Часы в прихожей пробили три часа ночи. Тяжелый, глухой звук маятника разнесся по квартире, словно каждый удар забивал гвоздь в крышку гроба моей спокойной жизни, хотя в ту секунду я еще не подозревала, что моя жизнь уже закончилась. Я проснулась от невыносимой жажды. Во рту пересохло так, будто я провела неделю в пустыне без глотка воды, а не в нашей уютной спальне с дорогим, недавно установленным кондиционером, на который мы копили три месяца.
Я тихонько, стараясь не шуршать, выскользнула из-под одеяла. Место рядом со мной было пустым. Одеяло сбилось в ком, подушка давно остыла. «Опять работает», — подумала я с привычной смесью гордости и глухого раздражения. Андрей был трудоголиком. По крайней мере, таким я его знала последние пять лет. Его бесконечные командировки, ночные звонки, срочные отчеты, совещания в выходные — все это стало фоном нашего брака. Мы с девочками привыкли жить в режиме ожидания. Наши дочери, тринадцатилетняя Алина и десятилетняя Вика, редко видели папу по будням. «Папа добывает мамонта», — шутила я, оправдывая его отсутствие на школьных концертах и семейных ужинах. Казалось, мы — образцовая семья, где муж строит карьеру ради блага детей, а жена обеспечивает надежный тыл.
Я накинула шелковый халат и босиком пошла по длинному коридору в сторону кухни, надеясь, что стакан ледяной воды прогонит душное ощущение тревоги. Дверь в ванную была приоткрыта, оттуда пробивалась тонкая полоска желтого света, разрезающая темноту коридора. Я уже хотела по привычке толкнуть дверь и пожурить мужа за то, что он снова забыл выключить свет и наматывает счетчик, как услышала его голос.
Андрей говорил шепотом. Но в ватной тишине ночной квартиры, где даже гудение холодильника кажется грохотом товарного поезда, каждое слово звучало пугающе отчетливо. В его голосе была нежность. Тот самый мягкий, обволакивающий, «бархатный» тон, который он использовал пятнадцать лет назад, когда мы только встречались, и позже — когда укачивал маленьких Алину и Вику, когда у них резались зубки. Я не слышала этого тона по отношению к себе уже очень давно.
— Ну тише, тише, мой хороший, — шептал он, и я представила, как он улыбается. — Папа скоро приедет. Я знаю, что ты скучаешь. Я тоже очень скучаю, сынок.
Я замерла, словно налетела на невидимую стену. Рука, потянувшаяся к дверной ручке, безвольно повисла в воздухе. Мир вокруг качнулся и поплыл. «Сынок»? У нас не было сына. У нас были только дочери. Две замечательные девочки. Может быть, он разговаривает с племянником? Но у его сестры тоже две девочки, и они живут в Краснодаре. Может, это бред? Сон? Галлюцинация? Я больно ущипнула себя за предплечье. Нет, я не сплю.
— Да, я привезу тебе тот конструктор, который ты просил. Огромный, с рыцарским замком и драконом. Только не плачь, ладно? Мужчины не плачут. Мама рядом? Дай ей трубку.
Мама. «Мама рядом».
Холод, который я почувствовала, не имел ничего общего с кондиционером. Это был ледяной ужас, сковавший внутренности, от которого подкашивались колени. Я прижалась спиной к холодным обоям коридора, стараясь не дышать, чтобы не выдать свое присутствие.
— Привет, родная, — голос Андрея изменился мгновенно. Он стал виноватым, заискивающим и до тошноты интимным. — Прости, что так поздно. Он позвонил мне на рабочий, я увидел пропущенный… Да, я знаю, что у него температура. Я места себе не нахожу. Я приеду. Завтра же утром выезжаю, скажу, что срочная командировка в Тверь, на объект. Да, Ира поверит, как обычно. Она никогда не проверяет. Она у меня наивная, верит каждому слову.
«Ира поверит, как обычно». «Наивная».
Эти слова ударили больнее всего. Не сам факт измены — физическую измену можно пережить, простить или проклясть. Но это… Эта будничная, спокойная уверенность в моей глупости. Это пренебрежение моим интеллектом, моей преданностью. Я сползла по стене на пол, зажав рот ладонью, чтобы не завыть в голос. Слезы текли по щекам горячими, злыми ручьями. Пятнадцать лет. Пятнадцать лет доверия, поддержки, горячих ужинов, выглаженных рубашек, экономии на себе ради «общего дела». Все это было ложью? Или ложью были только эти бесконечные командировки?
— Я люблю тебя, Катя. Поцелуй Даню, скажи, папа скоро будет. Все, мне пора, а то вдруг мои проснутся. Не хочу лишних вопросов.
Он нажал отбой. Послышался звук льющейся воды. Он умывался. Спокойно смывал с себя разговор с другой семьей, чтобы вернуться в постель ко мне. К «наивной Ире».
В голове, сквозь пелену шока, билась одна мысль: что делать? У меня было три секунды на решение. Ворваться сейчас, выбить дверь ногой и устроить грандиозный скандал? Разбудить детей криками? Выгнать его на улицу в одних трусах? Но тогда я не узнаю всей правды. Я узнаю только то, что он захочет мне соврать в свое оправдание. Он скажет, что это случайность, ошибка, что это был один раз.
Нет. Я должна знать всё. Кто она? Кто такой Даня? Как давно это длится? На какие деньги он покупает «огромные замки с драконами», если неделю назад отказался купить Вике новые кроссовки, сказав, что у нас «финансовая яма»?
Я вскочила на ноги и, двигаясь с неестественной для себя скоростью и ловкостью, метнулась обратно в спальню. Нырнула под одеяло, отвернулась к стене и замерла, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Сердце колотилось о ребра так сильно, что мне казалось, этот звук слышен во всей квартире.
Через минуту скрипнула дверь. Андрей вошел в комнату. От него пахло мятной зубной пастой и чужим грязным секретом. Он лег рядом, обнял меня со спины. Его рука по-хозяйски легла мне на талию. Меня едва не стошнило от этого прикосновения. Раньше я чувствовала в его объятиях защиту, теперь — липкую грязь.
— Спишь? — тихо, с легкой тревогой в голосе спросил он.
Я не ответила, изображая глубокое, ровное дыхание спящего человека.
— Прости меня, Иришка, — прошептал он еле слышно, уверенный, что я в глубоком сне. — Так надо.
Всю оставшуюся ночь я лежала с открытыми глазами, глядя в темноту, которая вдруг стала враждебной. В голове крутился калейдоскоп воспоминаний, которые теперь окрашивались в совсем другие тона. «Командировка» в Питер на майские праздники два года назад, когда я осталась одна с больными детьми. «Срочный вызов» в Казань, когда у Вики был выпускной в начальной школе, и она плакала, потому что у всех папы пришли, а её папа «спасал проект». Его заблокированный телефон, который он никогда не выпускал из рук, даже в туалете и душе. Все сходилось. Пазл сложился, и картинка была чудовищно уродливой.
Утром он был сама любезность. Приготовил завтрак — его фирменный омлет, поцеловал заспанных дочек, шутил за столом. Я смотрела на него и не узнавала человека, с которым делила жизнь полтора десятилетия. Это был не мой муж. Это был профессиональный актер, играющий роль идеального семьянина.
— Ириш, тут такое дело, — начал он, наливая себе кофе и избегая смотреть мне в глаза. — Шеф звонил с утра пораньше. В Твери на объекте ЧП. Фундамент поплыл. Придется ехать лично разбираться. Дня на три, не меньше.
Я сделала глоток чая, чтобы скрыть дрожь в руках. Чай был безвкусным, как вода.
— Опять? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно и немного обиженно, как обычно. — Ты же обещал девочкам зоопарк в эти выходные. Они ждали всю неделю.
— Я знаю, милая, знаю. Сердце разрывается. Но ты же понимаешь, работа. Времена сейчас непростые, если я потеряю этот контракт, мы останемся без премии. Деньги нам не лишние. Зато потом возьму отгулы, и мы махнем куда-нибудь все вместе. В аквапарк, например. Обещаю.
«Обещаю». Слово, которое раньше было для меня гарантией, теперь звучало как изощренное издевательство.
— Конечно, езжай, — сказала я, поднимая на него глаза и заставляя себя улыбнуться. — Работа есть работа. Мы справимся.
Он поцеловал меня в лоб. Обычный, дежурный, сухой поцелуй. Через час он уехал. Собрал свою дорожную сумку, ту самую, потертую кожаную сумку, которая, как выяснилось, путешествовала не по пыльным стройкам, а в уютное гнездышко другой женщины.
Как только за ним захлопнулась дверь, я не стала плакать. Время для слез прошло. Настало время действовать. Я бросилась к ноутбуку.
У нас был общий семейный аккаунт в Apple, который мы создали сто лет назад. Андрей, будучи уверенным в моей «технологической отсталости» (он всегда подшучивал над тем, как долго я набираю сообщения), забыл отключить функцию «Найти iPhone» на своем старом планшете, который валялся в ящике письменного стола. Он всегда брал с собой новый телефон, но старый iPad был привязан к тому же ID и синхронизировался с геолокацией, если основной телефон был в сети.
Я дрожащими пальцами ввела пароль, который, к счастью, он не менял годами — дата нашей свадьбы. Какая ирония. Приложение загрузилось. Точка на карте двигалась. Он выехал из нашего двора, но вместо того, чтобы повернуть на Ленинградское шоссе в сторону Твери, машина свернула на юг. На МКАД, а потом на Каширское шоссе.
Я смотрела на экран, как завороженная. Он ехал не в другой город. Он ехал в соседний район Подмосковья, в город Видное. Всего сорок минут езды от нашего дома. Сорок минут между его «официальной» жизнью и тайным раем.
— Тварь, — прошептала я. — Какая же ты расчетливая тварь.
Я позвонила маме, стараясь, чтобы голос не срывался на истерику. Попросила забрать девочек из школы и оставить у себя с ночевкой, сославшись на мигрень. Мама, слава богу, не задавала лишних вопросов.
Затем я вызвала такси. Я не собиралась сидеть и ждать у моря погоды. Я должна была увидеть их своими глазами. Убедиться. Зафиксировать.
Такси остановилось у обычного панельного дома в новом микрорайоне Видного. Типичный «человейник» — яркие фасады, забитые машинами дворы. Точка на карте замерла именно здесь. Машину Андрея я увидела сразу — его черный внедорожник, который мы брали в кредит три года назад, был припаркован прямо у подъезда, на месте для инвалидов. На заднем сиденье виднелась огромная красочная коробка с тем самым конструктором.
Я натянула капюшон худи пониже, надела темные очки, чувствуя себя героиней дешевого шпионского сериала, и села на лавочку у соседнего подъезда. Ждать пришлось недолго.
Через двадцать минут из подъезда вышла она. Молодая, лет тридцати, не больше. Стройная, с длинными светлыми волосами, рассыпанными по плечам. На ней был дорогой спортивный костюм. Рядом с ней вприпрыжку бежал мальчик лет пяти. Он держал за руку моего мужа.
Андрей улыбался. Улыбался так, как не улыбался мне уже лет пять. Искренне, широко, с обожанием. Он подхватил мальчика на руки и подбросил в воздух. Ребенок заливисто рассмеялся.
— Папа, а мы купим то мороженое, синее? — звонкий детский голос резанул меня по сердцу острее ножа.
— Конечно, сынок. И мороженое, и в парк пойдем, и на карусели. У нас целых три дня. Только мы втроем.
Женщина — Катя — подошла к Андрею, поправила ему воротник куртки, потом чмокнула в губы. Собственническим, привычным, хозяйским жестом она взяла его под руку. Они выглядели идеальной счастливой семьей, вышедшей на прогулку выходного дня.
Я сидела, вцепившись пальцами в деревянную скамью до белых костяшек, и чувствовала, как внутри меня поднимается не истерика, а холодная, черная, расчетливая ярость. Мой мир рухнул ночью, но сейчас на его руинах начинало строиться что-то новое. Желание не просто уйти, а уничтожить. Растоптать.
Я достала телефон и сделала серию снимков. Четких, качественных снимков на максимальном зуме. Андрей, целующий блондинку. Андрей с мальчиком на руках. Номер его машины на фоне их подъезда. Их счастливые лица.
— Ну что ж, Андрей, — прошептала я, глядя им вслед. — Ты хотел игры? Ты ее получишь. Только правила теперь буду устанавливать я.
Вернувшись домой, я первым делом пошла в душ. Я терла кожу жесткой мочалкой до красноты, пытаясь смыть с себя ощущение грязи, липкости и тотального унижения. Но вода не помогала. Образ Кати и мальчика Дани стоял перед глазами. Ему было около пяти лет. Значит, роман начался минимум шесть лет назад. Шесть лет лжи! Шесть лет он жил на две семьи, деля не только постель, но и душу, время и, что немаловажно, деньги.
Выйдя из ванной, я налила себе бокал вина. Было всего два часа дня, но мне требовался допинг, чтобы не сойти с ума. Я села за рабочий стол Андрея. Раньше это было табу. «Личное пространство», «важные документы», «не трогай, перепутаешь». Я уважала эти границы, как верная собака. Какой же идиоткой я была.
Я начала обыск. Ящики стола, полки с книгами. В нижнем ящике, запертом на ключ (который я легко нашла в вазочке с мелочью — Андрей никогда не отличался изобретательностью), лежала папка. Обычная серая папка без подписи.
Внутри — бомба замедленного действия. Свидетельство о рождении. Даниил Андреевич, пять лет. В графе «отец» — прочерк. Катя — мать-одиночка. Умно. Но отчество «Андреевич» говорило само за себя.
Дальше шли чеки и договоры. Много бумаг. Я читала их, и волосы шевелились у меня на голове.
Оплата частного детского сада «Солнышко» в Видном — 45 тысяч рублей в месяц. Квитанции за квартиру — двухкомнатная в новостройке, ипотечный договор на имя Екатерины Смирновой, но поручителем выступал… мой муж! Выписки с банковского счета, о котором я даже не подозревала.
Я взяла калькулятор. Ипотека, сад, продукты, одежда, игрушки, машина для неё (я нашла договор купли-продажи «Киа Рио» двухлетней давности, оформленный на нее, но оплаченный с его счета). В месяц на вторую семью уходило около ста пятидесяти — двухсот тысяч рублей.
Меня накрыла волна такой ярости, что в глазах потемнело. Полгода назад я просила Андрея оплатить курсы графического дизайна для Алины. Девочка талантлива, мечтала об этом. Он сказал: «Ир, сейчас туго с деньгами, давай подождем квартальной премии. Потерпите». Вике мы отказали в поездке в языковой лагерь — «дорого, не потянем». Я экономила на продуктах, покупала курицу по акции, одежду себе и детям искала на распродажах, сама красила волосы дешевой краской, чтобы не тратить лишнего в салоне. «Мы копим на расширение, на будущее девочек», — говорил он, глядя мне в глаза. «Нам нужно затянуть пояса».
Оказывается, мы затягивали пояса, чтобы Кате не жали ее новые брендовые джинсы. Мы копили на будущее Дани. Мои дети донашивали куртки друг за другом, пока его сын играл в замки за тридцать тысяч.
Я сфотографировала каждый документ. Каждую страницу. Затем аккуратно сложила всё обратно, стараясь, чтобы папка выглядела нетронутой.
Вечером позвонил Андрей.
— Привет, любимая! Добрался до Твери. Дорога ужасная, пробки, аварии. Заселился в гостиницу, сейчас падаю спать, устал дико.
— Бедненький, — мой голос звучал приторно-сладко, я сама удивилась своим актерским способностям. — Как гостиница? Нормальная?
— Да так, совдеп, — вздохнул он в трубку. — Но жить можно. Главное, завтра совещание с утра. Ты как там? Девочки?
— Девочки у мамы, я решила отдохнуть, полежать в ванной, — сказала я. — Знаешь, Андрей, я тут подумала… Нам, наверное, стоит пересмотреть семейный бюджет. Мне кажется, мы можем позволить себе больше. Я видела путевки в Турцию…
В трубке повисла тяжелая пауза. Я слышала, как он напрягся.
— Ир, ну мы же обсуждали. Сейчас сложный период на рынке… Не время транжирить.
— Да, конечно. Сложный период. Кстати, ты не забыл, что через неделю у нас годовщина? Шестнадцать лет.
— Конечно, не забыл! — с деланным, чрезмерным энтузиазмом воскликнул он. — Я помню! Я готовлю сюрприз.
— Я тоже, — ответила я, глядя на фото свидетельства о рождении Дани на экране ноутбука. — Я тоже готовлю тебе такой сюрприз, который ты никогда не забудешь.
Следующие два дня я провела, готовясь к войне. Я записалась к юристу — лучшему в городе по сложным бракоразводным процессам. Его консультация стоила безумных денег, но я без колебаний сняла их с нашей общей «неприкосновенной» заначки, которая лежала наличными в сейфе дома. Андрей никогда не пересчитывал эту кучу, уверенный в моей патологической честности.
Юрист, сухая женщина с цепким взглядом хищной птицы, внимательно выслушала меня, просмотрела фотографии документов и чеков.
— Ситуация ясная, — резюмировала она, постукивая золотой ручкой по столу. — Имущество нажито в браке. То, что он тратил общие средства на содержание посторонней женщины и ребенка, можно доказать. Но главное — это ипотека и его поручительство. Мы запросим выписки через суд. Мы можем попытаться признать эти траты как растрату общего имущества без согласия супруги. Квартиру, в которой вы живете, будем делить. Машину — тоже. Счета — заморозим сразу после подачи заявления.
— Я хочу оставить его ни с чем, — тихо, но твердо сказала я. — Так же, как он оставил нас ни с чем в эмоциональном плане.
— «Ни с чем» вряд ли получится по закону, но «без штанов» — вполне реально, — хищно усмехнулась юрист. — Действуйте по плану. Не подавайте виду. Соберите больше доказательств. Нам нужны транзакции. И главное — не спугните его до момента вручения иска.
В воскресенье вечером Андрей вернулся «из Твери». Он привез мне дешевый магнитик на холодильник и коробку засохших пряников. Выглядел он отдохнувшим, загорелым (видимо, много гуляли в парке под солнцем) и довольным жизнью.
— Ну как ты тут без меня? — он попытался меня обнять, потянулся губами к щеке.
Я едва сдержалась, чтобы не отшатнуться и не плюнуть ему в лицо.
— Скучала, — соврала я, глядя сквозь него. — Очень скучала. Слушай, Андрей, а помнишь, ты говорил про сюрприз на годовщину?
— Да, конечно.
— А давай соберем всех друзей? И твоих родителей, и моих. Устроим большой праздник. В ресторане. Я хочу, чтобы все видели, какая мы крепкая, дружная семья.
Андрей немного напрягся. Он не любил большие сборища, да и лишние траты его всегда пугали.
— Ир, может, просто посидим вдвоем? Романтический ужин, свечи…
— Нет, — твердо, безапелляционно сказала я. — Я хочу праздника. Я заслужила за шестнадцать лет. И потом, у меня есть важное объявление.
— Какое? — в его глазах мелькнул испуг.
— Узнаешь на празднике. Это касается нашего будущего.
Он, видимо, подумал, что я беременна. Или что я нашла высокооплачиваемую работу. Мысль о том, что я знаю про Катю, ему в голову не приходила. Он был слишком самонадеян.
— Хорошо, — выдавил он улыбку. — Давай устроим праздник.
Я начала рассылать приглашения. Я позвала всех. Его коллег, наших старых друзей, его родителей (которые души в нем не чаяли и всегда ставили мне его в пример), моих родителей. Я забронировала лучший банкетный зал в центре.
Но самое главное приглашение я отправила не по почте.
Я нашла профиль Кати в соцсетях. Екатерина Смирнова. Статус: «Счастливая мама и любимая женщина». Множество фото с сыном, фото огромных букетов роз (которые я не получала уже лет десять), подарков, но ни одной фотографии «любимого мужчины». Только его рука с часами, спина, тень. Конспираторы.
Я написала ей с фейкового аккаунта, оформленного как страница промо-акции ресторана: «Здравствуйте, Екатерина! Поздравляем! Вы стали случайным победителем розыгрыша и выиграли сертификат на эксклюзивный романтический ужин на двоих в ресторане «Панорама» в эту субботу. Приходите к 19:00, вас ждет незабываемый вечер, живая музыка и шоу-программа. Присутствие партнера обязательно для активации выигрыша».
Это был тот же ресторан, где я заказала наш банкет. Тот же зал. То же время.
Ловушка была расставлена. Оставалось только ждать, когда захлопнется капкан.
Суббота наступила слишком быстро. Все эти дни я играла роль идеальной жены так искусно, что сама себе поражалась. Я готовила любимые блюда Андрея — борщ, мясо по-французски, слушала его рассказы о «сложностях на работе», кивала, улыбалась. Внутри меня была выжженная пустыня, но снаружи цвел глянцевый фасад семейного благополучия. Дети чувствовали напряжение, переглядывались, но молчали.
Андрей нервничал. Он чувствовал: что-то не так, интуиция зверя подсказывала ему опасность, но он не мог понять, откуда ждать удара. Моя чрезмерная активность с праздником его напрягала, но он списывал это на мои «женские причуды» и кризис среднего возраста.
— Ты шикарно выглядишь, — сказал он, когда я вышла из спальни в новом вечернем платье цвета густого бордо. Оно сидело идеально, подчеркивая фигуру, которую я сохранила несмотря на две беременности. Я купила его на те самые «неприкосновенные» деньги.
— Спасибо, дорогой. Сегодня особенный вечер. Вечер открытий.
В ресторане «Панорама» собралось около тридцати человек. Столы ломились от закусок, официанты разливали дорогое шампанское. Гости гудели, поздравляли нас, желали долгих лет счастья. Родители Андрея, милые, наивные старики, умилялись, глядя на нас.
— Какая пара, — говорила свекровь, вытирая слезу кружевным платком. — Андрюша, сынок, тебе так повезло с Ирочкой. Береги ее. Вы — наш эталон.
Андрей сиял. Алкоголь и всеобщее восхищение сделали свое дело. Он расслабился. Выпил пару бокалов коньяка, принимал поздравления, обнимал меня за плечи. Он поверил в свою безнаказанность. Он поверил, что его двойная жизнь — это идеально отлаженная система, которая никогда не даст сбой.
Часы пробили 19:00.
Я взяла микрофон. Музыка стихла. Гомон гостей улегся. Все взгляды — добрые, завистливые, родные — устремились на меня.
— Дорогие друзья, родные, мама, папа, — начала я, глядя прямо в глаза мужу. Мой голос дрожал, но не от страха, а от предвкушения. — Спасибо, что пришли разделить с нами этот день. Шестнадцать лет — это серьезный срок. Хрустальная свадьба, кажется? За эти годы мы многое пережили. Мы построили дом, вырастили прекрасных дочерей. Но семья — это не только праздники и фото в альбоме. Это, прежде всего, правда. И доверие. Без правды семья — это просто декорация.
Андрей улыбался, но уголки его губ дернулись, а в глазах появилось беспокойство. Он не понимал, к чему я веду.
В этот момент массивные двери банкетного зала открылись. Администратор, которого я щедро «отблагодарила» и проинструктировала заранее, впустил пару, предъявившую на входе «выигрышный сертификат».
Екатерина Смирнова вошла в зал. Она была при полном параде: яркое, вызывающее платье с блестками, высокая укладка, агрессивный макияж. Она ожидала романтический столик на двоих в укромном уголке со свечами. Но вместо этого она увидела огромный банкет, толпу нарядных людей и меня с микрофоном.
Она растерянно огляделась, ища глазами персонал. И тут ее взгляд упал на Андрея, который сидел во главе стола, как король на именинах.
Время остановилось. Казалось, даже воздух в зале стал густым и вязким.
Лицо Андрея стало серым. Буквально, цвета старого асфальта. Кровь отхлынула от его лица так быстро, что я испугалась, не хватит ли его удар. Он застыл с бокалом в руке, глядя на свою любовницу, стоящую в дверях его семейного торжества. Его рот беззвучно открывался и закрывался, как у рыбы, выброшенной на лед.
Катя тоже замерла. Ее глаза расширились от ужаса. Она смотрела на Андрея, потом на меня, потом на его родителей, которые сидели рядом с нами. Пазл в ее голове складывался медленнее, чем у меня той ночью, но он складывался.
— Андрей? — ее голос прозвучал громко и жалобно в мертвой тишине зала. — Что здесь происходит? Ты же сказал, что ты в командировке в Новосибирске… Ты сказал, у тебя сложная конференция…
Зал ахнул. Дружный, коллективный вдох тридцати человек. Свекровь выронила вилку, и этот звон прозвучал как выстрел.
Я улыбнулась. Холодной, жестокой улыбкой палача.
— Проходите, Екатерина, — сказала я в микрофон, мой голос был ровным, звонким, разрезающим тишину. — Не стесняйтесь. Мы тут как раз обсуждаем итоги шестнадцатилетки. И, кажется, вы — самый главный, самый дорогостоящий итог последних шести лет жизни моего мужа.
Андрей вскочил, опрокинув стул с грохотом.
— Ира, прекрати! Заткнись! — заорал он, теряя человеческий облик. — Катя, уходи! Это ошибка! Это розыгрыш!
— Какая же ошибка, милый? — я жестом пригласила официанта, который нажал кнопку на пульте проектора. На большом экране за моей спиной, где до этого крутилась презентация наших семейных фото, появилось первое фото: Андрей страстно целует Катю у подъезда в Видном.
— Познакомьтесь, гости дорогие, — комментировала я, расхаживая с микрофоном, как ведущая ток-шоу. — Это вторая семья моего мужа. А это, — следующий слайд: Андрей с сыном на руках, — плод их любви, пока я считала копейки. А вот это, — на экране появился скан выписки из банка, — наши с вами деньги, превратившиеся в квартиру в Видном. А вот это — причина, по которой наши дочери не поехали в лагерь этим летом. И ваши, Марья Ивановна, — я кивнула свекрови, — деньги, которые вы давали сыну «на развитие бизнеса», тоже здесь. В этой ипотеке.
Мать Андрея схватилась за сердце, побелела и начала медленно оседать на пол. К ней кинулся отец Андрея, кто-то из гостей побежал за водой. Началась суматоха.
Катя стояла у входа белая как полотно. Слезы текли по ее лицу, размазывая тушь, превращая ее в клоуна. Она поняла. Она поняла, что все эти годы была не «любимой и единственной женщиной», которую «вот-вот заберут от злой, больной жены», а просто удобным запасным аэродромом. Или, может, она вообще не знала о жене? Судя по ее искреннему шоку, версия про «командировки» работала идеально в обе стороны. Он врал нам обеим. Виртуозно.
Андрей стоял посреди этого хаоса, уничтоженный, раздавленный. Он смотрел на меня с ненавистью, смешанной с животным, первобытным страхом. Он понимал, что это конец. Конец репутации, конец семье, конец его удобной жизни.
— Ты… ты все знала, — прохрипел он, сжимая кулаки. — Тварь. Зачем ты устроила этот цирк? Мы могли поговорить дома…
— Поговорить? — я подошла к нему вплотную, глядя прямо в его бегающие глаза. — Как ты разговаривал со мной по ночам из ванной? Шепотом? Вря мне в лицо каждое утро? Нет, дорогой. Я хотела, чтобы ты почувствовал то же, что и я той ночью. Чтобы твой мир рухнул. Публично. Громко. Чтобы все видели, кто ты есть на самом деле — жалкий лжец и вор.
Я сняла с пальца обручальное кольцо. Оно было тяжелым, золотым, символом моей кабалы. Я положила его на стол, прямо в тарелку с его недоеденным салатом.
— Праздник окончен, — громко сказала я гостям, которые смотрели на нас, открыв рты. — Счет за банкет оплатит виновник торжества. У него теперь много расходов. А я подаю на развод.
Я взяла сумочку и с гордо поднятой головой направилась к выходу. Проходя мимо рыдающей Кати, которая размазывала косметику по лицу, я на секунду остановилась. Мне вдруг стало ее жаль. Совсем немного.
— Мне жаль твоего сына, — сказала я ей тихо, чтобы слышала только она. — Он не виноват, что его отец — патологический лжец. Но квартиру я у вас отсужу. И машину тоже. Мой юрист уже работает. Уж прости, ничего личного. Просто я возвращаю то, что украли у моих дочерей.
Я вышла на улицу. Вечерний воздух был прохладным и свежим. Меня трясло, ноги подкашивались, адреналин отступал, уступая место опустошению. Я села в такси, которое уже ждало меня. Телефон в сумочке начал разрываться от звонков — Андрей, мама, подруги, свекор. Я достала его и выключила.
Сегодня я поеду к детям. Завтра будет тяжелый день. Будет грязь, будут суды, будут попытки Андрея оправдаться или угрожать. Будут слезы дочерей, которым придется объяснить, почему папа больше не живет с нами. Но это будет честная жизнь. Без ночных звонков из ванной, без липкой лжи и призраков в телефонной трубке.
Я посмотрела в окно на огни ночного города, проплывающие мимо. Где-то там, в ресторане, догорали руины моего брака. Дым от этого пожарища будет еще долго отравлять мне жизнь. Но на этом пепелище я впервые за много лет чувствовала себя свободной. И, черт возьми, я знала, что справлюсь. Ради себя и ради девочек. Я заберу своё. До копейки.