— Невестка опять не справилась с простым тортом, пришлось мне всё переделывать! — голос Людмилы Петровны разнёсся по всей гостиной, где собралось человек пятнадцать родственников на юбилей её сестры.
Эти слова упали как гром среди ясного неба. Татьяна стояла в дверном проёме с подносом чашек и замерла. Её пальцы побелели от того, как крепко она сжимала металлические ручки. В комнате воцарилась неловкая тишина. Все гости — тёти, дяди, двоюродные братья и сёстры — повернули головы в её сторону. Кто-то сочувственно вздохнул, кто-то отвёл глаза. А свекровь продолжала, наслаждаясь вниманием публики.
— Я же говорила Максиму, когда он женился — научи её хоть чему-нибудь! Три года прошло, а она до сих пор яичницу нормально пожарить не может. Хорошо, что я рядом живу, а то бы мой сын голодный ходил.
Татьяна медленно поставила поднос на журнальный столик. Каждое движение давалось ей с трудом, будто она двигалась сквозь густой кисель. Она подняла глаза и встретилась взглядом с мужем. Максим сидел рядом с матерью на диване и смотрел куда-то в сторону окна. Его челюсть была напряжена, но он молчал. Как всегда молчал, когда его мать начинала свои публичные выступления.
Торт, о котором говорила свекровь, стоял на праздничном столе. Красивый, трёхъярусный, украшенный кремовыми розами. Татьяна встала в четыре утра, чтобы испечь его. Она делала всё по рецепту своей бабушки, который передавался в их семье из поколения в поколение. Коржи получились воздушными, крем — нежным, украшения — изящными. Но за час до прихода гостей Людмила Петровна зашла на кухню, попробовала крем и заявила, что он слишком сладкий. Она добавила свои ингредиенты, переделала розы по-своему и теперь выдавала результат за свою работу по спасению «испорченного» десерта.
— Мама, может, хватит? — наконец подал голос Максим, но его тон был вялым, без настоящего протеста.
— А что я такого говорю? — Людмила Петровна театрально всплеснула руками. — Разве это плохо, что я забочусь о вас? Помогаю невестке освоиться? Не всем же так повезло, как мне — я в двадцать лет уже борщи варила так, что свёкор пальчики облизывал!
Тётя Вера, сестра-юбилярша, неловко кашлянула и попыталась сменить тему:
— Людочка, давай лучше про твои цветы расскажешь. Говорят, у тебя в этом году такие георгины выросли! Но свекровь была в ударе. Публика собралась, сцена готова, и она не собиралась упускать возможность блеснуть.
— Да что цветы! Вот молодёжь нынешняя — это проблема. Ничего не умеют, а амбиций полно. Таня вот в своём офисе сидит целыми днями, домой приходит — сил ни на что нет. А я в её возрасте и работала, и дом содержала в идеальном порядке, и мужа баловала. Правда, Серёжа? — она повернулась к своему мужу, который сидел в кресле у окна.
Сергей Иванович, отец Максима, только покачал головой и вернулся к чтению газеты. За тридцать пять лет брака он научился не вмешиваться в монологи жены.
Татьяна стояла посреди комнаты и чувствовала, как внутри неё что-то медленно умирает. Это была не первая такая сцена. За три года замужества она пережила десятки подобных представлений. Свекровь унижала её на каждом семейном сборе, на каждом празднике, при каждом удобном случае. Она критиковала её готовку, её манеру одеваться, её работу, её воспитание. Она делала это с улыбкой, под видом заботы и помощи, но каждое слово было маленьким ядовитым уколом.
Первое время Татьяна пыталась оправдываться, доказывать, что она старается. Потом плакала в ванной после каждого визита родственников. Потом просто научилась терпеть и молчать. Но сегодня что-то изменилось. Может быть, дело было в том, как равнодушно смотрел на неё муж. Может быть, в том, как жалостливо качали головами родственники, привыкшие к этому спектаклю. А может, просто чаша терпения переполнилась.
— Людмила Петровна, — голос Татьяны прозвучал неожиданно громко и чётко. Все повернулись к ней. — А расскажите всем, как вы вчера звонили мне на работу.
Свекровь на секунду растерялась. Она не ожидала, что невестка заговорит.
— Ну звонила, и что? Хотела узнать, придёте ли вы сегодня пораньше помочь с готовкой.
— Нет, — Татьяна покачала головой. В её голосе не было злости, только ледяное спокойствие. — Вы позвонили мне во время важного совещания. Секретарь передала, что у меня срочный семейный звонок. Я вышла из зала, думая, что случилось что-то серьёзное. А вы спросили, какие колготки мне купить в магазине. Бежевые или чёрные.
В комнате повисла тишина. Людмила Петровна покраснела.
— Ну и что такого? Хотела помочь! Знаю же, что тебе некогда по магазинам ходить!
— А потом вы позвонили ещё три раза, — продолжила Татьяна тем же ровным тоном. — Спросить, какой йогурт купить. Потом — взять ли скидочную карту. Потом — не забыла ли я, что у вас сегодня гости. Мой начальник спросил, всё ли у меня в порядке дома. Сказал, что если есть семейные проблемы, я могу взять выходной.
— Таня, ну хватит, — пробормотал Максим. — Мама же из лучших побуждений…
Татьяна повернулась к мужу. В её взгляде было столько холода, что он осёкся.
— Из лучших побуждений? Как и тогда, когда она приходила ко мне в офис? Помнишь, Макс? Твоя мама пришла на моё рабочее место с кастрюлей супа. Прошла мимо охраны, сказав, что она свекровь Татьяны Сергеевой и несёт покушать, потому что невестка питается всухомятку. Она вошла в опен-спейс, где сидело тридцать человек, и громко объявила: «Танечка, я принесла тебе супчик! А то ты же готовить не умеешь, опять небось бутербродами перебиваешься!»
Людмила Петровна выпрямилась на диване:
— А что, неправда, что ли? Максим сам говорил, что ты часто на ужин яичницу делаешь!
— Максим говорил? — Татьяна медленно повернулась к мужу. — Интересно. А что ещё Максим тебе говорил, Людмила Петровна? Может, расскажешь всем?
Максим побледнел. Он знал, к чему она ведёт.
— Таня, давай не здесь…
— Почему не здесь? — она обвела взглядом присутствующих. — Раз уж свекровь любит публичные обсуждения, давайте всё обсудим публично. Людмила Петровна, расскажите всем, что вам Максим рассказывал про нашу зарплату. Про то, кто сколько зарабатывает.
Свекровь замялась. Эта тема была деликатной даже для неё.
— Ну… это личное…
— Личное? — Татьяна рассмеялась. Смех был странным, холодным. — С каких пор вас это останавливало? Вы же на прошлом дне рождения дяди Коли всем рассказали, что я получаю больше Максима. Помните, как вы это преподнесли? «Бедный мой сынок, ему приходится терпеть, что жена больше зарабатывает. Мужская гордость же страдает! Но он терпит, потому что любит её». И все смотрели на нас с таким сочувствием. А Максим сидел и молчал. Как всегда.
— Я защищала сына! — вспыхнула Людмила Петровна. — Ненормально это, когда жена больше зарабатывает!
— Ненормально? — Татьяна сделала шаг вперёд. — А нормально, что ваш сын последние полгода вообще не работает? Нормально, что он уволился с работы, никого не предупредив, и живёт на мою зарплату? Нормально, что каждый день уходит якобы на собеседования, а сам сидит у вас дома и играет в компьютерные игры в своей старой комнате?
В комнате стало так тихо, что было слышно, как тикают настенные часы. Все взгляды обратились к Максиму. Он сидел, уткнувшись взглядом в пол, и его уши горели красным.
— Что за чушь ты несёшь? — голос Людмилы Петровны дрогнул. — Максим каждый день на работу ходит!
— На работу? — Татьяна достала из сумочки телефон. — Хотите, покажу выписку с нашего совместного счёта? Последнее поступление от Максима было шесть месяцев назад. Или вот — геолокация его телефона. Каждый день с десяти до шести он находится по вашему адресу, Людмила Петровна. В то время, когда якобы работает в офисе на другом конце города.
Максим вскочил с дивана:
— Ты следила за мной?!
— Я волновалась за тебя, — ответила Татьяна. — Думала, может, ты в депрессии. Может, нужна помощь. Хотела поговорить, поддержать. А потом случайно увидела переписку в твоём телефоне с мамой. Где ты пишешь, как тебе надоело притворяться перед женой, и она тебя успокаивает, говорит, что скоро всё наладится, главное — не говорить мне правду. Что я, цитирую, «и так слишком много на себя берёт».
Людмила Петровна встала с дивана. Её лицо было багровым.
— Как ты смеешь копаться в телефоне мужа? Это… это неприлично!
— Неприлично? — Татьяна посмотрела ей прямо в глаза. — А приходить ко мне на работу с претензиями, что я мало времени уделяю дому — прилично? Рассказывать всем родственникам о наших семейных делах — прилично? Настраивать мужа против жены — прилично? Учить его врать и скрывать — прилично?
— Я мать! Я имею право заботиться о сыне!
— Вы имеете право его любить. Но не имеете права делать из него инфантила, который в тридцать два года прячется у мамы под юбкой вместо того, чтобы решать свои проблемы.
Максим наконец обрёл голос:
— Таня, ты не понимаешь! Это временно! Я просто… мне нужно было время подумать!
— Полгода тебе нужно было подумать? — она повернулась к нему. — И всё это время я оплачивала нашу квартиру, покупала продукты, платила за твою машину. А ты приходил домой и рассказывал, какой у тебя был тяжёлый день на работе. Помнишь, как две недели назад ты жаловался, что устал и попросил меня приготовить ужин, хотя была моя очередь? Ты устал от чего, Макс? От восьмичасовой игровой сессии?
— Это всё она! — Максим ткнул пальцем в Татьяну, обращаясь к родственникам. — Она вечно меня пилит! Требует, чтобы я больше зарабатывал! Я не выдержал прессинга!
— Я? Пилю? — Татьяна покачала головой. — Я ни разу не упрекнула тебя в зарплате. Ни разу не сравнивала с другими. Это твоя мать каждый раз напоминала тебе, что сын подруги уже директор, а ты всё менеджер среднего звена.
— Я хотела, чтобы он стремился к лучшему! — выкрикнула свекровь.
— Нет. Вы хотели, чтобы он был лучше других. Чтобы вы могли хвастаться им перед подругами. А когда он не оправдал ваших ожиданий, вы решили, что во всём виновата я. Невестка, которая его не поддерживает, не вдохновляет, не создаёт условий.
Татьяна подошла к праздничному столу и взяла нож для торта. Все напряглись, но она просто отрезала кусок и положила его на тарелку.
— Знаете что? Этот торт действительно слишком сладкий. Людмила Петровна права. Как и во всём остальном, наверное. Я плохая хозяйка. Плохая жена. Плохая невестка. Я слишком много работаю, мало готовлю, не умею создавать уют.
Она откусила кусочек торта и медленно прожевала.
— Но знаете, что я умею хорошо? Я умею зарабатывать. Умею содержать семью. Умею платить по счетам. И умею уважать себя. А это, оказывается, самое главное.
Она поставила тарелку на стол и повернулась к Максиму.
— Твои вещи я сложу в коридоре. Можешь забрать их завтра. Или пусть мама приедет — она любит обо всём заботиться.
— Ты… ты не можешь меня выгнать! — Максим был в шоке. — Это наша квартира!
— Это моя квартира, — поправила Татьяна. — Оформлена на меня, куплена на мои деньги до брака. Ты просто в ней жил. Бесплатно, между прочим.
Людмила Петровна бросилась к ней:
— Да как ты смеешь! Ты разрушаешь семью! Ты…
— Я ухожу, — спокойно сказала Татьяна. — От вашего сына, от вас, от этого театра абсурда, где я три года играла роль плохой невестки. Знаете, свекровь — это не приговор. Но такая свекровь, как вы — это катастрофа. Вы вырастили сына, который не может жить без мамы. Теперь живите с ним сами.
Она взяла свою сумочку и направилась к выходу. У двери обернулась:
— Тётя Вера, с днём рождения. Извините за сцену. Остальные… было познавательно узнать, что все три года вы знали, какая я плохая хозяйка, и молчали. Спасибо за науку.
Она вышла из квартиры, тихо прикрыв за собой дверь. В гостиной воцарилась мёртвая тишина. Людмила Петровна стояла посреди комнаты с открытым ртом, не в силах поверить в происходящее. Максим сидел на диване, обхватив голову руками. Родственники переглядывались, не зная, что сказать.
Первым тишину нарушил Сергей Иванович, отец Максима. Он сложил газету, встал с кресла и посмотрел на жену и сына.
— Доигрались, — сказал он. — Я предупреждал, Люда. Говорил — не лезь в их жизнь. Но ты же лучше всех знаешь. Теперь наслаждайся результатом. И да, Максим переезжает к нам. Готовь его комнату. Похоже, он там надолго.
А Татьяна тем временем спускалась по лестнице. С каждым шагом она чувствовала себя легче. Три года она несла на себе груз чужих ожиданий, претензий и обвинений. Три года пыталась доказать, что она достойна быть женой, невесткой, частью семьи. Но только сейчас поняла простую истину — не всякая семья достойна того, чтобы в неё стремиться.
Она вышла на улицу. Вечерний воздух был прохладным и свежим. Татьяна глубоко вдохнула и улыбнулась. Впервые за долгое время она чувствовала себя свободной. Свободной от токсичной свекрови, от слабого мужа, от необходимости постоянно оправдываться за то, что она живёт так, как хочет.
Телефон в сумочке завибрировал. Десяток сообщений от Максима, звонки от свекрови. Она отключила звук и убрала аппарат обратно. Всё это уже не имело значения. Старая жизнь осталась за дверью той квартиры. А впереди была новая — её собственная, без унижений и манипуляций.
Проходя мимо кондитерской, она остановилась. В витрине стоял шоколадный торт с надписью «Для особенных моментов». Татьяна зашла внутрь и купила его. Сегодня действительно был особенный момент. День, когда она выбрала себя.
Дома она заварила чай, отрезала большой кусок торта и села у окна. За стеклом загорались огни вечернего города. Где-то там, в одной из квартир, Людмила Петровна наверняка рассказывала родственникам, какая ужасная у неё была невестка. Максим, скорее всего, жаловался друзьям на жену-тирана. А она сидела в тишине своей квартиры и наслаждалась вкусом свободы. И этот вкус был слаще любого торта. ,