Есть такие семьи, где ложь не просто инструмент — это семейная традиция. Её передают, как сервиз, от матери к сыну, от сына — к новой жертве.
И когда в такую стаю попадает женщина с собственным жильём, у стаи моментально появляется план: «Как бы это жильё прибрать к рукам — желательно через суд, красиво, официально». В тот вечер именно такой план начал обретать плоть. Впрочем, сначала был запах.
Тяжёлый, пыльный, чужой — будто в квартиру занесли мешок строительного мусора и забыли вынести. Анна открыла дверь — и не сразу поняла, что не так. Только собака поняла. Пёс — умный вислоухий бусинки-беагл по кличке Граф — не бросился к хозяйке, не заскулил, не закрутил хвостом. Он сидел в углу, как школьник, которого застукали за двойкой. И смотрел в сторону кухни. А там, в кухне, происходил спектакль.
Липкий, громкий, абсурдный — как дешёвое шоу, где ведущий орёт в микрофон, чтобы перекричать собственный стыд. — Пятьдесят восемь квадратов, мама! Записывай! Пол — стяжка, Италия! — раздавался голос её мужа, Олега. Анна остановилась на пороге и увидела картину, достойную городского фольклора. Олег стоял на табуретке, натянув на себя рулетку так, будто собирался измерить Земную ось. Высунул язык, потел, ерзал — изображал трудягу.
За столом сидела его мать — та самая, для которой ложь всегда была видом спорта. Лариса Павловна. В парадной блузке, в серьгах под золото и с видом женщины, которая вот-вот подпишет акт приёмки Кремля. Перед ней — толстый блокнот. Красный, твёрдый. И на раскрытом развороте большими буквами: «СМЕТА ДЛЯ СУДА». Лариса Павловна строчила туда с таким вдохновением, будто пишет донос лично Сталину. — Всё, записала! — пропела она. — «Ремонт капитальный. Установка натяжных потолков — премиум». О, сынок, ну это же красота! Тут миллиона на два, не меньше! Анна молча вошла.
Граф поднял уши: хозяйка пришла, спасение прибыло. Олег дёрнулся от её голоса так, что рулетка сорвалась и щёлкнула его по пальцам. Он ойкнул, чуть не съехал с табуретки. — Анечка! Ты чего так тихо?.. Мы тут… эээ… сюрприз тебе готовим! Сюрприз был на столе. Чек.
Фирма — «СтройГид».
Ламинат «Орех Марко Поло», 62 000 рублей.
Анна опустила взгляд на пол.
Тот самый линолеум, который она стелила ещё до свадьбы. Линолеум, который знал её лучше, чем муж. Интересно. Где же «Орех Марко Поло»?
В мечтах Олега? В его долговой яме? Или в чужой квартире? Олег вырвал чек из её рук так быстро, будто бумажка могла его выдать. — Это… это я другу держу! У друга жена ревнивая — чек нужен был… ну… к гарантии! Аргумент уровня детсада. Даже Граф фыркнул. Но Анна промолчала. Устала. У неё была работа, дела, жизнь — и ни времени, ни желания разбираться в этой самодеятельной «бригады ремонтников». Они вышли на балкон — совещаться, строить стратегии и будущие показания «для суда».
А Анна села на стул и впервые за долгое время почувствовала: всё. Точка. Не потому что чек фальшивый.
Не потому что муж врет.
А потому что этот спектакль — тонкий, как советские обои — начал трещать по швам. А она больше не собиралась его латать. Она открыла телефон. Создала новую заметку.
Название: «Развод — план А». Пункт первый:
Сфотографировать блокнот свекрови. Желательно ночью, без вспышки. Пункт второй:
Позвонить эксперту. Тому самому. Сергею Борисовичу. Пункт третий:
Молчать. Улыбаться. Пусть думают, что я ничего не понимаю. Граф ткнулся в ладонь мокрым носом.
Анна погладила его — единственного нормального мужчины в доме. — Ну что, дружок… Похоже, наш папаша решил заработать на твоей квартире. Но ничего, мы ему ещё покажем, где лежат настоящие сметы. … Следующие дни можно было сдавать в учебник:
«Как довести человека до нервного тика за пять суток». Лариса Павловна решила, что если уж участвует в «ремонте», то полностью. Во вторник она «помогла постирать».
Постирала шерстяной свитер Анны… при 95 градусах.
Свитер сел до размеров барби. — Микробы убила! — гордо отрапортовала свекровь. — Теперь чистенько! В среду она «позаботилась о растениях».
Залила суккуленты водой по горлышко.
Цветы плавали в горшках, как утки на пруду. В четверг свекровь «чинить» пульт пыталась.
Анна просто заклеила датчик кусочком прозрачного скотча — и наблюдала, как двое взрослых людей час пытались понять, почему телевизор «сломался». — Аура у вас плохая, — объявила Лариса. — Всё выходит из строя! В пятницу Анна встретила подругу жены знакомого.
Та шёпотом спросила: — Слушай… а ты правда Игоря из дома выгоняешь?
— Я? — удивилась Анна.
— Ну да… он говорит, что ты его терроризируешь, деньги забираешь, ремонт его не ценишь… Он же тебе квартиру сделал — за миллионы! Анна засмеялась. Громко. Больно.
Значит, Олег уже начал кампанию по очернению. «Жертва тирана». Классика жанра. Но самое интересное ждало её вечером. В почтовом ящике — письмо.
С красной полосой. Коллекторы.
Микрозайм.
85 000 рублей. Просрочка 40 дней. На что брал?
На «ремонт».
Тот самый, которого нет. Она бросила письмо перед ним. Олег побагровел. — Это ошибка! Это не моё!
— На что брал, Олежек? На ламинат Марко Поло? Или на люстру, которой нет?
— Я хотел маме купить подарок!!! Я хотел быть мужиком!!! Анна поняла: дело не в квартире, не в деньгах.
Олег просто тонул в долгах.
И пытался выплыть за её счёт. А когда тонет трус — он начинает кусать. На следующий день он пришёл уже в костюме «я тут пострадаю на камеру». Хлопнул папкой по столу. — Вот! Иск! На раздел имущества! А если хочешь миром — плати мне два миллиона! Два миллиона.
За воздух.
За обои «Буся» по 300 рублей.
За потолки, которых не было. Анна посмотрела на него так спокойно, что у Олега даже затряслись руки. — Слово «апелляция» с двумя «л», — сказала она. — Исправь. И ложись спать. Завтра будет весело. А дальше был эксперт.
Сергей Борисович прошёл по квартире, постучал по стенам, взглянул на проводку и выдал: — Меня вызывали? На трёхмиллионный ремонт? Девушка, здесь работали максимум два человека: швабра и тряпка. Он составил акт — безжалостный, как рентген. И настал день суда. Коридор. Елка из пластиковых иголок.
Игорь и его мать — с папками, ором и лицами «сейчас мы ей покажем». Судья устало подняла глаза: — Истец, говорите. Олег заорал, будто забыл, что в суде стены из бетона: — Я всю душу вложил! Сделал евроремонт! Хочу справедливости! Свекровь подскочила: — Вот чеки! Вот! Мы всё сохранили! Судья взяла чек. — ИП «СтройПапа», кабель медный. 150 000.
Полистала дальше.
— Двести мешков смеси? Вы что, бункер строили? Свекровь начала захлёбываться объяснениями. — Мы старались! Стены были кривые! Мы… мы… А Анна спокойно положила на стол папку. — Ваша честь, экспертиза. Судья пролистала.
Сложила папку.
Посмотрела на истцов так, что те сжались. — Истец. Вы в своём уме? Где здесь евро? Где три миллиона? И тут случилось главное.
Судья подняла один из чеков. — Этот ИП ликвидирован шесть лет назад. В зале повисла тишина. Потом свекровь вскрикнула, уронила таблетницу и завопила: — Это он!!! Сын меня заставил!!! Я не виновата!!! Он сказал: давай чеки, квартиру надо отсудить, долги у меня!!! Не сажайте меня!!! Олег побледнел.
Галина Павловна сдала его так, как сдают на допросе. Судья ударила молотком: — Иск отклонить. Материалы передать в прокуратуру. Следующий! Анна вышла на улицу.
Снег валил хлопьями. Позади, у крыльца, стоял Олег — без шапки, с видом человека, который только что проиграл войну, которую сам же и начал.
Его мать уже убежала, прикрываясь платком и визгом. Анна не остановилась. Граф ждал дома.
Новый год ждал.
И новая жизнь — тоже. «Холодный закон вместо горячего скандала» Обычно после суда люди выходят с облегчением. Но иногда — с прозрением.
Анна вышла не просто победившей — вышла человеком, который наконец увидел масштаб попытки обмана. То, что казалось «странным поведением мужа», оказалось тщательно спланированным рейдерским захватом — только в бытовом масштабе. У Олега был комплекс строителя: он всегда завышал масштабы любого действия. Приклеил плинтус? «Это я пол спас». Забил гвоздь? «Ты бы без меня развалилась». Поэтому идея «сделать евроремонт на бумаге» стала для него идеальным сочетанием фантазии и глупости. Анна ехала домой на такси — снег заваливал дороги, будто город хотел закрыть все следы старого года.
Таксист болтал про трафик, про погоду, про то, что «женщинам жить тяжелее», и в какой-то момент посмотрел на Анну в зеркало: — На работе ругали? — спросил он, сочувственно.
— Почти, — усмехнулась Анна. — Только дома. Он ничего не понял, но подмигнул, как человек, который всегда на стороне клиента. У подъезда Анна задержалась: не хотелось сразу открывать дверь. Хотелось вдохнуть мороз, почувствовать вкус свободы. Казалось бы, просто выигранный суд… Но нет. Там было что-то большее — право больше не входить в квартиру на цыпочках, не слушать свекровь в переводе с пассивной агрессии на человеческий. Когда дверь щёлкнула, Граф выбежал вперёд так, будто хотел проверить: «Ты точно вернулась? Или мне привиделось?» Анна села на корточки, обняла его: — Ну всё, Граф. Мы их пережили. Теперь будем жить без спектаклей.
Пёс лизнул её нос — подтверждение сделки. Свекровь на проводе Телефон зазвонил так, будто ждал Анну под дверью. Лариса Павловна. Анна не стала блокировать номер — ей было искренне интересно, какую версию событий сегодня выберет эта артистка на пенсии. — Алло?
— Аaaaaaaaaаннна!!! — протянула свекровь так, будто держала оборону под Москвой. — Ты что сделала?! Ты ПАШУ сгубила!! Паша был Олегом только в её устах. Влюблённая мать называла взрослого мужчину уменьшительными кличками, которые ему давно не шли. — Галина Павловна, — спокойно сказала Анна. — Я ничего не делала. Суд сделал. И экспертиза. На том конце раздался всхлип. — Он же хорошего хотел! На ремонт деньги собирал! Хотел… как лучше… Анна села на кухонный стул, открыла минералку. — Как лучше — это когда не подделывают чеки и не втягивают родную мать в уголовную ответственность.
— Это он меня уговорил! — взвыла свекровь. — Он сказал, что ты… что ты ведьма! Что ты его из дома выгнала! Что ты… что ты ему долги навесила! Анна чуть не подавилась минералкой — сколько же нужно наглости, чтобы переложить на жену собственные микрозаймы. — Галина Павловна, — сказала она. — Давайте расставим точки.
— Ну? — свекровь всхлипнула.
— Ваш сын брал микрозаймы за моей спиной. Ваш сын хотел отсудить мою квартиру. Ваш сын подделывал документы.
— Это… — тон свекрови дрогнул. — Это он… ну… может, не подумал! «Не подумал» — идеальное описание для 40-летнего безответственного мужчины. — И если прокуратура заинтересуется, кого он втянул — отвечать будете вы, — спокойно добавила Анна. На том конце стало тихо. Очень тихо. А потом — впервые за пять лет — Лариса Павловна сказала: — Я… не знала.
— Я верю, — сказала Анна. — Но вы всё равно сотрудничали. Свекровь всхлипнула в трубку, пролепетала «я перезвоню» и отключилась. Анна поставила телефон на стол и впервые почувствовала: её голос наконец звучит громче, чем голоса всех тех, кто пытался им управлять. Олег на связи: цирк продолжается Не прошло и часа — раздался второй звонок. Олег. Анна подумала секунду — и взяла. Она больше не боялась. С другой стороны трубки послышался тот самый тон — наглый, обиженный, будто весь мир виноват, что он так живёт. — Анна… давай поговорим, — начал он.
— Говори.
— Зачем ты так? Зачем ты мать мою подставила? Анна рассмеялась — тихо, но очень искренне. — Я подставила? Олег, ты подделывал документы. Ты заставил мать писать липовые показания. Ты хотел отсудить квартиру. Ты угрожал «заселить гастарбайтеров».
— Я был под давлением!!! — заорал он. — У меня долги! Ты должна была помочь! Мы же семья! Анна закрыла глаза.
Слово «семья» в его устах звучало как «бесплатный банкомат». — Семья — это когда не обманывают. И не крадут.
— Так я… я же ради нас!
— Ради нас? Или ради твоих микрозаймов? Он замолчал — попал в фразу, от которой не увернуться. — А вообще, Анна… — начал он новым голосом. Тихим, просительным. — Может… ну… давай попробуем снова? Я исправлюсь… Я… вернусь домой, хе-хе, если ты… ну… не сердишься ~ Анна поставила на стол бутылку минералки чуть сильнее, чем нужно.
Граф поднял голову — почуял, что хозяйка наконец перестала оправдываться. — Олег, — сказала Анна. — Ты не понял главного. Я не ухожу от тебя.
— Правда?! — Олег оживился.
— Я ухожу к себе. Пауза.
Трубка шипела, как старая рация. — Это… как?
— Очень просто: тебя больше нет в моей квартире. И в моей жизни — тоже. С другой стороны раздался звук, похожий на попытку проглотить собственную гордость. — Анна… я… мне идти некуда… Тишина.
Граф ушами повёл — ждал, чем закончится. Анна сказала ровно одну фразу: — Туда, откуда пришёл, туда и иди. И отключила. Конец спектакля После суда, после звонков, после всей этой грязи, Анна впервые легла спать не женщиной, которую обманывали.
А женщиной, которая остановила систему, выстроенную против неё. Утром она проснулась легко — без тревоги в груди. Сварила кофе.
Погладила Графа.
Выбрала новый сервис по клинингу — почему бы и нет, в квартире нужен воздух, а не пыль их «ремонтов». Когда она отодвинула стул, что-то упало на пол. Небольшой блокнот.
Тот самый — «Смета для суда». Анна открыла его.
Первые страницы — цифры, суммы, крики в почерке. Но на последней странице, видимо, Лариса Павловна записала что-то, когда начала нервничать. Кривыми буквами:
«Если не выйдет — скажу, что он меня заставил. Пусть сам отвечает». Анна закрыла блокнот. Вот так рушатся семейные союзы, построенные на выгоде: в момент опасности каждый сдаёт каждого. Анна выбросила блокнот в мусор.
Поставила крест.
И впервые за много месяцев включила музыку — громко, как хочется, а не как «надо экономить электричество». Граф залаял от счастья, будто говорил: «Хозяйка, мы вернулись домой. Наконец-то домой.» Спасибо, что дочитали эту историю до конца ❤️
Если вдруг заметите ошибку — не ругайтесь строго, всякое бывает.
Если хочется следить за новыми рассказами или поделиться своей историей — буду рад видеть вас в моём Telegram. Приходите, там тепло.