— В твои годы только внуков нянчить, Лена, — сказал он почти ласково, как будто делал мне одолжение. — Ну правда, чем ты займёшься? Вязать носки?
Он стоял посреди нашей спальни, широко расставив ноги, с тем самым знакомым выражением превосходства на лице. Чемодан уже был собран и стоял у двери. На тумбочке лежала его кожаная барсетка, которую он не доверял никому, даже мне, за тридцать лет брака.
Я сидела на краю кровати и смотрела на узкую полоску света от окна, падающую на ковёр. В этой полоске пылинки медленно крутились, как маленькие планеты. Почему‑то именно они запомнились сильнее его слов.
— Женщина после пятидесяти — это… — он выдержал паузу, как будто подбирал выражение повежливее, — доживающий свой век человек. Без будущего. Ну чего ты хочешь? Начать всё сначала? В этом возрасте?
Он усмехнулся, нахмурясь, как делал всегда, когда был уверен в своей правоте.
— Может быть, это моё дело, чего я хочу, Борис? — удивилась, как ровно прозвучал голос. Внутри всё было не ровно. Там что‑то ломалось, трещало, падало.
— Твоё дело? — он фыркнул. — Да ты без меня пропадёшь. Кому ты нужна? Седина, пятёрочка плюс к размеру, да ещё твои вечные «я подумаю, я не уверена». Ты же всю жизнь за моей спиной прожила, как тень. И не жаловалась.
Я не стала напоминать, что не жаловалась, потому что некому было. Что слушать меня он никогда не умел. Что моя робость родилась не из воздуха — её вырастили годами его шуточек, замечаний, «да куда ты без меня».
— Она молодая, — продолжил он, словно оправдываясь. — Амбициозна. Полна планов. У неё глаза горят. А ты… ты уже всё. Твой потолок — дача и внуки.
— У тебя ещё нет внуков, — напомнила спокойно. — И, если честно, после сегодняшнего вечера не уверена, что скоро будут.
Он дёрнул щекой, но промолчал. Не любил, когда ему напоминали, что сын с ним почти не общается. Слишком много обид, слишком много фраз «у меня нет времени», сказанных когда-то Борисом и возвращённых ему уже взрослым Сергеем.
— Не заводи эту шарманку, — рявкнул он. — Сын, внуки, воспитание… Я ухожу. Так будет лучше для всех. И для тебя тоже, кстати. Найдёшь себе занятия по возрасту. Клуб вязания, книжный кружок… Таких, как ты, полно. Будете обсуждать сериалы и скидки на крупу.
Каждое его слово ударяло по самолюбию, как плеть. Но я будто смотрела на всё со стороны: вот мужчина, уверенный, что жизнь лежит у его ног; вот женщина, которую он уже мысленно вычеркнул, отнёс к списанному материалу. И где‑то за границей этого кадра стояла другая — молодая, амбициозная, «полная планов».
— Ты уже всё решил? — спросила, хотя ответ был очевиден.
— Да. — Он поднял чемодан. — Я много думал. Ты хороший человек, Лена, правда. Добрая. Но мне с тобой… тесно. Как в старой, заношенной одежде. Удобно, привычно, но стыдно выйти в люди.
Странное сравнение. Я машинально посмотрела на своё платье — тёмно-синее, ещё вполне приличное, просто скромное. Любимое, кстати. В нём я когда‑то ходила на нашу годовщину. Тогда он смотрел на меня иначе.
— Скажи только одно, — попросила. — Она того стоит?
Он усмехнулся, глаза блеснули.
— Она — будущее, Лена. А ты… прости. Ты — прошлое.
Так просто он вычеркнул тридцать лет. Наши поездки на море в плацкарте с запахом курицы и яиц. Мои ночные дежурства у его кровати, когда в сорок пять у него случился первый инфаркт. Мои подработки, когда его фирма развалилась и полгода мы жили на мои копейки. Все его рубашки, выглаженные до остроты стрелок. Все супы, все примирения, все «Лен, ну прости, я вспылил».
— Хорошо, — сказала я, неожиданно для самой себя. — Иди.
Он, кажется, ожидал сцены. Слёз, истерики, упрёков. Может, даже где‑то внутри к ней готовился. Любил потом рассказывать друзьям, как «женщины без него не могут».
Но я не плакала. Не кричала. Не держала за рукав. Просто встала, подошла к окну и открыла форточку. В комнату ворвался холодный вечерний воздух, шевельнул занавеску.
— Ты… не скажешь ничего? — растерялся он.
— Что тут говорить, Боря? — повернулась к нему. — Ты сделал выбор. Это твоё право. А моё право — не умолять тебя остаться.
Он помолчал, прикусил губу, будто хотел что‑то добавить, потом махнул рукой.
— Ладно. Живи как знаешь. Только, Лена… — он задержался в дверях. — Ты без меня не потянешь. Запомни мои слова. В этом возрасте жизнь не начинается. Она заканчивается.
Дверь хлопнула. Ключ звякнул в замке. Его шаги по лестнице затихли.
Тишина навалилась тяжёлым одеялом. Только часы на кухне громко тикали, считая секунды после конца моей прошлой жизни.
Я стояла посреди квартиры, где каждая вещь напоминала о нём. О нас. О том, чего уже нет. И вдруг вместо слёз внутри поднялось странное, непривычное чувство. Даже не злость. Пустота. А в ней — тонкая, тихая ниточка упрямства.
«Женщина после пятидесяти — доживающий свой век человек, — вспомнились его слова. — Без будущего».
Я подошла к зеркалу в прихожей. Долго смотрела на своё отражение. Морщинки у глаз. Небольшая складка у губ. Седые пряди в волосах.
— Ну что, доживающий век человек, — тихо сказала я своему отражению. — Посмотрим.
Где‑то глубоко внутри что‑то щёлкнуло. Как будто вдруг включили свет в комнате, где я всю жизнь сидела в полумраке.
В ту ночь я почти не спала. Перебирала в голове всё, что умею. Всё, что люблю. Всё, о чём когда‑то мечтала, да испугалась даже подумать вслух.
Деньги на счетах были небольшие. Квартиру делить мы не будем — она была куплена до брака и оформлена на меня. Это давало чувство опоры. Маленькой, но всё же. Было кое-что ещё — мои руки.
Я всегда любила шить. С детства. В школе подшивала одноклассницам юбки, в институте перешивала мамино пальто, чтобы было «не как у всех». Подруги приносили старые вещи: «Лен, ну ты же у нас мастер!». Но для Бориса это всегда было чем‑то вроде милого хобби.
— Ой, прекрати, — смеялся он, когда я в очередной раз засиживалась за машинкой. — Наигралась в швею — иди спать. На это денег не заработаешь. Это баловство.
«Баловство», — эхом прозвучало в голове.
А если попробовать?
Мысль родилась тихо, как робкий росток. Но чем дольше я о ней думала, тем крепче она становилась. Я представила маленькую мастерскую, где пахнет тканью и утюгом. Представила женщин моего возраста, которые заходят туда за платьями «не как у всех». Которым тоже в лицо когда‑то сказали, что после пятидесяти у них нет будущего.
«А если будет бизнес для таких, как мы? — подумалось вдруг. — Одежда для тех, кого уже списали. Только без этого ярлыка. С достоинством. С красотой».
К утру у меня в голове был не просто туманный образ, а почти план. Страшный, не до конца понятный, полный дыр — но план.
Оставалось только решиться.
— Вы уверены, что хотите взять именно такой кредит, Елена Сергеевна? — девушка-менеджер в банке вежливо, но с заметным сомнением посмотрела на меня поверх очков. — Сумма всё‑таки немаленькая, а возраст…
«Возраст», — это слово теперь всплывало везде. В словах Бориса, в тихих переглядах подруг, в глазах банковских сотрудников.
— Уверена, — ответила я и сжала руки, чтобы не было видно, как дрожат пальцы. — У меня есть залог. Квартира. И… бизнес-план.
Слово «бизнес-план» прозвучало чуть комично даже для меня самой. Я ведь не предприниматель. Всю жизнь работала бухгалтером в небольшом предприятии, привыкла считать чужие деньги, аккуратно заносить цифры в таблицы. Своего большого дела у меня никогда не было.
Но две недели после ухода Бориса я провела за интернетом, блокнотом и старым ноутбуком сына, который он когда‑то оставил у меня «на ремонт», а так и не забрал. Я читала статьи: «Как открыть ателье», «Ошибки начинающих предпринимателей», «Бизнес после пятидесяти — реально ли». Большинство писали, что это безумие. Некоторые — что это вызов. Мне нравилось это слово.
— Ателье, значит, — девушка пролистала мои распечатанные листы. — Индивидуальный пошив и небольшие капсульные коллекции. Целевая аудитория… — она прищурилась. — Женщины сорока пяти плюс?
— Пятидесяти плюс, — поправила. — Те, для кого в магазинах либо мешковатые балахоны, либо подростковые сарафаны. То, в чём мы выглядим смешно.
Она тихо хмыкнула. Ей было лет двадцать пять, не больше. Для неё я действительно была из другой вселенной.
— У вас есть опыт шитья? — деловито спросила она.
— Есть, — кивнула. — Неофициальный. Друзья, подруги, знакомые знакомых. Праздничные платья, повседневные. Перед свадьбой сына я за три месяца перешила половину гардероба его невесты.
— А доход с этого был? — уточнила.
— Иногда платили. Иногда — приносили продукты, — улыбнулась. — Но всегда просили ещё.
В памяти всплыли лица тех, кому я когда‑то помогала. Светка, соседка из третьей квартиры, у которой талия «как у осины, а бёдра как у нормального человека», по её словам. Галина Петровна, наша бывшая завуч, которая стеснялась полного живота и хотела «такое платье, чтобы не как в дом престарелых». У всех была одна беда — магазины не шили под них.
«Я буду шить», — подумалось тогда.
— Понимаете, — девушка отложила бумаги. — Банк смотрит на риски. В вашем возрасте новое дело — это…
— Риск, — закончила за неё. — Я знаю. Но давайте честно, — наклонилась чуть ближе. — Если вы дадите этот кредит тридцатилетнему мужчине, который откроет очередной барбершоп, у него что — гарантий больше? Вы их очередями измеряете? У меня есть залог. Есть опыт. И есть мотивация. Очень сильная.
Она на секунду смутилась, отведя глаза. Может быть, у неё была мама моего возраста. Или тётя. Или бабушка, которая тоже что‑то хотела, да не решилась.
— Заявку мы рассмотрим в течение трёх дней, — формально произнесла она. — О результате вам сообщат по телефону.
Когда я вышла из банка, ноги дрожали так, будто я пробежала марафон. На улице было пасмурно, мелкий снег тянулся почти горизонтально, в лицо. Я прижала к груди папку с документами, как щит.
«С ума сошла», — шептал внутренний голос. — «Продать душу банку в пятьдесят три. На что ты надеешься?».
Но другой голос — новый, ещё неуверенный, но упрямый — возражал: «На себя. Впервые в жизни — на себя».
Вечером позвонила подруга, Ольга.
— Ну что, — спросила она без предисловий. — Ты точно это сделаешь?
Она была в курсе моего «безумного плана» с самого начала. Кричала в трубку, когда я ей призналась:
«Вот это да! Нашу Ленку муж бросил, а она не на валерьянку, а в бизнес!»
— Я уже подала заявку на кредит, — призналась.
На том конце повисла пауза.
— Слушай, — медленно сказала Ольга. — Я, конечно, за тебя… Но ты всё‑таки подумай ещё раз. Долги, проценты… Ты же не девочка. Здоровье, нервы…
— Именно потому, что не девочка, — перебила спокойно. — Что, Оль, мне остаётся? Плакать в подушку и смотреть сериалы? Боря прав был, да? После пятидесяти жизнь кончается?
— Боря идиот, — горячо сказала она. — Это мы знаем давно. Но кредит — это серьёзно. Вдруг не пойдёт?
«Вдруг не пойдёт» крутились в голове до поздней ночи. Я просыпалась от того, что мне снились цифры, проценты, мои швейные машины в пустой мастерской. Но каждый раз, подходя к зеркалу, вспоминала его слова: «Ты — прошлое».
Я не хотела быть прошлым. Даже если оставалось всего десять, двадцать лет — я хотела прожить их как жизнь, а не как доживание.
Через три дня утром зазвонил телефон. Неизвестный номер.
— Алло?
— Елена Сергеевна? — знакомый голос менеджера. — Это банк «Горизонт». Ваша заявка на кредит одобрена.
— Одобрена? — переспросила глупо. — То есть… да?
— Да, — в её голосе прозвучала улыбка. — Приходите сегодня или завтра для подписания договора.
Я положила трубку и долго стояла посреди кухни, прижав руку к груди. Сердце билось очень быстро, но это был не страх. Это было что‑то другое. Восторг, наверное. Или ужас, перемешанный с восторгом.
Помещение нашлось через неделю. Небольшое, на первом этаже старой пятиэтажки. Когда‑то там был обувной магазин, но его закрыли два года назад. Вывеска с облупившимися буквами «ОБУВЬ» ещё висела, уныло покачиваясь. Внутри пахло сыростью и пылью.
— Тут работы — непочатый край, — вздохнул хозяин, мужчина лет шестидесяти с усталыми глазами. — Но аренду сделаю вам поменьше, если сами всё приведёте в порядок.
Я стояла в этом полуразрушенном царстве и видела… будущее. Белые стены, светлые стойки с одеждой. Зеркала, мягкие стулья. Женщин, которые заходят сюда и выпрямляют спину, глядя на своё отражение в новых платьях.
— Беру, — сказала не раздумывая.
Ремонт стал первой проверкой на прочность. Штукатурка сыпалась, проводка искрила, пол скрипел. Я делала, что могла, сама: красила стены, отмывала окна, натирала старую дверь до блеска. На тяжёлое наняла рабочих, торговалась за каждую копейку.
— Елена Сергеевна, ну вы даёте, — чесал затылок один из них. — В вашем‑то возрасте такой геморрой на голову…
— В моём возрасте, — улыбнулась, вытирая краску со лба, — самое время заняться тем, чем всегда хотелось.
Он пожал плечами, не понимая. Но мне его понимание было уже не нужно.
Швейную машину купила одну новую — профессиональную, ещё две нашлись по объявлениям, б/у, но в хорошем состоянии. Ткани сначала брала недорогие, но качественные. Ходила по оптовым складам, щупала, прикладывала к себе, представляла, как это сядет на моих будущих клиентках.
Название придумалось неожиданно. Вечером, когда я сидела в своей почти готовой мастерской, окружённая рулонами ткани и коробками.
«Как назвать это место? «Лена-швея»? «Ателье у окна»? Всё звучало мелко.
В голове всплыла фраза: «Она — будущее. А ты — прошлое».
— «Новая Линия», — прошептала я. — Не про возраст, а про жизнь.
Так на белой стене появилась первая надпись: «Ателье и одежда для женщин. Новая Линия». Ни слова о возрасте. Ни намёка на «бабушек». Просто — новая линия. Новая жизнь. Новый силуэт.
Первые клиенты пришли не сразу. Неделю я сидела в ателье одна, слушала тиканье часов и шум улицы. Вешала в соцсетях фотографии первых моделей на вешалках — сама стеснялась туда вставать. Ольга настояла:
— Лена, ты с ума сошла? Ты шьёшь для женщин как ты и я — значит, и показывать это должна ты. А не молоденькая девочка сорок четвертого размера.
Мы фотографировали друг друга на мой старенький телефон. Смеялись, кривлялись, пока не получились снимки, где мы были просто собой: с морщинками, с неидеальными руками, но с живыми глазами.
— Слушай, — сказала Ольга, рассматривая фото. — Это… красиво. Мы красивые.
— Мы живые, — поправила. — И нам есть что надеть.
Первые заказы пришли через знакомых. Ольга привела коллегу: «Вот, это та самая моя подруга, которой муж сказал… ну, ты знаешь. Она теперь бизнесвумен». Коллега смущалась, мяла в руках сумку, долго крутилась у зеркала, а когда я надела на неё своё серое платье с мягкими вытачками, посмотрела на себя и тихо сказала:
— Ничего себе…
Я делала скидку первым клиенткам. Не потому, что была неуверенна в себе, а потому что мне нужен был поток. Нужны были женщины, которые выйдут отсюда, расправив плечи, и расскажут другим.
Через три месяца ко мне уже записывались. Через полгода у меня появился первый наёмный сотрудник — молоденькая швея Кристина, которая вначале спрашивала каждое утро:
— Елена Сергеевна, а вы правда только год назад всё это начали?
— Правда, — улыбалась. — Никогда не поздно.
Она смеялась, думая, что это просто красивая фраза. А для меня это был принцип.
К концу первого года ателье «Новая Линия» перестало быть просто ателье. У нас была своя маленькая коллекция: платья, жакеты, брюки, которые можно было комбинировать как конструктор. Под каждой фотографией в интернете мы писали одно и то же: «Создано женщинами для женщин. Без возрастных рамок».
Однажды вечером, закрывая кассу, я поймала себя на том, что считаю не копейки, а десятки тысяч. В голове всплыло: «На этом денег не заработаешь. Это баловство». Голос Бориса, такой знакомый.
Я достала телефон, открыла банковское приложение и долго смотрела на цифру. Мой ежемесячный доход был в пять раз больше той зарплаты, которую он когда‑то приносил домой, гордо швыряя конверт на стол.
Рука сама собой потянулась к кнопке «позвонить». Я нашла его номер. Долго смотрела на него. Потом выключила экран.
Ему я ещё успею рассказать.
Он появился не там, где я ожидала. Не у дверей ателье, не в подъезде, не на улице. Его привела ко мне… случайность. Хотя, может быть, ничто не бывает случайно.
Был тёплый апрельский день. Мы с Кристиной как раз развешивали в витрине новую коллекцию — светлые льняные платья, лёгкие жакеты. Я поправляла на манекене пояс, когда с улицы раздался знакомый голос:
— Ой, посмотри, какая прелесть! Давай зайдём, а?
Я обернулась. У витрины стояла женщина лет тридцати, в узких джинсах и модной кожаной куртке. На её руке висел мужчина. Слегка растолстевший, поседевший, с тем самым знакомым прищуром.
Борис.
Сердце ухнуло куда‑то вниз, но лицо осталось спокойным. За год я научилась не показывать, что творится внутри.
— Слушай, да ну, — отмахнулся он. — Это же… — он прищурился, читая вывеску. — «Новая Линия». Какое‑то бабское ателье. Пошив. Тебе и так всё идёт.
— Борь, ну пожалуйста, — надула губы девушка. — Я просто посмотреть. Такое нежное всё… Я давно хочу нормальное платье, чтобы не из масс-маркета.
Он буркнул, но руку не отдёрнул. Она уже тянула его к двери.
Звонок на входе привычно дзинькнул. Я вышла из‑за стойки, вытирая руки о фартук. Лёгкая улыбка, как всегда при встрече с клиентами.
— Добрый день. Чем могу помочь?
Он застыл, как будто врезался в невидимую стену. Девушка, не замечая этого, крутила головой, рассматривая вещи.
— Ой, как у вас уютно! — воскликнула она. — А можно вот то серое платье сорок второго?
— Конечно, — кивнула Кристина и метнулась к вешалке.
— Лена?.. — наконец выдавил он.
— Здравствуйте, Борис, — вежливо улыбнулась. — Не ожидала вас увидеть.
Его глаза метались по помещению: стойки с одеждой, зеркала, мягкий диван возле примерочных, полки с аккуратно сложенными тканями. И везде — оттенки того самого «баловства», которое, по его мнению, никогда не должно было стать делом.
— Ты… здесь работаешь? — спросил он, словно надеясь, что это ошибка.
— Нет, — поправила спокойно. — Я тут хозяйка.
Он дёрнулся, как от пощёчины.
— Хозяйка? — переспросил. — То есть это… твоё?
— Моё, — кивнула. — Ателье «Новая Линия». Одежда и пошив по индивидуальным меркам.
Девушка, наконец заметив напряжение, обернулась.
— Вы знакомы? — удивилась.
— Это… — начал он, но замолчал.
— Я — его бывшая жена, — чётко сказала я, глядя ей прямо в глаза. — Елена.
Она покраснела. На секунду в её взгляде мелькнула растерянность. Потом что‑то вроде неловкой вины. Видимо, он ей рассказывал свою версию событий.
— Очень… приятно, — пролепетала она. — Я… не знала, что это ваше…
— А это что‑то меняет? — мягко спросила, ни на секунду не повышая голос.
Она смотрела то на меня, то на Бориса, пытаясь уложить в голове новую информацию. В этот момент из примерочной вышла наша постоянная клиентка, Валентина Михайловна, в новом бирюзовом платье. Ей было шестьдесят три, она работала врачом и приходила к нам каждый раз перед важными конференциями.
— Лена, ну ты опять волшебство сотворила, — засуетилась она, глядя на своё отражение. — Девочки, посмотрите, какая красота! Я ж как девочка себя чувствую!
Увидев Бориса, она кивнула слегка:
— Ой, а у вас тут и мужчины появились. Скоро и для них коллекцию открывать будете, что ли?
— Пока справляемся с нашими, — улыбнулась. — Но кто знает.
Борис молчал. Вся эта сцена — уверенная женщина в возрасте, сияющая в новом платье, сотрудница, я за стойкой — явно не вписывалась в его картину мира, где я должна была тихо доживать с клубком и котом.
— Примерочная свободна, — напомнила Кристина девушке. — Пойдёмте, померяем платье.
— Да, да, конечно, — спохватилась та. — Борь, подожди меня тут, ладно?
Он кивнул, не отводя от меня глаз.
Когда за ними закрылась шторка, он наконец заговорил:
— Я… не знал.
— Естественно, — пожала плечами. — Мы давно не общаемся.
— Ты… открыла бизнес? — произнёс он это слово так, будто оно было инородным. — Взяла кредит? Нашла помещение? В твоём-то…
— Возрасте, — подсказала. — Да, именно в моём возрасте.
Он закусил губу.
— И… как у тебя дела? — голос прозвучал нарочито небрежно.
— Хорошо, — спокойно ответила. — Кредит почти выплачен. Очередь из клиентов расписана на месяц вперёд. Доход… — я немного помолчала, всё‑таки наслаждаясь моментом, — в пять раз больше того, что ты зарабатывал, когда уходил.
Он дёрнулся. Глаза сузились.
— Хвастаешься? — спросил язвительно.
— Отчитываюсь, — поправила. — Ты тогда очень переживал, как я буду жить без тебя. Думал, пропаду. Вот сообщаю: не пропала.
Повисла тишина. Он смотрел на меня, как на незнакомку. Пытался, наверное, найти в моём лице ту тихую, удобную Лену, которую оставил год назад. Но её больше не было.
Да, морщинок стало чуть больше. Волосы я подстригла короче и перестала красить — седина легла благородными прядями. Взгляд стал прямым. Плечи — расправленными. Я стояла на своём месте. В своём мире.
— Значит… — он сглотнул. — Значит, я был неправ.
— В чём именно? — приподняла бровь.
— Что… — он отвёл взгляд. — Что женщина после пятидесяти — это доживающий свой век человек. Без будущего.
— Ты был не просто неправ, Борис, — мягко, почти ласково сказала. — Ты был слеп. Ты не видел во мне человека. Видел только удобное приложение к себе.
Он хотел возразить, но в этот момент из примерочной выскочила его подруга — уже в моём сером платье.
— Борь, смотри! — она закружилась. — Как тебе?
Платье сидело на ней идеально. Оно подчёркивало талию, мягко скрывало небольшие недостатки, добавляло рост. Она действительно выглядела… прекрасно.
Он посмотрел на неё. Что‑то в его взгляде дрогнуло. Может быть, он впервые за долгое время увидел женщину рядом, а не подтверждение своей «молодости».
— Красиво, — выдавил он. — Очень.
— Я беру, — решительно сказала она и повернулась ко мне. — Спасибо вам. Вы просто волшебница.
— Не преувеличивайте, — улыбнулась. — Просто знаю, как важно женщине в любом возрасте нравиться себе в зеркале.
В её глазах мелькнуло понимание. Может быть, она тоже слышала знакомые фразы про «внуков нянчить» и «куда тебе уже». Вряд ли сама не произносила.
Пока Кристина пробивала чек, девушка вдруг наклонилась ко мне и тихо сказала:
— Простите… за всё.
Я вскинула брови.
— За то, что так вышло, — смущённо пояснила она. — Я… не знала всей картины. Он говорил, что вы… что вы слабая, безынициативная. Что ему пришлось уйти, потому что вы…
— Потому что я «доживаю век», — подсказала с лёгкой иронией.
Она кивнула, краснея ещё сильнее.
— Люди любят оправдывать свои поступки красивыми легендами, — спокойно сказала я. — Главное — не верить в чужие легенды о себе.
Она кивнула. Взяла пакет с платьем, обернулась к Борису:
— Пойдём?
Он не двигался.
— Лена, — вдруг сказал он так, как говорил когда‑то, в самом начале нашего брака. С мягкой интонацией, почти с мольбой. — Может, мы… можем поговорить? Как‑нибудь. Без неё, — кивнул в сторону выхода. — Я… многое хотел бы объяснить.
Я посмотрела на него долго. В этом взгляде уместилось всё: ночи в больнице, его «я мужик, мне можно» после измен, мой страх остаться одной, его уверенность, что я никуда не денусь. Его уход. Его слова.
— Понимаешь, Боря, — тихо ответила. — Ты всегда был уверен, что у тебя есть будущее, а у меня — нет. Что ты — центр, а я — фон. Что ты можешь выбирать, а я обязана принимать.
Он молчал.
— Так вот, — продолжила. — За этот год я узнала одну важную вещь. У каждого человека есть будущее. Ровно до последнего дня. Если он сам его не отдал кому‑то ещё. Я своё забрала обратно.
Он закрыл глаза на секунду. Когда открыл, в них была боль. Настоящая. Но жалости к нему я не чувствовала. Только… спокойствие.
— Я тебе не враг, Борис, — сказала мягко. — Но и не спасательный круг. Ты выбрал. Я — тоже.
— Значит, ты… — он осёкся. — У тебя кто‑то есть?
Я усмехнулась.
— У меня есть я, — ответила. — И это, поверь, гораздо сложнее, чем завести кого‑то ещё.
За его плечом, за стеклом витрины, я видела свою вывеску: «Новая Линия». В отражении — себя. Не ту Лену, которую он бросил, а другую. Которую он, возможно, никогда и не знал.
Девушка, его нынешняя, уже стояла на улице, делая вид, что занята телефоном. Но иногда бросала на нас быстрые, нервные взгляды.
— Иди, — кивнула я в ту сторону. — Тебя ждут.
Он ещё секунду постоял. Хотел, наверное, что‑то сказать. Потом лишь тяжело вздохнул и вышел.
Я смотрела, как они уходят. Как он пытается улыбаться, как держит её под руку. Может быть, через год он снова решит, что ему тесно. Что ему хочется ещё очередного «будущего». Это уже не было моей историей.
— Елена Сергеевна, — осторожно тронула меня за локоть Кристина. — Всё в порядке?
Я вздохнула. Посмотрела на свой зал. На аккуратно развешанную одежду. На расписание заказов в блокноте. На себя в зеркале.
— Всё лучше, чем когда‑либо, — честно ответила. — Знаешь, Крис, когда‑то мне сказали, что в мои годы только внуков нянчить нужно.
Она фыркнула:
— Глупость какая.
— А я открыла свой бизнес, — продолжила. — И теперь зарабатываю больше, чем тот, кто это сказал.
Кристина улыбнулась.
— Вот бы всем женщинам такое уметь.
— Все умеют, — покачала головой. — Не все решаются.
В дверь заглянула новая клиентка — статная женщина с выразительными глазами и лёгкой сутулостью, которая выдавала привычку прятаться.
— Здравствуйте, — нерешительно проговорила она. — А можно… у вас… Мне сказали, вы шьёте… так, что… ну, чтобы возраст не видно было.
Я улыбнулась. Это была уже не первая такая формулировка.
— У нас шьют так, — поправила, — чтобы видно было не возраст, а вас. Проходите.
Она вошла, осторожно, как в храм. Я взяла рулетку, блокнот, уже прикидывая, какой силуэт ей подойдёт. И в этот момент ясно поняла: мой возраст — не приговор. Это мой капитал. Мой опыт. Моя сила.
Пока мы живы — у нас есть будущее. А всё остальное — просто чужие слова, которые можно не принимать.