Дмитрий стоял посреди гостиной, сжимая в руке телефон, словно это был последний якорь, удерживающий его от падения в пропасть. Он только что вернулся с работы, ещё не успел снять пальто, а разговор, начавшийся с обычного «как дела», уже превратился в нечто, от чего внутри всё холодело.
– Поля, ну как ты можешь так говорить? – он провёл рукой по волосам, стараясь не смотреть ей в глаза. – Мама просто переживает за нас. За наше будущее. Она сказала, что сейчас цены на жильё растут, и если мы продадим твою квартиру, то сможем взять ипотеку на большую, в хорошем районе…
Полина медленно опустилась на диван, чувствуя, как подкашиваются ноги. Квартира, о которой шла речь, была её единственным наследством от бабушки – маленькая, но уютная двушка в старом кирпичном доме в центре города. Она купила её ещё до замужества, на свои первые серьёзные сбережения, когда работала день и ночь, чтобы вырваться из тесной коммуналки. Это был её уголок, её безопасность, её «на чёрный день». И вот теперь её муж, человек, с которым она прожила семь лет и вырастила сына, предлагает это продать. Потому что так сказала его мать.
– Дмитрий, – Полина подняла на него взгляд, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. – Эта квартира – моя. Добрачная. Она не имеет никакого отношения к нашему общему бюджету. Мы с тобой договаривались ещё до свадьбы, что я её оставлю за собой. Помнишь?
Он кивнул, но в глазах мелькнуло что-то неуловимое – вина, смешанная с упрямством.
– Помню. Но сейчас ситуация другая. У нас Артём растёт, ему нужна своя комната. А в нашей двушке тесно. Мама права – если объединить средства…
– Твоя мама, – перебила Полина, и её голос стал твёрже, – живёт в своей трёхкомнатной квартире в новостройке, которую вы с ней вместе покупали ещё до нашего знакомства. Почему бы ей не продать свою и не помочь нам, если она так переживает за внука?
Дмитрий нахмурился. Этот аргумент он слышал уже не раз, и каждый раз он вызывал в нём внутренний протест, который он сам не мог до конца объяснить.
– Моя мама одна, Поля. Ей пятьдесят восемь, здоровье уже не то. Куда она поедет? В съёмную квартиру? Это несправедливо.
Полина почувствовала, как в горле встал ком. Вот оно, снова. Мать для него всегда на первом месте. Не жена, не сын – мать. Она любила свекровь, по-настоящему. Галина Петровна была женщиной энергичной, заботливой, всегда помогала с Артёмом, когда Полина задерживалась на работе. Но в последние год-полтора что-то изменилось. Свекровь стала чаще звонить сыну, жаловаться на одиночество, на здоровье, на то, что «вот уйду – и некому будет даже стакан воды подать». А потом начали появляться эти странные разговоры про «общее будущее», про то, что «Полина всё равно сидит в своей старой квартире, а вы с ребёнком ютитесь».
Сначала Полина думала, что это просто возрастное. Потом начала замечать детали: как Галина Петровна, приходя в гости, внимательно осматривает их квартиру, вздыхает, что «вот если бы побольше места», как намекает Дмитрию, что «женщины сейчас хитрые, всё себе записывают». И вот теперь – этот разговор.
– Дмитрий, – Полина встала и подошла к нему ближе, стараясь заглянуть в глаза. – Скажи честно. Это твоя идея или её?
Он отвёл взгляд.
– Это… наше общее решение. Мы с мамой обсудили.
– Обсудили, – повторила Полина, и слово прозвучало горько. – А меня спросить не забыли?
– Поля, ну зачем сразу так? Мы же семья. Всё общее.
– Нет, – она покачала головой. – Не всё. Эта квартира – не общее. И ты это прекрасно знаешь.
В комнате повисла тяжёлая тишина. За окном шёл дождь, стуча по подоконнику, словно подгоняя принять решение. Артём спал в своей комнате, ничего не подозревая. А Полина вдруг почувствовала себя чужой в собственном доме.
– Я устала, – сказала она тихо. – Устала быть третьей в нашем браке. Сначала твоя мама, потом я. Знаешь, иногда мне кажется, что, если бы она сказала тебе прыгнуть с моста, ты бы спросил только – с какого.
– Это уже слишком, – голос Дмитрия стал жёстче. – Она моя мать. Я не могу её предать.
– А меня можешь? – Полина посмотрела на него прямо. – Можешь предать меня и Артёма ради её «переживаний»?
Он молчал. И в этой тишине было всё.
Полина отвернулась к окну, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Она не хотела плакать при нём, не хотела давать слабину. Но слёзы текли сами собой.
– Я подумаю, – наконец сказал Дмитрий, и в его голосе слышалась усталость. – Просто… дай мне время.
– Время, – повторила Полина. – Хорошо. Думай.
Она ушла в спальню, тихо закрыв за собой дверь. А Дмитрий остался стоять посреди комнаты, глядя на телефон, где светилось непрочитанное сообщение от матери: «Сынок, ты поговорил с Полиной? Не тяни, а то она всё передумает».
Он выключил экран и тяжело опустился на диван. Впервые за долгие годы он почувствовал, что стоит на краю чего-то очень важного. И что один неверный шаг – и всё рухнет.
На следующий день Полина проснулась от запаха кофе. Дмитрий уже встал, как обычно, рано – он всегда готовил завтрак по субботам. Она вышла на кухню и увидела, что он сидит за столом с чашкой в руках, глядя в окно. На столе стояла тарелка с её любимыми сырниками – он помнил.
– Доброе утро, – сказала она тихо.
– Доброе, – он повернулся к ней, и в глазах была усталость. – Поля… прости меня за вчера. Я… переборщил.
Она села напротив, не зная, что сказать. Вчерашний разговор оставил в душе тяжёлый осадок, и простые слова «прости» не могли его смыть.
– Я не хочу ссориться, – продолжил Дмитрий. – Правда. Просто… мама звонила вчера поздно. Она плакала. Говорит, что плохо себя чувствует, что боится одна оставаться. И что если мы продадим твою квартиру, она сможет переехать ближе к нам. В тот же район.
Полина замерла с чашкой в руках.
– То есть теперь уже не просто продать, а чтобы она переехала к нам?
– Нет-нет, – он поспешно покачал головой. – Не к нам. В соседний подъезд. Или в тот же дом. Чтобы была рядом с Артёмом.
Полина поставила чашку на стол. Её руки слегка дрожали.
– Дмитрий. Послушай меня внимательно. Я люблю твою маму. Правда. Но я не позволю манипулировать собой. И тобой. Ты видишь, что происходит? Она давит на жалость, чтобы добиться своего.
– Она не манипулирует, – голос Дмитрия стал тише. – Она просто… одинокая женщина.
– Одинокая женщина, у которой есть своя квартира, пенсия и здоровье, чтобы путешествовать с подругами в Турцию два раза в год, – мягко, но твёрдо сказала Полина. – Я не против помочь ей. Но не ценой моего единственного имущества.
Дмитрий молчал. Потом вдруг спросил:
– А если я скажу, что это важно для меня? Что я хочу, чтобы мама была рядом?
Полина посмотрела на него долго-долго.
– Тогда я спрошу: а я важна для тебя? И наш сын?
– Конечно, – он потянулся к её руке, но она мягко убрала ладонь.
– Тогда почему ты ставишь её желания выше наших?
В этот момент в кухню вбежал Артём, ещё сонный, с растрёпанными волосами.
– Мам, пап, а мы сегодня в парк пойдём? Ты обещал, папа!
Дмитрий улыбнулся сыну, но улыбка получилась вымученной.
– Конечно, пойдём, – сказал он и поднялся, чтобы обнять Артёма.
Полина смотрела на них и чувствовала, как внутри всё сжимается. Она любила их обоих. Безумно. Но впервые за семь лет брака она поняла, что стоит перед выбором. И что, если ничего не изменится – она может потерять всё.
Вечером, когда Артём уже спал, Полина сидела на балконе с чашкой чая и смотрела на огни города. Дмитрий вышел к ней, накинув на плечи плед.
– Поля, – тихо сказал он, садясь рядом. – Я подумал… Может, мы съездим к маме завтра? Вместе. Поговорим все втроём. Может, ты сама увидишь, как ей тяжело.
Полина повернулась к нему. В его глазах была надежда. И страх.
– Хорошо, – сказала она. – Поедем. Но с одним условием.
– С каким?
– Если я увижу, что она действительно больна и нуждается в помощи – я сама предложу варианты. Но если это просто давление… Дмитрий, я не позволю разрушить нашу семью.
Он кивнул. И в этот момент Полина ещё не знала, что разговор у свекрови станет точкой невозврата. И что через неделю её жизнь изменится навсегда…
– Ну что, Полина, долго ты ещё будешь держать свою квартиру мёртвым грузом? – Галина Петровна встретила их прямо в дверях, не дав даже раздеться. Голос был бодрый, щёки румяные, на губах – свежая помада. Никакой тебе слабости или слёз.
Полина невольно задержала взгляд на свекрови. Та стояла в новом домашнем костюме цвета фуксии, волосы аккуратно уложены, на шее – золотая цепочка, которую подарил Дмитрий на прошлый день рождения. От «больной и одинокой» женщины не осталось и следа.
– Здравствуйте, Галина Петровна, – Полина сняла пальто и повесила его на вешалку. – Мы приехали поговорить.
– О чём тут говорить, – свекровь махнула рукой и прошла в гостиную. – Всё и так ясно. Квартира у тебя пустует, сдают её за копейки, а вы с ребёнком в тесноте. Грех это.
Дмитрий молчал, переступая с ноги на ногу в коридоре. Полина почувствовала, как внутри всё напряглось.
Они прошли в зал. На журнальном столике уже стоял чайник, чашки, вазочка с конфетами «Птичье молоко» – Галина Петровна любила встречать гостей «по полной программе».
– Садитесь, – она указала на диван. – Артём, иди ко мне, бабушка тебе машинку купила новую, с пультом.
Мальчик радостно убежал в соседнюю комнату, а Полина осталась стоять.
– Галина Петровна, – начала она спокойно, – я пришла не для того, чтобы спорить. Я пришла, чтобы понять. Вы говорите Дмитрию, что плохо себя чувствуете, что боитесь одна оставаться. Но я вижу, что вы в полном порядке.
Свекровь вскинула брови.
– А что, мне теперь перед тобой отчёт держать? Да, сегодня получше, а вчера давление скакало. У меня гипертония, между прочим. И сердце.
– У вас есть своя квартира, – Полина не повышала голоса, но каждое слово звучало чётко. – Прекрасная трёхкомнатная квартира в новом доме. Почему вы не продадите её, если вам так одиноко? Переедете ближе к нам, купите однокомнатную рядом. Мы будем только рады.
Галина Петровна усмехнулась, посмотрела на сына.
– Слышал, Митенька? Твоя жена хочет меня на улицу выгнать.
– Мама, никто тебя не выгоняет, – Дмитрий наконец подал голос, но как-то неуверенно.
– А я и не говорю, что выгоняет, – Полина повернулась к мужу. – Я предлагаю справедливое решение. У всех есть своё жильё. У меня – маленькая добрачная квартира. У вас с мамой – большая, купленная вместе. Если кому-то нужно переехать – логично начать с той, что больше.
Повисла тишина. Галина Петровна медленно наливала чай, звякая ложечкой о стакан.
– Ты, Полина, – наконец сказала она, не поднимая глаз, – видимо, забыла, кто в этой семье главный кормилец был, когда вы с Митенькой только познакомились. Я ему на машину помогла, на свадьбу, на первый взнос по вашей квартире…
– По нашей – нет, – мягко перебила Полина. – Мы взяли ипотеку на нашу двушку вместе. Поровну. А ваша помощь – мы всегда были благодарны. Но это не даёт права распоряжаться моим добрачным имуществом.
Дмитрий открыл рот, потом закрыл. Видно было, что ему тяжело.
– Мам, – сказал он тихо, – может, действительно… подумаем про твою квартиру? Продадим, купим тебе что-то рядом…
Галина Петровна поставила стакан так резко, что чай плеснул на блюдце.
– Ты что, сынок, с ума сошёл? Эту квартиру я кровью и потом заработала! Я её ни за что не отдам! Это моё! А вот у твоей жены квартира стоит без дела…
– Она не без дела, – Полина уже не сдерживалась. – Она моя. И я имею право решать, что с ней делать. А вы, Галина Петровна, имеете право решать только за свою.
Свекровь посмотрела на неё долгим взглядом, потом перевела глаза на сына.
– Митенька, ты слышишь, как она со мной разговаривает? Со старшим человеком? Я тебе всю жизнь посвятила, а теперь из-за неё…
– Мама, хватит, – Дмитрий вдруг повысил голос. – Хватит!
Все замерли. Даже Артём, игравший в соседней комнате, притих.
– Я устал, – продолжил он уже тише, но твёрдо. – Устал быть между вами. Поля права. Квартира её – добрачная. По закону она имеет на неё полное право. И я… я не буду больше просить её продавать.
Галина Петровна побледнела.
– То есть ты выбираешь её? А не меня?
– Я выбираю свою семью, – сказал Дмитрий, и в его голосе Полина впервые услышала настоящую силу. – Ты – часть этой семьи. Но не её центр.
Повисла тяжёлая тишина. Потом свекровь медленно встала.
– Ну что ж… – голос её дрожал, но уже не от слабости, а от гнева. – Я всё поняла. Живите, как хотите. А я… я, видимо, лишняя стала.
Она пошла в коридор, громко хлопнув дверью своей комнаты.
Полина и Дмитрий остались вдвоём. Он смотрел в пол, она – на него.
– Спасибо, – тихо сказала она.
– Не за что, – он поднял глаза. – Я долго был слепым. Прости.
Они вышли из квартиры молча. Артём нёс новую машинку и ничего не понимал. В лифте Полина взяла мужа за руку. Он сжал её пальцы – крепко, как будто боялся отпустить.
Но дома их ждал сюрприз, от которого у Полины перехватило дыхание.
Когда они открыли дверь, на пороге стояла сумка. Большая дорожная сумка Дмитрия. А рядом – листок бумаги.
Он поднял его дрожащими руками.
«Я уезжаю к маме. Навсегда. Ты выбрал – теперь живи с этим. Я не могу без сына. А ты, похоже, можешь без матери. Галина Петровна».
Полина посмотрела на мужа. Тот стоял белый, как мел.
– Она… забрала мои вещи? – прошептал он.
– Похоже, да, – Полина почувствовала, как внутри всё холодеет. – И это ещё не всё.
На кухонном столе лежал второй листок. Полина взяла его.
«Я подала заявление в суд о взыскании с тебя алиментов на своё содержание. Ты обязан содержать престарелую мать. Статья 87 Семейного кодекса. Я всё узнавала. И ещё – я переоформила свою квартиру на благотворительный фонд. Чтобы ты не думал, что получишь хоть что-то после меня. Прощай».
Дмитрий опустился на стул, закрыв лицо руками.
– Она… переоформила квартиру? – голос его дрожал. – На фонд?
Полина молчала. Она вдруг поняла: это был не просто каприз. Это была тщательно спланированная месть. И теперь её муж стоял перед пропастью – без матери, без наследства, и с перспективой платить алименты женщине, которая только что лишила его всего.
– Что я наделал… – прошептал он.
Полина подошла и обняла его сзади за плечи.
– Ты сделал выбор, – тихо сказала она. – И я горжусь тобой. А теперь… теперь мы вместе будем решать, что делать дальше.
Он повернулся, прижал её к себе – сильно, до боли.
– Я думал, что потеряю тебя, – прошептал он в её волосы. – А потерял её.
– Ты её не потерял, – Полина гладила его по спине. – Она сама ушла. И, может быть… это к лучшему.
За окном начинался вечер. Артём играл в комнате с новой машинкой, не подозревая ни о чём. А Полина впервые за долгое время почувствовала – их семья осталась целой. Пусть и без одного человека, который когда-то казался самым важным.
Но впереди был суд. И разговор, которого никто из них не хотел, но который был неизбежен.
– Ты правда готов с ней встретиться? – Полина осторожно положила ладонь на руку мужа, когда они уже стояли у двери квартиры Галины Петровны.
Дмитрий кивнул, но в глазах всё ещё стояла тоска.
– Готов. Хоть и не хочу. Но если не сейчас – потом будет только хуже.
Прошёл почти месяц после того письма. Месяц, в течение которого Галина Петровна ни разу не позвонила, не написала, не спросила про внука. Зато прислала повестку: иск о взыскании алиментов на своё содержание. Сумма была немаленькая – почти треть зарплаты Дмитрия. И ещё одно письмо пришло – от нотариуса: дарственная на квартиру действительно оформлена на благотворительный фонд помощи детям-сиротам. Без права отмены.
Сначала Дмитрий хотел просто всё оплатить и исчезнуть из её жизни навсегда. Но потом пришло другое чувство – не гнев, не обида, а какая-то горькая жалость. Он понял: мать не просто наказывает его. Она наказывает себя. И если сейчас хлопнуть дверью окончательно – потом будет уже не вернуть.
– Я пойду один, – сказал он тогда Полине. – Это, между нами.
– Нет, – она покачала головой. – Теперь, между нами, всё. Идём вместе.
И вот они стояли у знакомой двери. Дмитрий нажал на звонок. Долго никто не открывал. Потом раздались шаги, и дверь приоткрылась на цепочку.
– Кто там? – голос Галины Петровны был хрипловатый, будто она простыла.
– Мам, это мы. Открой, пожалуйста.
Цепочка звякнула, дверь открылась. Свекровь стояла в старом халате, волосы не уложены, лицо без косметики – постаревшая лет на десять.
– Зачем пришли? – спросила она, не приглашая войти. – Деньги принесли?
– Мам, можно мы пройдём? – Дмитрий шагнул вперёд.
Она посторонилась. В квартире было душно, шторы задернуты, на столе – пустая чашка и таблетки.
– Садитесь, – буркнула она и сама опустилась в кресло.
Полина осталась стоять у двери, а Дмитрий присел напротив матери.
– Мам, – начал он тихо, – я принёс тебе документы. От юриста. Ты можешь отозвать иск. И дарственную тоже можно попытаться оспорить. Есть лазейки, если докажем, что ты была в состоянии аффекта…
– Не надо мне твоих лазеек, – перебила Галина Петровна. – Я всё обдумала. Всё сделала правильно.
– Ты квартиру на чужих детей отдала, – голос Дмитрия дрогнул. – На совершенно чужих. А своего сына и внука лишила всего.
– Ты сам себя лишил, – она подняла глаза, и в них были слёзы. – Когда выбрал её, а не меня.
– Я выбрал свою семью, мама. Ты всегда была и останешься моей мамой. Но я не могу жить так, чтобы моя жена чувствовала себя чужой в собственном доме.
Галина Петровна отвернулась к окну.
– Я одна осталась. Совсем одна.
– Ты не одна, – Полина впервые подала голос и сделала шаг вперёд. – Вы не одна, Галина Петровна. Просто… мы все должны научиться жить по-новому. Без давления. Без ультиматумов.
Свекровь посмотрела на неё удивлённо, будто впервые увидела.
– Ты… не сердишься?
– Сержусь, – честно ответила Полина. – Очень. Но больше всего мне вас жалко. Потому что вы сами себя загнали в угол.
Повисла тишина. Потом Галина Петровна вдруг закрыла лицо руками и заплакала – тихо, без всхлипов, по-старушечьи.
Дмитрий встал, подошёл, присел рядом на корточки.
– Мам… прости меня. И я тебя прощаю. Давай начнём всё сначала? Без судов, без фондов, без обид?
Она убрала руки от лица. Глаза были красные.
– Поздно, Митенька. Квартиру уже не вернуть. Я подписала всё у нотариуса.
– Вернём, – он взял её ладонь. – Есть способы. Главное – ты жива, здорова и рядом. А остальное… купим тебе новую. Маленькую, уютную. Рядом с нами. Как ты и хотела.
Галина Петровна посмотрела на него, потом на Полину.
– А ты… не против?
Полина улыбнулась – впервые за долгое время искренне.
– Я за. Только с одним условием: больше никогда – ни слова про мою квартиру. Она останется моей. И точка.
– Обещаю, – свекровь вдруг улыбнулась сквозь слёзы. – Обещаю, доченька.
Это слово – «доченька» – прозвучало так неожиданно и тепло, что у Полины защипало в глазах.
Через полгода Галина Петровна переехала в новую однокомнатную квартиру в соседнем подъезде. Небольшую, но светлую, с балконом на юг. Квартиру купили в складчину – Дмитрий взял небольшой кредит, Полина добавила накопленное, а свекровь продала дачу, которую всё равно не любила.
Иск она отозвала ещё до первого заседания. Дарственную удалось оспорить – суд признал, что решение принималось в состоянии эмоционального расстройства. Квартиру вернули, но Галина Петровна настояла: пусть стоит, сдаётся, а деньги идут на лечение детям. «Своим я и так всё оставлю», – сказала она.
По воскресеньям они собирались все вместе – то у Полины с Дмитрием, то у Галины Петровны. Артём носился между квартирами, как маленький вихрь, а бабушка учила его печь пироги и больше никогда не говорила, как надо жить.
Однажды вечером, когда Артём уже спал, Полина и Дмитрий сидели на балконе своей старой добрачную квартиры – той самой, из-за которой всё началось. Теперь здесь стояла новая мебель, на стенах висели семейные фотографии, а в углу – большой плюшевый медведь от бабушки.
– Знаешь, – тихо сказал Дмитрий, обнимая жену за плечи, – я думал, что потерял мать. А оказалось – чуть не потерял тебя.
– Ты нас обеих чуть не потерял, – Полина прижалась к нему. – Но теперь всё на своих местах.
– А твоя квартира? – он улыбнулся. – Так и будет «твоей»?
– Так и будет, – она рассмеялась. – Но теперь я знаю: если вдруг захочу – могу подарить её кому угодно. Потому что это моё право. И никто его у меня не отнимет.
– Даже я?
– Особенно ты, – она поцеловала его. – Ты теперь точно знаешь цену моему «да».
За окном шумел город, светили фонари, а в соседнем подъезде горело окошко – там Галина Петровна смотрела свой любимый сериал и, наверное, улыбалась, вспоминая, как чуть не разрушила всё, что ей дорого.
А потом позвонила и сказала:
– Дети, у меня пирог готов. Приходите с Артёмом, пока горячий.
И они пошли. Вместе. Потому что теперь это была их настоящая семья – не идеальная, но живая, тёплая и, главное, своя.
Рекомендуем: