Я стояла перед зеркалом в дамской комнате ресторана «Версаль» и пыталась унять дрожь в руках. Отражение показывало бледную девушку с большими испуганными глазами. Мое свадебное платье, которое еще утром казалось мне верхом элегантности, здесь, среди позолоченной лепнины и хрустальных люстр, выглядело жалкой тряпкой. Синтетический атлас предательски блестел под ярким светом, а простой крой, призванный скрыть худобу, лишь подчеркивал мою неуверенность.
За дверью гремела музыка. Там, в банкетном зале, семья моего мужа, Артема, праздновала… нет, не нашу свадьбу. Они праздновали свое великодушие. Ведь они позволили своему «золотому мальчику» привести в дом «эту».
Я вышла в зал. Артем стоял у барной стойки с друзьями. Он был великолепен в смокинге, сшитом на заказ в Италии. Я любила его. Любила за ту легкую улыбку, которой он одарил меня полгода назад в моей библиотеке, когда искал редкое издание по архитектуре. Тогда он казался другим: внимательным, начитанным, оторванным от мира денег. Но как только я переступила порог особняка Вороновых, сказка начала трещать по швам.
— О, явилась наша Золушка, — раздался громкий шепот.
У стола с закусками стояли сестры Артема — Регина и Алина. Они были похожи на хищных тропических птиц: яркие, громкие и опасные. Регина, старшая, держала бокал с шампанским так, словно это был скипетр власти.
— Ты видела, на чем она приехала к ЗАГСу? — продолжала Алина, не понижая голоса. — На той зеленой «девятке». Я думала, такие машины уже давно сгнили на свалках истории.
— Это машина ее деда, — фыркнула Регина. — Семейная реликвия, так сказать. Единственное, что есть ценного в их роду. Представляешь, она хотела, чтобы эта колымага ехала во главе кортежа! Папа чуть инфаркт не получил. Пришлось срочно вызывать охрану, чтобы отогнали это убожество на задний двор.
Гости вокруг них вежливо хихикали. Я почувствовала, как краска заливает лицо. Та самая «девятка» была гордостью моего дедушки Матвея. Он берег ее, натирал воском, разговаривал с ней. Для меня она пахла детством, поездками на речку и счастливыми моментами, когда мы были вдвоем против целого мира.
Артем подошел ко мне, взял под руку. Его ладонь была влажной.
— Настя, ты где ходишь? Мама хочет сказать тост. Идем, и, пожалуйста, улыбайся. Ты выглядишь так, будто тебя ведут на казнь.
— Они смеются над машиной дедушки, Артем, — тихо сказала я.
Он закатил глаза:
— Опять ты начинаешь? Это просто шутки. У моих родных специфическое чувство юмора. Тебе нужно привыкнуть к уровню, Настя. Здесь не деревня, здесь светское общество.
Мы сели за главный стол. Свекровь, Ирина Павловна, женщина с безупречной укладкой и ледяными глазами, поднялась с бокалом. Зал затих.
— Дорогие гости! — ее голос тек, как сладкий яд. — Сегодня непростой день для нашей семьи. Наш сын, наша надежда, выбрал свой путь. Мы, Вороновы, всегда уважали выбор своих детей, каким бы… странным он ни казался.
Она сделала паузу, многозначительно глядя на меня.
— Настя, деточка. Добро пожаловать в семью. Я знаю, тебе будет непросто. У нас другие привычки, другой ритм жизни, другие ценности. Но мы надеемся, что ты будешь стараться. Хотя бы научишься отличать вилку для рыбы от вилки для салата. И, конечно, мы все надеемся, что ты будешь хорошей женой Артему, несмотря на то, что приданого за тобой — ни гроша.
Зал взорвался аплодисментами и смехом. Кто-то выкрикнул: «За бесприданницу!». Свекор, Петр Сергеевич, грузный мужчина с красным лицом, похлопал сына по плечу:
— Ничего, Тёма. Зато, говорят, бедные девушки неприхотливы. Будет знать свое место.
Я сидела, опустив глаза в тарелку с деликатесами, вкус которых не чувствовала. Внутри все сжалось в тугой комок. Мне хотелось вскочить, перевернуть этот стол, закричать им в лица, что я человек, что я работаю, что у меня есть диплом с отличием… Но я молчала. Я боялась потерять Артема. Я думала, что это плата за любовь.
Единственным, кого не было на этом празднике лицемерия, был мой дед. Матвей Ильич отказался ехать наотрез.
— Нечего мне там делать, внучка, — сказал он мне накануне, сидя на крыльце своего покосившегося дома в деревне Сосновка. Он курил свою неизменную трубку, щурясь на заходящее солнце. — Они люди другого сорта. Не плохого, не хорошего, а просто другого. Гнилого изнутри, но в золотой обертке. Я в своем ватнике там буду как пугало.
— Дедушка, но это моя свадьба…
— Я буду праздновать здесь, Настена. Выпью за твое счастье настойки. А ты помни: если станет худо — возвращайся. И помни еще одно: не все то золото, что блестит. И не все то грязь, что черное.
Тогда я обиделась на него. Мне казалось, он просто упрямый старик, который не хочет надевать костюм. Как же я была слепа.
Весь вечер превратился в пытку. Меня дергали, давали советы, как мыть полы (ведь у нас не будет домработницы, отец лишил Артема содержания), как экономить на продуктах.
— Ты же привыкла жить на копейки, научишь нашего мальчика, — язвила Регина. — Библиотекари же питаются духовной пищей, верно?
Когда мы наконец уехали в съемную квартиру — маленькую двушку на окраине, которую Артем снял с явным отвращением, — я без сил рухнула на кровать.
— Ну и денек, — выдохнул муж, развязывая галстук. — Мама, конечно, перегнула палку, но ты тоже хороша. Сидела с кислым лицом. Могла бы и подыграть.
— Подыграть? Артем, они меня унижали!
— Они проверяли тебя на прочность! В бизнесе, Настя, нужно уметь держать удар. Если ты хочешь быть частью семьи Вороновых, отращивай толстую кожу.
В этот момент зазвонил мой телефон. Номер соседки бабы Вали.
— Настенька… — ее голос срывался на плач. — Беда, деточка. Матвей Ильич… Сердце. Скорая не успела.
Телефон выпал из моих рук. Мир, который и так шатался, рухнул окончательно. Артем, услышав новость, лишь нахмурился:
— Соболезную. Но ты же понимаешь, я не смогу поехать с тобой. Завтра важная встреча у отца в салоне. Мне нельзя пропускать. Возьми такси или… автобус.
Я смотрела на своего мужа, с которым прожила в браке меньше суток, и видела перед собой чужого человека.
Похороны прошли в тумане. Деревенский погост, старые березы, запах сырой земли и ладана. Вороновы не прислали даже венка. «Мы не любим негатив», — написала мне свекровь в мессенджере.
Собралась вся деревня. Люди шли и шли, простые, в старых куртках, с заплаканными глазами. Они несли цветы со своих огородов, говорили теплые слова.
— Святой был человек, — шептал старый пастух дядя Миша. — Скольким он помог… Кому крышу перекрыл, кому на операцию дал. Тихо так, чтоб никто не знал.
— Дал? — переспросила я. — У дедушки были деньги?
— Были, Настя, были. Он же не просто плотник был. Голова у него была… министерская.
Я ничего не понимала. Дед жил аскетом. В доме — старая мебель, из еды — простая каша да щи. Пенсия копеечная. О чем они говорят?
После поминок ко мне подошел почтальон и протянул плотный конверт.
— Матвей просил передать. Сказал: «Как похоронишь, езжай в город, по этому адресу. Там человек ждет. И никому ни слова, пока не узнаешь правду».
В конверте лежал листок с адресом нотариальной конторы в центре города и имя: Борис Игнатьевич Шальский. Эту фамилию я слышала — один из самых известных и дорогих юристов региона.
Я вернулась в город через три дня. Артем встретил меня раздраженным.
— Наконец-то. В холодильнике пусто, рубашки не глажены. Настя, жизнь продолжается. Хватит скорбеть, твоему деду уже все равно, а мне нужна жена. Кстати, отец урезал мне зарплату. Сказал, что женатый человек должен крутиться сам. Так что твоя библиотечная зарплата нам сейчас очень пригодится. Надеюсь, ты не собираешься сидеть в декрете ближайшие лет пять?
Я молча прошла в ванную, смыла дорожную пыль и переоделась.
— Я ухожу по делам.
— По каким делам? В библиотеку?
— К нотариусу. Оформлять наследство.
Артем громко рассмеялся:
— Наследство? Что там оформлять? Гнилой дом и ту «девятку»? Господи, Настя, бензин до нотариуса дороже стоит, чем все это барахло. Отпиши это все в пользу государства и не позорься.
Я не стала спорить. Я просто ушла.
Офис Бориса Игнатьевича напоминал музей. Дубовые панели, запах дорогой кожи и старых книг. Сам нотариус, седовласый мужчина с военной выправкой, встретил меня как родную.
— Анастасия Павловна, — он пожал мне руку. — Примите мои глубочайшие соболезнования. Уход Матвея Ильича — потеря для всех нас. Он был уникальным человеком.
— Вы были друзьями?
— Партнерами. Более тридцати лет.
Он пригласил меня сесть и положил на стол толстую папку.
— Давайте сразу к делу. Ваш дедушка вел двойную жизнь. Для всех он был простым деревенским пенсионером. Но в деловых кругах он был известен как «Матвей-Монолит». В 90-е он скупил ваучеры у всего района, но не пропил их, как многие, а вложил в строительство. Потом удачно сыграл на бирже. Потом — земля.
Он открыл папку.
— Итак, к сути. Вам, как единственной наследнице, переходит:
Я слушала его, и у меня кружилась голова. Это шутка? Розыгрыш?
— Подождите… Мой дед — миллионер? Но почему он жил в развалюхе?
— Он ненавидел показуху. Говорил: «Деньги любят тишину, а счастье любит простоту». Он боялся, что богатство испортит вас или вашу маму. Он копил для вас, Настя. Ждал, когда вы повзрослеете и найдете достойного человека.
Нотариус сделал паузу и внимательно посмотрел на меня.
— Кстати, о достойных людях. Матвей Ильич знал, за кого вы выходите замуж. Он наводил справки о семье Вороновых.
— Знал?
— Да. И оставил вам особый «подарок». Видите этот кадастровый номер? — он указал на документ. — Это участок земли на улице Ленина, 45.
— Это адрес главного автосалона моего тестя…
— Верно. Ваш дедушка выкупил эту землю пять лет назад через подставную фирму. Вороновы арендуют ее. Договор аренды истекает ровно через две недели. Матвей Ильич специально не продлевал его, оставил решение за вами. Если вы не подпишете продление, по закону у них будет 30 дней, чтобы снести свои постройки и освободить участок.
Я онемела. Весь бизнес Вороновых, вся их спесь, все их богатство держалось на земле, которая принадлежала «нелюдимому старику в ватнике».
— Петр Сергеевич знает?
— Нет. Он думает, что владельцы — какая-то московская корпорация. Он уже месяц пытается связаться с ними, паникует, потому что без этого салона он банкрот. Все его кредиты завязаны на этот оборот.
Я взяла документы. Руки дрожали, но уже не от страха, а от осознания силы.
— Спасибо, Борис Игнатьевич. Я знаю, что делать.
— Матвей Ильич просил передать вам еще кое-что, — юрист улыбнулся. — Он сказал: «Когда будешь решать судьбу Вороновых, вспомни их тост на свадьбе».
Я вышла на улицу. Город шумел, но теперь я слышала этот шум иначе. Я больше не была бесправной мышкой. Я была кошкой, которая гуляет сама по себе.
Вечером я вернулась домой. Артем лежал на диване и смотрел футбол.
— Ну что, вступила в права? — лениво спросил он. — Много миллионов отвалили? Хватит на новые коврики в «девятку»?
Я посмотрела на него долгим взглядом.
— Достаточно, Артем. Достаточно.
— Ладно, проехали. Мама звонила, приглашает завтра на семейный ужин. У отца проблемы на работе, он злой как черт, надо его поддержать. Будь добра, оденься нормально. И не говори про деда, не порти аппетит.
— Обязательно, — сказала я. — Этот ужин я не пропущу.
Особняк Вороновых встретил меня привычным холодом. Домработница забрала мое пальто с таким видом, будто оно было заразным. В гостиной царило напряжение. Петр Сергеевич мерил шагами комнату, нервно куря сигару, хотя Ирина Павловна ненавидела дым в доме.
— Эти ублюдки не отвечают на звонки! — рычал свекор. — Две недели до конца аренды! Если они не продлят, банк заморозит счета. Мы потеряем дилерство!
— Петенька, успокойся, — ворковала свекровь, поправляя жемчуг. — Ну кто в здравом уме откажется от наших денег? Они просто набивают цену. Заплатят юристы, дадим взятку, все решится.
Увидев нас, они натянули дежурные улыбки.
— О, молодежь пришла, — бросила Регина, листая журнал на диване. — Настя, ты опять в этом сером свитере? У тебя что, траур круглый год? Ах да, дедушка… Кстати, ты уже продала его избушку? Мы с девочками хотим устроить вечеринку в стиле «рашн вилладж», нам бы пригодились старые самовары, если они там есть.
— Самовары есть, — спокойно ответила я, садясь за стол. — Но они не продаются.
— Все продается, милочка, — усмехнулась Алина. — Вопрос только в цене. Хотя, откуда тебе знать про цены. Ты же привыкла к бесплатному сыру.
Ужин начался. Разговор, как всегда, крутился вокруг денег, покупок и «тупости» окружающих. Меня словно не существовало. Я была просто декорацией, подтверждающей их статус.
— Артем, — вдруг обратился отец к сыну. — Ты говорил с Настей насчет машины?
— Да, пап. Она уперлась. Не хочет сдавать в утиль.
— Глупо, — отрезал Петр Сергеевич. — Настя, послушай опытного человека. Содержать старый хлам дороже, чем ездить на такси. Твой дед был, видимо, скрягой и недалеким человеком, раз держался за это железо. Гены — вещь упрямая, но ты постарайся их преодолеть. Мы не хотим, чтобы наш двор выглядел как свалка.
Я аккуратно положила вилку. Звук получился громким.
— Мой дед, Петр Сергеевич, был не скрягой. Он был инвестором.
За столом повисла тишина. Потом Алина прыснула:
— Инвестором? В навоз и картошку?
Все засмеялись. Артем тоже улыбнулся, глядя на меня с укоризной: «Ну зачем ты начинаешь?».
— Инвестором в землю, — продолжила я твердым голосом, глядя прямо в глаза свекру. — В частности, в землю на улице Ленина, 45.
Смех оборвался. Петр Сергеевич замер с бокалом у рта. Его лицо начало медленно наливаться кровью.
— Что ты сказала? Откуда ты знаешь этот адрес?
— Я была у нотариуса вчера. Оформляла наследство того самого «недалекого скряги».
Я достала из сумочки копию выписки из Росреестра и аккуратно положила ее на стол, прямо поверх блюда с карпаччо.
— Согласно завещанию Матвея Ильича, единственным собственником земельного участка, на котором расположен ваш автосалон «Элит-Авто», являюсь я. Анастасия Павловна Воронова.
Свекровь схватила бумагу. Ее руки тряслись так, что лист шуршал.
— Это… это бред! Петя, скажи ей!
Петр Сергеевич выхватил документ. Он читал, и с каждой секундой он становился все меньше. Его плечи опустились, спесь исчезла. Он узнал печать, узнал фамилию нотариуса.
— ООО «Вектор»… учредитель… Матвей Ильич… — прошептал он. — Так это он? Тот старик, который приходил пять лет назад и которого я выгнал с охраны?
— Да, — кивнула я. — Он хотел просто поговорить. Предложить партнерство. Вы назвали его бродягой.
— Настя… — голос Артема дрогнул. Он смотрел на меня так, будто впервые увидел. В его глазах загорелся жадный огонек. — Настя, так мы… мы богаты? Это же… это же все меняет!
Я повернулась к мужу.
— Нет, Артем. Это ничего не меняет. Ты вчера смеялся над моим наследством. Ты советовал отдать его государству.
— Я шутил! Я просто не знал! Малыш, ну ты же понимаешь, нервы, давление отца… Мы же семья!
— Семья? — я обвела их взглядом. — Семья — это те, кто был рядом на похоронах. Семья — это те, кто не называет родных голодранцами. Вы не семья. Вы — террариум.
— Настенька, — вдруг елейным голосом запела Регина. — Ну что ты сердишься? Мы же любя. Мы просто хотели тебя замотивировать! Слушай, давай завтра поедем в СПА? Вдвоем! Я все оплачу… ой, то есть, ты теперь сама можешь…
— Замолчите все! — рявкнул Петр Сергеевич. Он понимал серьезность ситуации лучше всех. — Настя. Анастасия Павловна. Давай поговорим как деловые люди. Сколько ты хочешь? Я заплачу любую аренду. Только не закрывай салон.
— Деловые люди не ведут дела с теми, кто их не уважает, — отрезала я. — Мой юрист подготовил уведомление. Договор аренды расторгается. У вас 30 дней на вывоз имущества и снос строений.
— Ты не посмеешь! — взвизгнула свекровь. — Мы разоримся! Мы пойдем по миру! Ты хочешь нашей смерти?
— Я хочу справедливости. Вы называли меня бесприданницей. Теперь я — хозяйка положения. А вы — должники.
Я встала из-за стола.
— Артем, я подаю на развод. Вещи можешь не забирать, я уже отправила их курьером к твоей маме.
— Настя, стой! — Артем бросился ко мне, пытаясь схватить за руку. — Ты не можешь так поступить! Я люблю тебя!
Я отдернула руку.
— Ты любишь деньги отца. Теперь у отца денег нет. Посмотрим, кого ты полюбишь теперь.
Я вышла из особняка в прохладный вечерний воздух. Моя «девятка» стояла за воротами — я принципиально не стала заезжать внутрь. Сев за руль, я погладила старую оплетку руля.
— Ну что, дедушка, — прошептала я. — Мы справились.
Прошел месяц. Это были самые тяжелые и самые сладкие дни в моей жизни. Вороновы пытались судиться, угрожать, умолять. Артем ночевал под дверью, пел серенады, клялся в вечной любви. Но я была непреклонна.
В последний день срока аренды я приехала к автосалону. Там царил хаос. Рабочие демонтировали вывески, вывозили оборудование. Петр Сергеевич стоял у пустых витрин, постаревший и жалкий. Увидев меня, он не сказал ни слова, только отвернулся.
Я не стала сносить здание. Я переоборудовала его. Теперь там, где раньше продавали люксовые авто для избранных, открылся городской центр детского творчества имени Матвея Ильича. Бесплатный для всех.
Артем пытался вернуть меня еще полгода. Потом я узнала, что он женился на дочери владельца сети продуктовых магазинов. Говорят, она держит его в ежовых рукавицах и заставляет работать грузчиком, чтобы «узнал жизнь».
А я… Я осталась работать в библиотеке. Только теперь я приезжаю туда на хорошей машине, а по вечерам контролирую работу строительного холдинга. Я научилась отличать вилку для рыбы от вилки для салата, но гораздо важнее то, что я научилась отличать людей от манекенов. И я знаю точно: дедушка бы мной гордился.