А что говорить-то? – свекровь пожала плечами. – Дело семейное. Аня уже взрослая девочка, всё понимает.
Я посмотрела на мужа. Он отвёл взгляд.
– Сергей, – сказала я спокойно, – твоя мама только что сообщила, что дом для них покупаю я., потому что у вас денег нет.
Он побледнел.
– Мам, ну как ты так сразу…
– А как иначе? – она повернулась к нему. – Сколько можно тянуть? Мы уже и участок присмотрели, в Подмосковье, недорого. Миллионов пятнадцать-двадцать. Для вас это не деньги.
Пятнадцать-двадцать миллионов. Я чуть не поперхнулась воздухом. Это был почти весь наш запас, который мы копили на свой дом за городом. Тот самый, о котором мечтали с Сергеем с самого начала – с верандой, камином и большим садом для будущих детей.
– Мам, – Сергей провёл рукой по волосам, – мы не можем сейчас такие деньги взять. У нас бизнес, оборотные средства…
– Оборотные средства, – передразнила Галина Петровна. – А для родителей ничего не остаётся?
Я молчала. Смотрела, как мой муж стоит между нами – между матерью, которая смотрит на него с укором, и женой, которая чувствует себя преданной. И понимала, что если сейчас промолчу – это станет прецедентом. Первый раз – дом. Второй – что-то ещё. И так до конца жизни.
– Галина Петровна, – сказала я, и голос мой был удивительно спокойным, – я готова помочь.
Оба посмотрели на меня с удивлением. Сергей – с надеждой. Свекровь – с недоверием.
– Правда? – переспросила она.
– Правда, – кивнула я. – Но на моих условиях.
– Каких ещё условиях? – насторожилась Галина Петровна.
– Дом будет куплен на мои личные деньги. И оформлен только на моё имя. Никаких долей, никаких совладельцев. Вы будете там жить сколько захотите, но юридически дом будет мой.
В кухне повисла тишина. Сергей открыл рот, но не нашёл слов. А Галина Петровна смотрела на меня так, будто я предложила ей подписать договор с дьяволом.
– То есть… – медленно начала она, – дом будет твоим?
– Именно, – я улыбнулась. – Я покупаю, я оформляю, я плачу коммуналку, ремонт, налоги. Вы просто живёте. Бесплатно. Но всё моё.
Она моргнула. Потом ещё раз.
– А если мы умрём? – вдруг спросила она. – Кому дом достанется?
– Мне, – спокойно ответила я. – Или моим детям. Если они будут.
Галина Петровна посмотрела на сына. Потом снова на меня.
– То есть ты хочешь, чтобы мы жили в твоём доме? Как приживалы?
– Нет, – я покачала головой. – Как родители мужа, которым я помогаю. Просто на моих условиях. Чтобы потом никто не говорил, что «это наш дом, мы его заслужили».
Сергей наконец нашёл голос:
– Ань, ну что ты…
– Сергей, – я посмотрела на него, – это моё последнее слово. Либо так, либо никак.
Галина Петровна встала. Её лицо было каменным.
– Знаешь, что, Анечка, – сказала она холодно, – мы, пожалуй, обойдёмся. Не нужны нам такие подачки.
Она взяла сумку, поцеловала сына в щёку и вышла, громко хлопнув дверью.
Сергей смотрел на меня так, будто я только что убила его мать.
– Аня, как ты могла? – тихо спросил он.
Я подошла к нему и взяла за руку.
– Серёж, я могла. Потому что, если бы не сделала этого сейчас – мы бы покупали этот дом. И потом ещё один. И ещё. А я хочу, чтобы у нас была своя жизнь. Наша. Не их.
Он молчал долго. Потом вздохнул и обнял меня.
– Ты права, – прошептал он. – Чёрт возьми, ты права.
А я стояла в его объятиях и думала: интересно, позвонит ли Галина Петровна через неделю и скажет, что передумала? Или гордость окажется сильнее желания получить халявный дом?
Пока что я была готова к любому развитию событий. Но больше никогда – к тому, чтобы платить за чужие мечты своей жизнью.
– Ты серьёзно думаешь, что мама просто так это проглотит? – Сергей сидел на диване, уставившись в выключенный телевизор, будто там показывали прогноз его ближайшего будущего.
Прошла неделя после того разговора. Неделя гробового молчания со стороны свекрови. Ни звонка, ни сообщения, даже на день рождения свёкра, который был позавчера, Галина Петровна ограничилась сухим «Поздравляю» в семейном чате и открыткой, присланной почтой. Сергей ходил как тень: то звонил матери – она сбрасывала, то писал – она читала и не отвечала.
– Она проглотит, – ответила я, ставя на стол тарелку с ужином. – Или выплюнет. Это уже её выбор.
Он посмотрел на меня с усталой улыбкой.
– Ты стала жёсткой.
– Нет, – я села рядом. – Я просто перестала быть удобной.
В этот момент телефон Сергея завибрировал. На экране высветилось «Мама». Он вздрогнул, будто его током ударило, и принял вызов, включив громкую связь – видимо, чтобы я тоже слышала. После той сцены мы решили: никаких разговоров за моей спиной.
– Алло, мам, – осторожно начал он.
– Сергей, – голос Галины Петровны звучал ровно, даже слишком ровно. – Нам нужно встретиться. Всем троим. Завтра в обед. У нас дома. Приезжайте.
Короткие гудки.
Сергей посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.
– Это засада, – выдохнул он.
– Или капитуляция, – пожала я плечами. – Узнаем завтра.
На следующий день мы стояли у знакомой двери в хрущёвке на окраине. Сергей нервно переминался с ноги на ногу, я держала в руках коробку хорошего чая – не цветы, не конфеты, просто жест, чтобы не прийти с пустыми руками. Дверь открыла сама Галина Петровна. Выглядела она… странно. Не сердитая, не обиженная. Какая-то собранная. Будто на деловую встречу собралась.
– Проходите, – сказала она и даже попыталась улыбнуться. Улыбка вышла кривоватая, но попытка засчитана.
В комнате на столе уже стоял чайник, чашки, тарелка с печеньем. Отец Сергея, Пётр Иванович, сидел в своём кресле и молча кивнул нам. Видно было, что он в курсе, но участвовать не хочет.
– Садитесь, – Галина Петровна указала на диван.
Мы сели. Молчание тянулось, как густой сироп.
– Я думала всю неделю, – наконец начала она, глядя куда-то между мной и Сергеем. – Думала о твоих словах, Аня. И поняла… ты права.
Я даже не моргнула. Потому что не поверила ни на секунду.
– Права в чём именно? – спокойно спросила я.
– В том, что мы… переборщили, – она сглотнула. – Я переборщила. Пришла и потребовала, будто вы мне что-то должны. Это было неправильно.
Сергей выдохнул так, будто неделю не дышал.
– Мам, я так рад, что ты…
– Подожди, – она подняла руку. – Я ещё не закончила.
Она встала, подошла к серванту, достала папку и положила её передо мной.
– Здесь распечатка с сайта недвижимости. Участок, который мы смотрели. Дом каркасный, сто пятьдесят квадратов, с отделкой под ключ. Цена – восемнадцать миллионов триста тысяч. Плюс оформление, налог, подключение коммуникаций – примерно девятнадцать с половиной.
Я открыла папку. Всё действительно было аккуратно распечатано: фотографии, планировка, расчёт стоимости.
– Мы с отцом посчитали, – продолжила Галина Петровна, и голос её чуть дрогнул. – У нас есть накопления – семь миллионов двести. Это всё, что осталось после продажи машины и дачи. Ещё можем взять ипотеку под залог нашей квартиры. На десять лет. Получится ещё около восьми миллионов. Не хватает четырёх с половиной.
Она посмотрела на меня прямо.
– Мы просим вас добавить недостающее. Не в подарок. В долг. Под расписку. Проценты – как в банке. Вернём всё до копейки. И дом оформим на нас. Потому что… ты права. Мы хотим свой дом. Не чужой.
Сергей открыл рот и закрыл его снова. Я молчала. Потому что не ожидала. Совсем не этого.
– Четыре с половиной миллиона, – медленно повторила я. – Это всё равно огромные деньги. Откуда у вас уверенность, что вы потяните ипотеку в вашем возрасте?
– Банк уже предварительно одобрил, – тихо сказал Пётр Иванович, впервые за вечер. – Я ещё работаю, консультирую на заводе. Пенсия у нас с Галиной Петровной вместе – сто двадцать тысяч. Платёж будет шестьдесят восемь. Остаётся на жизнь. Не шикуем, но проживём.
Я посмотрела на Сергея. Он смотрел на родителей с таким выражением, будто впервые их видел.
– Почему вы не сказали об этом сразу? – спросил он хрипло.
Галина Петровна опустила глаза.
– Потому что я думала… легче попросить. Сказать «вы же богатые, помогите родителям». Гордость не позволила признаться, что мы сами почти всё собрали. А потом ты, Аня, поставила меня на место. И я поняла: либо по-честному, либо никак.
Я закрыла папку.
– Мне нужно подумать, – сказала я. – И посчитать. И поговорить с Сергеем. Наедине.
– Конечно, – Галина Петровна кивнула. – Мы подождём.
Мы вышли на лестничную клетку. Сергей закрыл дверь и прислонился к стене.
– Ань… – начал он.
– Подожди, – я подняла руку. – Скажи честно: ты знал, что у них почти вся сумма есть?
– Нет, – он покачал головой. – Клянусь, не знал. Мама всегда говорила «денег нет совсем». Я думал, они хотят, чтобы мы полностью…
– А теперь они просят четыре с половиной миллиона в долг, – я посмотрела ему в глаза. – Это всё равно много. Это наш резерв. Это наш будущий дом.
– Я знаю, – он провёл рукой по лицу. – Но… они же сами почти всё собрали. Это уже не халява. Это действительно помощь.
– Помощь – это когда просят. А не когда ставят перед фактом, – напомнила я.
– Понимаю, – он вздохнул. – Но, если мы откажемся сейчас… после того, как они сами признали свою ошибку… это будет выглядеть подло.
Я молчала. Потому что он был прав. И я это ненавидела.
– Давай сделаем так, – наконец сказала я. – Мы дадим деньги. Но не просто в долг. Мы купим долю в этом доме. Пропорционально вложенным средствам. Четыре с половиной из девятнадцати с половиной – это примерно двадцать три процента. Значит, четверть дома будет наша. Официально. В Росреестре.
Сергей посмотрел на меня с удивлением.
– То есть… мы станем совладельцами?
– Именно, – кивнула я. – Тогда это не подарок и не одолжение. Это инвестиция. Если что-то пойдёт не так – у нас будет доля, которую можно продать. А они получат свой дом и поймут, что всё в этой жизни имеет цену.
Он задумался. Потом медленно кивнул.
– Ты гений, – сказал он тихо. – Жёсткий, но гений.
Мы вернулись в квартиру. Галина Петровна вскочила, едва мы вошли.
– Ну что?
Я положила папку на стол.
– Мы согласны, – сказала я. – Но на наших условиях.
И рассказала всё. Про долю. Про оформление. Про то, что это не благотворительность, а партнёрство.
Галина Петровна слушала, не перебивая. Когда я закончила, она посмотрела на мужа. Пётр Иванович кивнул.
– Согласны, – сказала она. – Пусть будет по-честному.
Сергей выдохнул. А я почувствовала, как внутри что-то отпускает. Не потому, что мы решили помочь. А потому что впервые за десять лет свекровь посмотрела на меня не как на невестку, которую можно давить, а как на равную.
Но я ещё не знала, что самое интересное начнётся потом – когда юрист начнёт оформлять документы, а Галина Петровна вдруг поймёт, что четверть дома – это не просто бумажка… и попытается в последний момент переиграть всё по-своему.
– Четверть дома – это слишком много, Аня. Галина Петровна сидела напротив юриста и нервно крутила в руках платок. – Мы ведь просто просили помощи, а получается, что вы теперь будете совладельцами. Это уже не наш дом.
Я посмотрела на неё спокойно. – Галина Петровна, вы просили четыре с половиной миллиона. Мы даём их не в подарок и не в долг под честное слово. Мы вкладываем свои деньги в недвижимость. По закону это и есть соинвестирование. Двадцать три процента – ровно столько, сколько мы платим.
Юрист, молодой парень в строгом костюме, кивнул, подтверждая каждое моё слово. Он уже всё просчитал: стоимость дома, земельного участка, подключения коммуникаций, налог на сделку. Всё сходилось до копейки.
Сергей сидел рядом со мной и молчал. Он уже знал, что спорить бесполезно – мы с ним это обсудили ночью, долго и честно. Он согласился. С тяжёлым сердцем, но согласился.
– Можно же как-то по-другому оформить, – Галина Петровна посмотрела на сына почти умоляюще. – Ну, Сереж, скажи ты. Мы же семья.
– Мам, – тихо ответил он, – именно, потому что семья, всё должно быть по-честному. Чтобы потом никто никому ничего не припоминал.
Пётр Иванович, до того молчавший, вдруг кашлянул и положил руку жене на плечо.
– Галя, хватит. Девочка права. Мы сами пришли с протянутой рукой. Теперь нечего торговаться.
Галина Петровна резко повернулась к мужу.
– Ты что, тоже против меня?
– Я за правду, – спокойно сказал он. – Мы всю жизнь учили сына быть честным. Вот пусть и будет.
В кабинете повисла тишина. Я видела, как свекровь борется сама с собой: гордость, страх потерять лицо, обида, что её поставили в угол. Всё это было написано на её лице крупными буквами.
– Есть ещё вариант, – я открыла папку и положила перед ней новый лист. – Мы отказываемся от доли совсем. Но тогда вы берёте недостающие деньги в банке под залог своей квартиры. Как и планировали изначально. Мы просто не участвуем.
Она посмотрела на бумагу, потом на меня.
– То есть вы сейчас… от всего отказываетесь?
– Да, – я пожала плечами. – Вы сами сказали: «не нужны нам такие подачки». Мы услышали.
Галина Петровна побледнела. Потому что поняла: другого выхода нет. Либо она подписывает долю нам, либо остаётся без дома вообще – банк под их возраст и доходы больше восьми миллионов уже не даст.
Она долго смотрела в окно. Потом медленно взяла ручку.
– Пусть будет доля, – сказала тихо. – Двадцать три процента. Как ты посчитала.
И подписала. Без театральных вздохов. Без упрёков. Просто поставила подпись и отодвинула договор.
Через два месяца дом был куплен. Ключи лежали у нас на столе – два комплекта. Один Галина Петровна забрала сразу, второй я положила в сейф.
Они переехали весной. Я приезжала пару раз – помочь с вещами, показать, где что подключено. Дом оказался даже лучше, чем на фотографиях: светлый, с большими окнами, с маленьким садом, который уже начал зарастать сиренью.
Галина Петровна встречала меня без прежнего высокомерия. Даже чаем угощала. Молча, но угощала.
Однажды, когда мы с ней вдвоём выносили коробки на чердак, она вдруг сказала:
– Знаешь, Ань… я ведь думала, ты меня ненавидишь.
Я остановилась на лестнице.
– Я вас не ненавидела. Я просто не хотела быть кошельком на ножках.
Она кивнула.
– Понимаю теперь. Поздно, но понимаю.
Мы дошли до чердака. Она поставила коробку и вдруг обняла меня – коротко, неловко, но искренне.
– Спасибо, что не дала нам остаться сволочами, – прошептала она мне в плечо.
Я не нашлась, что ответить. Просто обняла в ответ.
Прошёл год. Дом стоит. Родители Сергея живут там спокойно: отец завёл огород, мать посадила розы. Мы приезжаем по выходным – то с ночёвкой, то просто на шашлыки. Иногда остаёмся в гостевой комнате, иногда они сами просят приехать «поглядеть, как всё цветёт».
Доля в двадцать три процента так и осталась на бумаге. Никто её никогда не вспоминает. Но все знают: она есть. И именно она сделала так, что никто больше не требует, не давит и не манипулирует.
Однажды вечером, когда мы сидели на веранде все вместе, Галина Петровна подняла бокал с компотом и сказала:
– За тех, кто умеет ставить на место. И за тех, кто умеет это место потом уступить.
И посмотрела на меня. Впервые – с теплом.
Я улыбнулась и чокнулась с ней.
Иногда, чтобы стать настоящей семьёй, нужно сначала научиться быть чужими. Честно, по-взрослому чужими. А потом уже решать – пускать ли друг друга обратно.
Мы пустили. Но уже на своих условиях. И, кажется, всем от этого стало только лучше.
Рекомендуем: