— Вера, нам надо поговорить.
Она только переступила порог, ещё не успела снять куртку. Двенадцать часов на работе, срочная переброска грузов из Новосибирска, три водителя на больничном, и вот это — Гоша сидит на кухне с таким лицом, будто собирается сообщить о конце света.
— Что случилось? — Вера повесила сумку на крючок, прошла в кухню.
Гоша сидел за столом. Перед ним — две чашки. Он никогда не заваривал ей ничего сам. За пять лет брака она могла по пальцам пересчитать такие случаи.
— Садись.
— Гоша, ты меня пугаешь.
— Да ничего страшного. Просто разговор серьёзный.
Вера села напротив. Ноги гудели после целого дня на ногах — она моталась между диспетчерской и складом, решала проблему за проблемой. Хотелось в душ и спать. Но выражение лица мужа не располагало к тому, чтобы отложить разговор.
— Мама звонила, — начал Гоша и тут же запнулся.
— И?
— В общем… мы с ней обсудили кое-что. Насчёт Лёни.
Вера молча ждала продолжения. Лёня — старший брат Гоши, работал мастером на мебельной фабрике. Она видела его раз в два-три месяца на семейных посиделках у свекрови и особых чувств не испытывала — ни тёплых, ни холодных. Обычный мужик под сорок, тихий, немногословный.
— Он хочет уйти с фабрики, — продолжил Гоша. — Открыть свою мастерскую. По ремонту мебели. Там хорошее направление, заказы есть…
— И? — повторила Вера.
Гоша набрал воздуха, будто перед прыжком в воду:
— Нужны деньги на старт. Шестьсот тысяч. Мама готова вложить двести. Остальное… Мы с мамой решили, что твою финансовую подушку нужно пустить на общее дело семьи.
Вера не сразу поняла, что услышала.
— Что вы решили?
— Ну, твои накопления. Ты же говорила, там около восьмисот тысяч. Четыреста — на мастерскую, остальное у тебя останется. Это же не насовсем, Лёня вернёт, когда раскрутится…
— Подожди. — Вера подняла руку. — Вы с мамой решили? Вы с мамой?
— Ну да, мы обсуждали, как помочь Лёне…
— А меня спросить не пробовали?
Гоша нахмурился:
— Вот я и спрашиваю. Сейчас.
— Нет, Гоша. Ты не спрашиваешь. Ты сообщаешь. Это разные вещи.
— Вера, ну не цепляйся к словам…
— Я не цепляюсь. — Она старалась говорить спокойно, хотя внутри начинало закипать. — Я пять лет откладывала эти деньги. Пять лет отказывала себе в отпусках, в покупках. А вы с мамой собрались за чашечкой и распределили мои накопления.
— Это семейные деньги, — сказал Гоша. — Мы же женаты.
— Это мои деньги. С моей зарплаты. С моего отдельного счёта, на который я откладывала ещё до свадьбы.
— Вера, речь о родном брате. Он хочет вырваться с этой фабрики, где ему платят копейки. Это шанс для него.
— А почему он не возьмёт кредит?
Гоша отвёл глаза:
— У него… сложности с банками.
— Какие сложности?
— Ну, история кредитная плохая. Были просрочки.
Вера откинулась на спинку стула. Картина постепенно складывалась — и картина эта ей совершенно не нравилась.
— То есть банки ему не доверяют, а я должна доверить?
— Ты — родня. Это другое.
— Гоша, я Лёню вижу четыре раза в год. Мы с ним за всё время разговаривали в сумме, может, два часа.
— Но он мой брат!
— И что?
— Как — что? — Гоша повысил голос. — Родные люди должны помогать друг другу! Или тебе чужие важнее?
Вера встала из-за стола.
— Мне нужно в душ. Я двенадцать часов на работе провела.
— Вера!
— Гоша, я не буду это обсуждать сейчас. Я устала. Мне нужно переварить то, что ты мне сказал. Про то, что вы с мамой за моей спиной приняли решение о моих деньгах.
— Никто ничего не принимал! Я же с тобой советуюсь!
Но она уже шла в ванную, и его голос остался где-то позади.
***
Под горячей водой Вера стояла долго. Не потому что хотела отмыться — хотела успокоиться. Вспомнила, как начинала откладывать эти деньги. Ещё до свадьбы, когда работала простым диспетчером и получала сорок тысяч. Десять откладывала. Потом пятнадцать. Потом двадцать. Получила повышение до логиста, зарплата выросла — откладывала больше.
Гоша знал про её накопления. Она сама рассказала, когда они только начали жить вместе. Тогда он отреагировал спокойно: молодец, мол, правильно делаешь. Ни разу за пять лет он не попросил оттуда ни копейки. И вот — пожалуйста. Не попросил. Просто сообщил, что они с мамой уже всё решили.
Вера выключила воду и долго смотрела на своё отражение в запотевшем зеркале.
«Мы с мамой решили».
Эта фраза царапала изнутри, как заноза.
***
На следующий день она позвонила Тамаре Ивановне — своему начальнику и, пожалуй, единственной близкой подруге. Тамара работала в транспортной компании уже двадцать лет, начинала ещё в девяностые, когда фуры грабили на каждой второй трассе. Она видела всё и всех, и Вера доверяла её мнению больше, чем кому-либо.
— Приезжай в обед, — сказала Тамара. — Я в кафе буду, напротив офиса.
Вера приехала. Рассказала всё.
Тамара слушала молча, помешивая свой салат. Потом отложила вилку:
— А Гоша что говорит? Он за тебя или за мать?
— Не знаю, — честно ответила Вера. — Вчера я ушла спать. Утром он снова начал, я сказала — обсудим позже. Он обиделся.
— Он обиделся, — повторила Тамара без выражения.
— Да.
— Верочка, вот что я тебе скажу. Я двадцать лет в браке прожила, троих детей вырастила. И одно я поняла точно: когда муж говорит «мы с мамой решили» — это красный флаг. Большой такой, яркий.
— Может, он просто неудачно выразился…
— Может. А может, он и правда так думает. Что вы с мамой — это единое целое, а ты — так, приложение.
Вера молчала.
— Ты пойми правильно, — продолжила Тамара. — Я не говорю, что помогать родне плохо. Но помогают из того, что есть общего. Или из своего личного — добровольно. А тут твоё личное уже распределили без тебя. Это не помощь. Это… присвоение, что ли.
— Гоша сказал — это семейные деньги.
— Серьёзно? А когда ты их копила — он помогал? Отказывался от чего-то?
— Нет.
— Вот и ответ.
***
Вечером Вера вернулась домой и застала там сюрприз. На кухне сидела Юлия Анатольевна — свекровь. Без предупреждения, без звонка.
— Верочка! — Она встала навстречу, обняла невестку. — А мы тебя ждём. Гоша сказал, ты в семь обычно приходишь.
Вера посмотрела на мужа. Тот сидел за столом и смотрел в окно.
— Добрый вечер, Юлия Анатольевна.
— Садись, садись. Разговор есть.
— Я так и поняла.
Вера села. Свекровь устроилась напротив и сразу перешла к делу:
— Гоша мне всё рассказал. Ты, значит, сомневаешься насчёт помощи Лёне.
— Я не сомневаюсь. Я просто хочу понять детали.
— Какие детали? — Юлия Анатольевна удивлённо подняла брови. — Лёня хочет открыть мастерскую. Помещение есть, оборудование нужно закупить. Дело хорошее, прибыльное.
— Какое помещение? Где?
— На Промышленной. Знакомый сдаёт. Двадцать тысяч в месяц всего.
— А какой бизнес-план? Расчёты есть?
Юлия Анатольевна нахмурилась:
— Вера, это же не банк. Ты что, допрос устраиваешь?
— Я хочу понять, во что вкладываю деньги.
— Вкладываешь? — Свекровь чуть повысила голос. — Ты помогаешь семье. Это разные вещи.
— Для меня — одинаковые.
В кухне повисла тишина. Гоша продолжал смотреть в окно.
Юлия Анатольевна сменила тактику. Голос стал мягче, почти ласковым:
— Верочка, я понимаю. Ты привыкла всё планировать, просчитывать. Ты же логист, у тебя работа такая. Но тут другое. Тут речь о родных людях. Лёня — он работящий, ответственный. Просто ему не везло пока. А сейчас — шанс настоящий. Если мы все вместе поможем…
***
— Юлия Анатольевна, — перебила Вера. — Я не против помощи. Но я хочу видеть расчёты. И хочу понимать условия возврата.
— Возврата? — Свекровь словно не поняла слова.
— Да. Когда и как Лёня вернёт деньги.
— Вера, это же не займ посторонним! Это вложение в общее дело. Когда мастерская начнёт приносить прибыль, все будут в выигрыше.
— Я хочу договор.
Вот тут Юлия Анатольевна изменилась в лице. Ласковость испарилась, как вода на раскалённой сковороде.
— Договор? С родным братом мужа?
— Да.
— Гоша! — Свекровь повернулась к сыну. — Ты слышишь это? Она хочет договор с Лёней! Будто он мошенник какой-то!
Гоша наконец оторвался от окна:
— Вера, ну это правда перебор…
— Почему? — Вера смотрела ему в глаза. — Если всё серьёзно и надёжно — что страшного в договоре? Он защищает обе стороны.
— Он оскорбляет! — отрезала Юлия Анатольевна. — Он показывает, что ты не доверяешь. Что для тебя деньги важнее семьи.
— Это неправда.
— А что тогда правда? — Свекровь подалась вперёд. — Пять лет ты живёшь с моим сыном. Пять лет я принимаю тебя как дочь. А ты сидишь на своих накоплениях и пальцем о палец не ударишь, когда нужна помощь.
— Я первый раз слышу об этой помощи. Вчера вечером.
— И сразу в отказ!
— Я не отказала. Я сказала, что хочу разобраться.
— Что тут разбираться?! — Юлия Анатольевна встала. — Вот она, твоя настоящая натура. Гоша, ты видишь, на ком женился? Видишь?
Гоша молчал.
Вера тоже встала:
— Юлия Анатольевна, давайте не будем кричать. Я готова встретиться с Лёней, посмотреть его планы. Но решение я приму сама, взвесив все обстоятельства.
— Какие обстоятельства? Какие планы? — Свекровь всплеснула… нет, она просто развела руками. — Ты что, ревизор? Аудитор?
— Я человек, который пять лет копил эти деньги. И имею право знать, куда они пойдут.
Юлия Анатольевна посмотрела на неё долгим взглядом. Потом повернулась к сыну:
— Гоша, поговори с женой. Объясни ей. А я пойду. — Она взяла сумку со стула. — Лёня ждёт ответа. Он уже почти договорился о помещении. Если затянем — уйдёт другому.
И вышла, хлопнув дверью.
Вера и Гоша остались вдвоём.
— Ну вот, — сказал он. — Довольна?
— А ты?
— В смысле?
— Ты доволен тем, как прошёл этот разговор? Тем, что твоя мать пришла сюда без предупреждения и начала на меня давить?
— Она не давила. Она объясняла.
— Гоша. — Вера села обратно. — Ты правда не видишь разницы?
— Какой разницы?
— Между просьбой и требованием. Между обсуждением и ультиматумом.
Гоша махнул рукой:
— Ты всё усложняешь. Как обычно.
— Я усложняю? — Вера невольно повысила голос. — Вчера ты мне сообщил, что вы с мамой уже всё решили. Сегодня мама приехала закрыть сделку. А я усложняю?
— Вера, это же не чужие люди!
— Но и не самые близкие. Лёню я почти не вижу. Катю — его жену — ещё меньше. И вдруг мне говорят: отдай четыреста тысяч, не задавая вопросов.
— Никто не говорит «не задавая вопросов».
— А какие вопросы я могу задать? Про бизнес-план — оскорбление. Про возврат — оскорбление. Про договор — вообще предательство. Что остаётся?
Гоша молчал.
— Вот именно, — сказала Вера. — Ничего. От меня хотят только одного: чтобы я молча подписала чек.
— Ты преувеличиваешь.
— Может быть. А может, и нет.
***
На следующий день Вера отпросилась с работы на два часа раньше и поехала на Промышленную улицу. Нашла адрес помещения, которое упоминала свекровь.
Это был старый ангар на территории бывшей промзоны. Половина окон заколочена, ворота ржавые. Рядом — ещё несколько таких же строений, в основном пустых.
Вера позвонила Тамаре Ивановне:
— Можешь узнать, кто сдаёт это помещение? И за сколько?
— Диктуй адрес.
К вечеру Тамара перезвонила:
— Нашла. Владелец — некий Сергей Петрович Хохлов. Знаешь такого?
— Нет.
— А я узнала. Он сват Юлии Анатольевны. Его дочь замужем за каким-то её племянником.
Вера закрыла глаза.
— То есть свой человек.
— Именно. И вот ещё: аренда там — не двадцать тысяч. Я спросила про аналогичные помещения в том же районе. Максимум — двенадцать. И то с ремонтом.
— А ей сказали — двадцать.
— Угу. Кто-то неплохо хочет заработать на родственных чувствах.
Вера молчала.
— Верочка, — сказала Тамара. — Я не хочу лезть в твои дела. Но картина вырисовывается нехорошая. Очень нехорошая.
***
Вечером Вере позвонила Катя — жена Лёни. Голос был тихий, нервный:
— Вера, можем встретиться? Только… не говори никому, ладно?
— Конечно. Где?
— Завтра в обед, у торгового центра на Московской. Там кофейня на втором этаже.
***
Катя выглядела уставшей. Серое лицо, круги под глазами, руки постоянно теребили ремешок сумки.
— Спасибо, что пришла.
— Конечно. Что случилось?
Катя оглянулась по сторонам, будто боялась, что их подслушают:
— Юлия Анатольевна рассказала про вашу встречу. Сказала, ты… ну… не очень хорошо себя повела.
— Я задавала вопросы. Это плохо?
— Нет. — Катя покачала головой. — Это правильно. Поэтому я и позвонила.
Она помолчала, собираясь с духом.
— Лёня уже пробовал. Два раза.
— Что пробовал?
— Своё дело открывать. Первый раз — автосервис с другом. Три года назад. Полгода продержались, потом развалилось. Второй раз — два года назад — торговал стройматериалами с какими-то партнёрами. Закончилось долгами.
Вера слушала молча.
— Я до сих пор эти долги выплачиваю, — продолжила Катя. — Работаю на полторы ставки. Дети у свекрови на продлёнке, забираю в восемь вечера. А Лёня… он не плохой человек. Просто у него не получается. Не его это. Но Юлия Анатольевна уверена, что он «вот-вот раскроется». Что ему просто не везло.
— А ты?
— Я устала. — Катя опустила глаза. — Я не могу ей это сказать. Она же… ну ты понимаешь.
Вера понимала. Юлия Анатольевна была из тех женщин, которые не терпят возражений. Особенно от невесток.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросила она напрямик.
— Потому что… — Катя запнулась. — Потому что тебе тоже хотят навесить этот груз. А я вижу, что ты другая. Ты можешь сказать «нет». Я — не могу. Уже давно не могу.
— А Лёня? Он в курсе, что ты против?
— Нет. — Катя покачала головой. — Я ему ничего не говорю. Он расстроится. Он так загорелся этой идеей…
— Катя. — Вера наклонилась вперёд. — Ты понимаешь, что так нельзя? Ты работаешь за двоих, выплачиваешь его долги, а он даже не знает, что ты думаешь?
— Он знает, что мне тяжело. Но Юлия Анатольевна… она говорит, что нужно потерпеть. Что скоро всё наладится. Что Лёня — талантливый, просто обстоятельства…
Она замолчала.
— Сколько ты уже терпишь? — тихо спросила Вера.
— Десять лет.
В кофейне играла весёлая музыка. Мимо проходили люди с пакетами, дети тянули родителей к магазину игрушек. Обычная суета выходного дня.
— Спасибо, что рассказала, — сказала Вера. — Я… мне нужно подумать.
— Только не говори, что это от меня. Пожалуйста.
— Не скажу.
Катя встала, нервно поправила сумку:
— Вера… я не прошу тебя отказывать. Это твоё дело. Просто… я хотела, чтобы ты знала правду. Чтобы решала не вслепую.
И ушла, не оглядываясь.
***
Вечером Вера решила поговорить с Гошей. Напрямую, без посторонних.
Он сидел перед телевизором, смотрел футбол. Она выключила звук.
— Эй! Там момент был!
— Гоша, нам надо поговорить.
— Опять про деньги?
— Про нас.
Он поморщился… нет, он недовольно скривил губы, но пульт отложил.
— Ну давай.
Вера села рядом.
— Я кое-что узнала. Про помещение, которое присмотрел Лёня.
— И что?
— Его сдаёт родственник вашей мамы. Аренда завышена на треть. Минимум.
Гоша пожал плечами:
— Ну и что? Может, там условия лучше. Или ремонт свежий.
— Ремонта там нет. Я ездила смотреть.
— Ты ездила смотреть? — Он уставился на неё. — Вера, ты что, следишь за моим братом?
— Я проверяю, куда предлагают вложить мои деньги. Это нормально.
— Это паранойя!
— Это здравый смысл. — Вера старалась говорить спокойно. — Гоша, я ещё узнала, что Лёня уже дважды пытался открыть своё дело. И дважды прогорал.
Гоша открыл рот. Закрыл. Снова открыл:
— Откуда ты…
— Неважно. Это правда?
Он долго молчал. Потом нехотя кивнул:
— Да. Было дело. Но это другое. Сейчас он серьёзно готовился…
— Гоша. — Вера взяла его за руку. — Я не против твоего брата. Я не хочу ему зла. Но я не могу отдать деньги в проект, который уже дважды провалился у того же человека. Без бизнес-плана. Без договора. Без гарантий.
— Какие гарантии? Он родной человек!
— Родной человек с плохой кредитной историей. Это что-то значит.
Гоша выдернул руку:
— Ты просто жадная! Сидишь на своих деньгах, как… как… — он не нашёл слова. — А мой брат — мой родной брат! — нуждается в помощи!
— Гоша, я копила на наше будущее. На случай непредвиденных обстоятельств. На случай, если кто-то из нас потеряет работу. На случай, если у нас будут дети…
— Дети! — Он невесело усмехнулся. — Какие дети? Ты пять лет говоришь «потом, потом, сначала накопим». Вот и накопила.
Это было больно. Вера действительно всё откладывала — хотела сначала обеспечить финансовую подушку, встать на ноги прочнее. Не потому что не хотела детей. Потому что хотела дать им лучшее.
— Это другой разговор, — сказала она тихо.
— Да нет. Тот же самый. — Гоша встал. — Ты всё планируешь, просчитываешь, откладываешь на «потом». А жизнь — она сейчас! Лёне помощь нужна сейчас!
— Гоша…
— Я к маме поеду. Мне нужно… подумать.
— Ты серьёзно?
Он молча взял куртку и вышел.
***
Три дня Гоша не появлялся. Звонил один раз — сказать, что всё нормально, он у мамы, ему нужно время.
Вера ходила на работу как робот. Делала что нужно, говорила что нужно. Внутри было пусто.
Тамара Ивановна заметила на второй день:
— Что случилось?
— Гоша ушёл к маме. Уже три дня.
— Из-за денег?
— Да. Нет. Не знаю. — Вера потёрла виски. — Наверное, из-за всего сразу.
— Он хоть понимает, что делает?
— Думаю, нет.
Тамара покачала головой:
— Вера, я тебе вот что скажу. Когда мужчина в сложной ситуации бежит к маме — это говорит о многом. И ничего хорошего это не говорит.
— Может, он просто хочет разобраться…
— В чём? В том, как убедить тебя отдать деньги? Или в том, на чьей он стороне?
Вера молчала.
— Вот то-то и оно, — сказала Тамара. — Он даже не пытается встать между вами. Просто отошёл в сторону. А ты сидишь и ждёшь, пока он определится.
***
На четвёртый день позвонила Юлия Анатольевна. Голос был неожиданно мягкий:
— Верочка, хватит дуться. Гоша скучает, я вижу. Приезжай в субботу, поговорим по-хорошему. Ты же разумная женщина, всё понимаешь.
Вера хотела отказаться. Но потом подумала: может, это шанс. Может, можно договориться по-нормальному.
— Хорошо. Во сколько?
— К двум приезжай. На обед как раз.
***
Вера приехала ровно в два. Открыла Юлия Анатольевна — улыбчивая, приветливая.
— Проходи, проходи. Все уже собрались.
Все — это было неожиданно. За столом сидели Гоша, Лёня и Катя. Лёня выглядел напряжённым, Катя — испуганной, Гоша — виноватым.
И посреди стола лежала бумага.
— Садись, Верочка. — Юлия Анатольевна указала на свободный стул. — Вот, смотри, мы всё подготовили.
Вера взяла бумагу. «Соглашение о добровольной финансовой помощи». Её имя, сумма — четыреста тысяч рублей, подпись внизу.
— Это что?
— Это договор, — сказала свекровь. — Ты же хотела договор. Вот. Всё официально.
Вера пробежала глазами текст. Никаких сроков возврата. Никаких условий. Просто «добровольная помощь».
— Это не договор о возврате. Это дарственная.
— Ну какая дарственная, — отмахнулась Юлия Анатольевна. — Это вложение в общее дело. Когда мастерская заработает, все будут в плюсе.
— Здесь не написано про возврат.
— Вера, ну хватит уже! — Свекровь хлопнула ладонью по столу. — Я пошла тебе навстречу, сделала эту бумагу, а тебе всё мало!
— Я просила договор о займе. С условиями возврата. Со сроками.
— Лёня вернёт, когда сможет. Он же порядочный человек.
Вера посмотрела на Лёню. Тот отвёл глаза.
— Лёня, — сказала она. — Ты можешь гарантировать возврат?
— Ну… да, конечно… когда раскрутимся…
— Когда именно?
Он замялся:
— Ну… года через два, наверное…
— Наверное?
— Вера! — вмешался Гоша. — Хватит его допрашивать!
— Я не допрашиваю. Я задаю простые вопросы. Которые задал бы любой банк.
— Мы не банк!
— Вот именно. — Вера отложила бумагу. — Банк хотя бы проверяет платёжеспособность. И имеет инструменты возврата. А у меня ничего этого нет.
Юлия Анатольевна подалась вперёд:
— Вера. Я понимаю, ты боишься. Но пойми: это не чужие люди. Это твоя семья. Я вложила свои двести тысяч — все мои накопления. Лёня вложит свой труд. А ты… ты просто поможешь. Один раз. Неужели это так сложно?
Вера посмотрела на Катю. Та сидела, опустив глаза. Руки сжаты в кулаки.
Потом посмотрела на Гошу. Он смотрел на неё — но как будто сквозь. Как будто ждал, что она сделает «правильно».
— Нет, — сказала Вера.
Юлия Анатольевна моргнула:
— Что — нет?
— Нет, я не подпишу.
— Вера!
— Нет, я не отдам деньги без нормального договора. Нет, я не буду делать вид, что это нормально — собираться всей семьёй, чтобы надавить на одного человека.
— Никто на тебя не давит!
— Правда? — Вера обвела взглядом стол. — А зачем тогда все здесь? Зачем готовая бумага на столе? Зачем четыре дня молчания, а потом внезапное «приезжай, поговорим»?
— Я пыталась уладить конфликт!
— Вы пытались меня дожать.
Юлия Анатольевна встала:
— Гоша! Ты слышишь, как она со мной разговаривает?! С твоей матерью?!
— Вера… — начал Гоша.
— Нет. — Вера тоже встала. — Не надо. Я всё поняла.
Она повернулась к мужу:
— Гоша, последний раз. Ты со мной или с ними?
Он открыл рот. Закрыл. Опустил глаза:
— Вера… ну нельзя же так ставить вопрос…
— Можно. Иногда нужно.
Она подождала. Пять секунд. Десять.
— Поняла.
И вышла.
***
Дорога домой заняла сорок минут. Вера не помнила, как ехала. Руки держали руль, ноги жали педали, глаза смотрели на дорогу — а голова была пустая.
Дома она села на кухне и долго смотрела в стену.
Пять лет брака. Пять лет совместной жизни. И вот так. Один разговор — и всё рассыпалось.
Нет. Не один разговор. Много маленьких моментов, которые она не хотела замечать. Много раз Гоша ставил мать выше. Много раз он уходил от конфликтов вместо того, чтобы встать на её сторону. Она просто не хотела видеть.
Телефон завибрировал. Гоша. Она не ответила.
Ещё раз. И ещё.
Потом пришло сообщение: «Вера, давай поговорим. Ты неправильно всё поняла».
Она не ответила.
***
На следующий день она пошла к юристу. Молодая женщина в строгом костюме выслушала её внимательно.
— Накопления — ваши личные? Формировались до брака?
— Начала копить до брака, продолжала после. Счёт на моё имя.
— Тогда при разводе это ваше личное имущество. Делиться не будет.
— А квартира?
— Куплена в браке?
— Да.
— Будет делиться пополам.
Вера кивнула. Квартира — двушка в спальном районе. Они брали ипотеку вместе, платили вместе. Это справедливо.
— Хочу подать на развод.
Юрист не удивилась. Видимо, насмотрелась всякого.
— Напишете заявление сейчас или подумаете?
— Сейчас.
***
Через три дня Гоша приехал за вещами. Вера специально взяла отгул, чтобы быть дома.
Он вошёл — осунувшийся, с кругами под глазами. Увидел коробки в прихожей.
— Ты уже собрала?
— Да. Чтобы быстрее.
— Вера… — Он шагнул к ней. — Может, не надо? Может, ещё поговорим?
— О чём?
— Ну… обо всём. Может, я был неправ…
— Был?
— Ну… наверное…
Вера смотрела на него — на человека, с которым прожила пять лет. Спала в одной кровати, завтракала за одним столом, строила планы на будущее.
— Гоша, — сказала она тихо. — Ты до сих пор не понимаешь, в чём проблема.
— Ну так объясни!
— Проблема не в деньгах. Проблема в том, что ты ни разу — ни разу за всё время — не встал на мою сторону. Когда твоя мать давила на меня, ты молчал. Когда она оскорбляла меня, ты смотрел в окно. Когда я просила поддержки, ты уходил к ней.
— Я пытался найти компромисс…
— Нет. Ты пытался избежать конфликта. С матерью. А конфликт со мной — это пожалуйста. Меня можно обидеть, я же никуда не денусь.
Гоша опустил глаза.
— Вера, мама… она сложный человек…
— Я знаю. Но ты выбрал её. Каждый раз. И в этот раз тоже.
— Я не выбирал!
— Выбирал. Когда отмолчался на кухне. Когда уехал к ней на четыре дня. Когда сидел и ждал, что я подпишу эту бумагу.
Он молчал.
— Забирай вещи, — сказала Вера. — Ключи оставь на тумбочке. С юристом я свяжусь на неделе.
Гоша поднял коробки. У двери остановился:
— Ты разрушила нашу семью из-за денег.
— Нет. — Вера покачала головой. — Я просто увидела, что её не было.
Дверь закрылась.
***
Три месяца спустя.
Вера сидела в кофейне с Тамарой Ивановной. За окном была весна — настоящая, с солнцем и капелью.
— Ну как ты? — спросила Тамара.
— Нормально. Развод оформили. Квартиру продали, поделили. Я взяла ипотеку на однушку.
— Потянешь?
— Потяну. С накоплениями — легко. Даже ещё останется.
Тамара кивнула:
— А что с мастерской? Слышала что-нибудь?
— Катя звонила на прошлой неделе. — Вера отпила кофе. — Открылись, проработали полтора месяца. Клиентов мало, аренда съедает всё. Лёня нервничает, ищет подработку. Юлия Анатольевна уже обзванивает родню — ищет, кто ещё может «помочь».
— А Гоша?
— Живёт у матери. Вроде с кем-то встречается, но не уверена.
— Не жалеешь?
Вера помолчала. Отвечать нужно было честно — себе в первую очередь.
— Нет. Не жалею. Иногда… бывает грустно. Всё-таки пять лет. Но жалости — нет.
— Это правильно.
— Я поняла одну вещь. — Вера смотрела в окно, на людей, спешащих по своим делам. — Дело было не в деньгах. Совсем не в них. Дело было в том, что я там была никем. Кошельком с подписью. Функцией, которая должна выполнять то, что решили другие. И так бы и оставалась — если бы не этот разговор на кухне.
— «Мы с мамой решили», — процитировала Тамара.
— Да. Эта фраза всё и показала.
Они допили кофе. Тамара посмотрела на часы:
— Ладно, мне пора. Фуры сами себя не проконтролируют.
— Иди. Я ещё посижу минутку.
Тамара ушла. Вера осталась одна.
За окном шла обычная городская жизнь. Люди торопились, машины сигналили, дети бежали из школы. Ничего особенного. Обычный весенний день.
Вера достала телефон. Открыла банковское приложение. Посмотрела на баланс.
Восемьсот семнадцать тысяч.
Пять лет работы. Пять лет отказов от лишнего. Её деньги. Её подушка безопасности. Её будущее.
Она улыбнулась — впервые за долгое время — и вышла на улицу.
Впереди была её жизнь. Только её. И никто больше не скажет ей, что с ней делать.