Вечер был таким… обычным. Я накрыла на стол – гречка с котлетами, салат из огурцов, чай с лимоном. Муж, как всегда, копался в телефоне, пока я раскладывала еду по тарелкам.
— Приятного аппетита, — улыбнулась я, протягивая ему хлеб.
— Спасибо, — буркнул он, даже не отрываясь от экрана.
Я вздохнула и принялась есть. Тишина. Только вилка звенит о тарелку. А потом он вдруг поднял голову и сказал то, от чего у меня похолодели пальцы:
— Мама хочет, чтобы ты свою квартиру Алине подарила. У неё же скоро ребёнок будет.
Я замерла. Кусок хлеба так и застрял у меня в горле.
— Что?.. — прошептала я, будто не расслышала.
— Ну, ты же не против? — он наконец отложил телефон и посмотрел на меня. — Там же хорошая площадь, да и район приличный. Алине с ребёнком будет удобно.
Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки.
— Это моя квартира, — медленно проговорила я, стараясь не сорваться. — Бабушкина. Я там выросла.
— Ну и что? — он пожал плечами. — У нас же есть где жить. А Алине сейчас тяжело, муж у неё небогатый, снимают какую-то конуру…
— И что, теперь я должна им свою квартиру отдать? Просто так?
— Ну не отдать, а подарить, — поправил он, как будто это что-то меняло.
Я резко встала из-за стола. Тарелка грохнула, чай расплескался.
— Ты вообще слышишь, что говоришь? Это же моя собственность!
— Да ладно тебе, — он нахмурился. — Ты же не жадная.
— Жадная?! — мой голос сорвался. — Это моё! И никто не имеет права требовать это просто так!
— Ты что, семью не считаешь? — его тон резко изменился. — Мама расстроится.
— Пусть расстраивается! — я сжала кулаки. — Это мой дом. И я никому его не отдам.
Он откинулся на стуле, смерив меня холодным взглядом.
— Ну и зря.
В ту ночь я не спала. В голове крутилась одна мысль: *«Они уже всё решили за меня»*.
И самое страшное — мой муж был на их стороне.
На следующее утро телефон разрывался от звонков. Я отправила мужа на работу, надеясь, что буря утихнет, но не тут-то было. В девять утра зазвонил неизвестный номер.
— Алло? — осторожно подняла я трубку.
— Ну наконец-то! — раздался резкий голос свекрови. — Я уж думала, ты вообще трубку не возьмёшь, такая ты стала важная!
Я глубоко вдохнула, чувствуя, как сжимается желудок.
— Доброе утро, Тамара Ивановна. Что случилось?
— Что случилось?! — она фальшиво рассмеялась. — Да весь город уже знает, какая ты жадина! Собственному племяннику уголка в квартире не жалеешь!
Я прислонилась к стене, чувствуя, как подкашиваются ноги.
— Во-первых, ребёнок ещё не родился. Во-вторых, это моя квартира, и я…
— Твоя?! — перебила она. — Раз ты замужем, значит всё общее! Мой сын столько лет на тебя работает, а ты даже помочь семье не хочешь!
В трубке раздался шум — видимо, она передала телефон кому-то ещё.
— Сестрёнка, — раздался слащавый голос Алины. — Ну что ты так? Мы же родные! Я уже кроватку присмотрела, как раз в ту комнатку, где у тебя бабушкин сервант стоял…
У меня перехватило дыхание. Они уже всё решили? Без меня?
— Алина, я ничего не обещала, — твёрдо сказала я. — И сервант бабушкин я никуда не уберу.
— Ну вот! — сразу же вклинилась свекровь, снова перехватив телефон. — Видала, Алёна? Она тебе даже сервант дороже! Да я сама приеду и выброшу эту рухлядь!
Тут я не выдержала.
— Тамара Ивановна, если вы переступите порог моей квартиры без моего разрешения, я сразу вызову полицию. Это уголовно наказуемо.
Наступила мёртвая тишина. Потом раздался шёпот:
— Ого, какая у нас юрист нашлась… Ладно, поговорим вечером с Сергеем.
Она бросила трубку. Я медленно опустилась на стул, понимая — это только начало войны.
Вечером муж вернулся раньше обычного. Его лицо было каменным.
— Ты моей матери угрожала полицией? — спросил он, даже не поздоровавшись.
— Я просто…
— Всё понятно, — перебил он. — Ты не считаешь мою семью своей. Мама права — ты эгоистка.
Он развернулся и ушёл в спальню, хлопнув дверью. В ту ночь моему он впервые за пять лет брака спал на диване.
А утром я обнаружила на кухонном столе распечатку — выдержки из семейного кодекса о совместно нажитом имуществе, с жёлтыми маркерами. Видимо, ночью мой «любящий» муж консультировался с юристами…
На следующий день я проснулась с четким планом. Пока муж был на работе, я отправилась в свою квартиру — ту самую, которую они уже поделили без меня.
Ключ повернулся в замке с непривычной тяжестью. Воздух был спертым, пахло пылью и воспоминаниями. Я прошлась по комнатам, касаясь бабушкиного серванта, трогая корешки книг на полках. На стене все еще висели мои детские фотографии.
В спальне я открыла сейф и достала папку с документами. Сфотографировала каждую бумагу, каждую квитанцию. Особенно тщательно — договор купли-продажи с датой за три года до нашей свадьбы.
Возвращаясь домой, зашла в магазин. Купила самые дорогие продукты, которые мы обычно не могли себе позволить.
В 17:30 я уже хлопотала на кухне. Аромат запеченного мяса и пирогов заполнил квартиру. Муж пришел раньше обычного, явно удивленный такой подготовкой.
— Ты… готовишь? — он осторожно поцеловал меня в щеку.
— Конечно, — улыбнулась я. — Раз у нас будут гости.
В 18:05 раздался звонок в дверь. Я поправила платье, глубоко вдохнула и открыла.
На пороге стояла свекровь в сопровождении Алины с заметно округлившимся животиком. За ними шел незнакомый мужчина в строгом костюме.
— Проходите, — широко улыбнулась я. — Ужин готов.
Свекровь фыркнула, но переступила порог. Алина сразу направилась осматривать квартиру, как будто пришла на смотрины.
— Ой, у вас ремонт неплохой, — критически заметила она. — Только обои надо переклеить. Я уже присмотрела в «Леруа Мерлен»…
— Садитесь, пожалуйста, — перебила я, указывая на стол. — А вы кто? — обратилась я к незнакомцу.
— Юрий Петрович, семейный юрист, — представился он. — Меня пригласила Тамара Ивановна для решения вашего… вопроса.
Я кивнула, сохраняя ледяное спокойствие.
Ужин начался в тягостной тишине. Я разливала суп, предлагала салаты, будто это был обычный семейный ужин. Наконец, свекровь не выдержала.
— Ну что, невестка, обдумала наше предложение? — начала она, отодвигая тарелку.
— Какое именно? — сделала я удивленные глаза.
— О квартире! — вспыхнула Алина. — Мне же скоро рожать!
Юрист кашлянул в кулак.
— Давайте по порядку. Алёна Сергеевна, вы являетесь собственником квартиры на…
— Простите, — мягко перебила я, доставая телефон. — Прежде чем мы продолжим, я хочу кое-что вам показать.
На экране появилась видеозапись. Камера показывала нашу гостиную, где Алина, не зная, что ее снимают, говорила подруге по телефону:
— Да я эту квартиру уже в ипотеку собралась оформлять! Тетка старая скоро помрет, а муж дурак, все подпишет. Главное — беременность не сорвать от нервов…
В комнате повисла мертвая тишина. Алина побледнела. Свекровь остолбенела. Юрист начал нервно поправлять галстук.
— Это… это монтаж! — закричала Алина.
— Нет, милая, — я переключила на следующее видео, где свекровь обсуждала с кем-то, как «развести эту дуру на дарственную».
Муж вскочил из-за стола.
— Что это?! Откуда?!
— Камеры наблюдения, дорогой. Я их вчера установила, — объяснила я. — После того, как твоя мать грозилась выбросить бабушкин сервант.
Свекровь опомнилась первой.
— Это незаконно! — завопила она. — Запись без согласия недействительна!
— В своем доме я имею право, — парировала я. — Кстати, юрист Петрович, вы ведь знаете, какое наказание за мошенничество с недвижимостью? Особенно с привлечением беременной женщины?
Юрист резко встал.
— Я, пожалуй, удалюсь. Меня ввели в заблуждение, — бросил он и направился к выходу.
Алина разрыдалась. Свекровь металась между дочерью и сыном. Муж стоял, опустив голову.
— Выходит, ты против семьи? — тихо спросил он.
— Нет, — так же тихо ответила я. — Я против тех, кто прикрывается семьей для наживы.
Они ушли через десять минут. Алина швырнула мне в след салфетки со словами «чтоб ты подавилась!», свекровь клялась, что это не конец. Муж молчал.
Когда дверь закрылась, я опустилась на стул и впервые за двое суток позволила себе заплакать. Но это были слезы не слабости, а облегчения. Первый бой был выигран.
Но война, я знала, только начиналась…
После того семейного совета в доме воцарилась зловещая тишина. Муж перестал обсуждать квартиру, но и разговаривал со мной лишь по необходимости. Он приходил поздно, спал, отвернувшись к стене, утром уходил, не прощаясь.
Прошла неделя. В субботу утром я проснулась от звонка в дверь. На пороге стояла заплаканная Алина, без привычного высокомерия, с красными опухшими глазами.
— Можно войти? — прошептала она.
Я пропустила её, настороженно наблюдая, как она опускается на кухонный стул и складывает руки на животе.
— Серёжа дома? — спросила она, оглядываясь.
— На работе. Что случилось?
Алина разрыдалась. Слёзы капали на её дорогой кофточный комплект для беременных, который она, как я помнила, хвасталась, что купила за половину моей зарплаты.
— Он меня бросил! — выдохнула она. — Этот… этот подонок Игорь! Узнал, что с квартирой не сложилось, и сбежал к какой-то стерве из своего фитнес-клуба!
Я молча поставила перед ней чашку чая. В голове крутилась мысль: «Ну конечно, всё ради квартиры». Но вид её искреннего горя заставил подавить эту догадку.
— Теперь что я буду делать? — всхлипывала Алина. — Мама говорит, надо срочно выходить замуж, а то ребёнок без отца родится…
Она подняла на меня мокрые от слёз глаза:
— Лена, ты же юристов знаешь… Может, посоветуешь, как с него алименты драть?
Я вздохнула, отодвигая от себя чашку.
— Алина, давай начистоту. Ты пришла ко мне, потому что твой план с квартирой провалился, да?
Она замерла, затем медленно кивнула.
— Мама сказала… что если я помирюсь с тобой, ты пожалеешь меня и всё-таки… — её голос дрогнул.
— Не отдам квартиру, — твёрдо сказала я. — Но помочь с алиментами могу. При одном условии.
— Каком? — она насторожилась.
— Расскажешь всю правду. Кто придумал этот план с квартирой? Когда? Как твой брат к этому относится?
Алина опустила глаза. Её пальцы нервно теребили край стола.
— Это… это мама ещё год назад начала говорить, — тихо призналась она. — Говорила, что ты чужая кровь, а квартира хорошая… Серёжа сначала сопротивлялся, но потом…
— Потом что?
— Потом мама сказала, что если он не поможет семье, она вычеркнет его из завещания. У неё же там дача…
Дверь резко распахнулась. На пороге стоял мой муж, бледный, с трясущимися руками.
— Ты всё слышал? — спросила я, не отрываясь от лица Алины.
Он молча кивнул. Его глаза были полны такой боли, что мне стало физически плохо.
— Серёж… — Алина вскочила, но он резко отстранился.
— Всё. Хватит. — Его голос звучал чужим. — Мама… мама использовала нас обоих.
Он повернулся ко мне:
— Прости. Я был слеп. Но теперь… теперь я всё понял.
Я хотела ответить, но в этот момент в коридоре раздался звонок. На пороге стояла свекровь, вся на взводе.
— Что тут происходит? — прошипела она, оглядывая нашу троицу. — Алина, ты почему здесь? Ты должна была…
— Всё, мама, — тихо, но твёрдо сказал муж. — Игра окончена.
Её лицо исказилось от ярости.
— Так-так… Она тебя против родной матери настроила? — свекровь бросила на меня ненавидящий взгляд. — Ну ничего, я ещё покажу, кто в этой семье главный!
Она развернулась и выбежала, хлопнув дверью так, что задрожали стены.
В тишине, последовавшей за этим, Алина прошептала:
— Теперь она пойдёт к нотариусу. Перепишет всё на двоюродного брата…
Муж опустился на стул и закрыл лицо руками. В этот момент я впервые за долгое время почувствовала к нему жалость. Он тоже был жертвой, только более взрослой.
— Всё, хватит, — сказала я, вставая. — Сейчас я сделаю кофе покрепче, а потом мы спокойно всё обсудим.
И впервые за последние недели в нашем доме появился проблеск надежды на перемирие. Хотя я прекрасно понимала — свекровь не сдастся так просто.
Где-то в глубине души я уже знала: следующий её ход будет грязным и неожиданным. Но теперь, по крайней мере, я была к этому готова.
Прошло три дня после разговора с Алиной. Муж стал приходить домой раньше, даже пытался готовить ужины. Мы осторожно нащупывали путь к примирению, как два уставших путника после долгой ссоры.
В четверг утром, разбирая почту, я наткнулась на толстый конверт без обратного адреса. Внутри лежала распечатка — выписка из медицинской карты с моим именем. Диагноз: «Бесплодие. Рекомендовано ЭКО».
Руки задрожали. Это было мое обследование двухлетней давности, о котором знали только гинеколог и… мой муж. На листке красовалась жирная надпись маркером: «Ты никогда не подаришь ему ребенка. Уходи сама».
— Сергей! — позвала я, едва слышно.
Он выбежал из ванной, на ходу застегивая рубашку. Увидев бумагу в моих руках, побледнел.
— Откуда это? — вырвалось у него.
— Почта. Без обратного адреса, — прошептала я. — Ты… ты кому-то рассказывал об этом?
Он опустил глаза. Этот жест был красноречивее любых слов.
— Маме… год назад. После того как мы с тобой поругались… — голос его прервался. — Я был зол, хотел объяснить, почему не надо торопить нас с детьми…
Я медленно опустилась на стул. В голове стучало: «Предал. Снова предал».
— Лена, прости… — он потянулся ко мне, но я отстранилась.
— Собирайся. Мы едем к твоей матери.
Дорога заняла двадцать минут молчания. Я сжимала в руках злополучную бумагу, он — руль до побелевших костяшек.
Свекровь открыла не сразу. Когда дверь наконец распахнулась, она стояла в халате, с напускным удивлением.
— О, какие гости! — протянула она. — Что-то случилось?
Я молча протянула ей бумагу. Её глаза пробежали по тексту, но ни один мускул не дрогнул на лице.
— Ну и что? — пожала она плечами. — Подделка какая-то. Ко мне это не относится.
— Мама, — муж шагнул вперед. — Это ты отправила?
— А с чего ты взял? — она скрестила руки на груди. — Может, это её любовник подбросил?
Я не выдержала:
— Вы — больная женщина. Использовать самое больное место человека…
— Ой, да ладно тебе! — она фыркнула. — Если не можешь родить, освободи место здоровой женщине! Мой сын достоин продолжения рода!
Муж вдруг резко хлопнул ладонью по стене.
— Хватит! — крикнул он так, что даже я вздрогнула. — Ты перешла все границы! Больше я не сын тебе. Никогда.
Свекровь побледнела. Её губы задрожали.
— Ты… ты из-за неё отрекаешься от матери? — прошептала она. — Она тебе мозги промыла…
— Нет, мама. Ты сама все сделала, — он повернулся ко мне. — Пойдём.
Мы вышли под её истошные крики: «Вернёшься! На коленях вернёшься! Она тебя сгубит!»
В лифте муж вдруг разрыдался. Я молча обняла его, чувствуя, как дрожит его тело.
— Прости… — повторял он. — Я должен был защитить тебя…
Дома мы проговорили всю ночь. О детях, которые могут и не появиться. О его матери, потерявшей сына. О моей квартире, которая чуть не стала яблоком раздора. И о том, что, возможно, нам стоит начать все сначала.
Утром я проснулась от звонка телефона. Незнакомый номер.
— Алёна Сергеевна? — произнёс мужской голос. — Это участковый Кузнецов. Вашу квартиру на улице Гагарина обворовали. Приезжайте.
Мы мчались по городу, нарушая все правила. Сергей молча сжимал руль, я кусала губы до крови. В голове проносились самые страшные мысли — что могли украсть, испортить, уничтожить…
Подъехав к дому, увидели у подъезда полицейскую машину. Участковый Кузнецов — мужчина лет пятидесяти с усталым лицом — встретил нас в дверях.
— Квартира на третьем этаже? — уточнил он. — Проходите. Только приготовьтесь…
Лестница казалась бесконечной. Когда ключ вставился в замок, я заметила — царапины вокруг личинки. Дверь открывалась слишком легко — замок был сломан.
Первое, что ударило в нос — запах краски. Затем я увидела…
Стены. Мои красивые обои в мелкий цветочек, которые я так любила, были заляпаны черной краской. Крупными, неровными буквами кто-то вывел: «ВОРОВКА».
— Господи… — вырвалось у мужа.
Я шагнула внутрь, не веря своим глазам. Бабушкин сервант — перевернут, стекла разбиты. Фотографии с меня в детстве — разрезаны ножницами. Книги с полок — порваны, страницы разбросаны по полу.
На кухне кто-то опрокинул холодильник, содержимое вылилось на пол. В спальне матрас был вспорот, подушка — затоптана в лужу чернил.
— Осмотрелись? — участковый достал блокнот. — Что-нибудь пропало?
Я огляделась. Телевизор на месте. Ноутбук тоже. Даже мои скромные украшения лежали на туалетном столике.
— Ничего не взяли… — прошептала я. — Только испортили…
— Это не кража, — тихо сказал Сергей. — Это месть.
Я подошла к окну. На подоконнике стояла маленькая фигурка кошки — единственная уцелевшая вещь. Рядом с ней — окурок с помадой на фильтре. Я узнала этот оттенок…
— Алина… — вырвалось у меня.
— Что? — муж резко обернулся.
— Это её помада. Тот самый «алый закат», которым она хвасталась.
Участковый заинтересованно поднял бровь:
— У вас есть подозрения?
Сергей достал телефон:
— Я сейчас позвоню сестре…
— Не надо, — остановила я его. — Давай сначала осмотрим всё.
В спальне, под разорванными простынями, я нашла оброненную сережку — маленький жемчужный шарик, точно такой же, как носила свекровь.
— Они были здесь вместе, — показала я находку мужу. — Мать и дочь.
Его лицо стало каменным:
— Я сам разберусь с ними.
— Нет, — твердо сказала я. — Теперь это дело полиции.
Участковый аккуратно упаковал сережку в пакетик, сфотографировал надписи на стенах.
— Напишите заявление. По факту хулиганства и умышленной порчи имущества. Если сможете подтвердить, кто это сделал…
— Я подтвержу, — неожиданно сказал Сергей. — У матери есть ключи от этой квартиры. Я сам ей их дал год назад.
Когда полицейский ушел, мы остались среди разгрома. Сергей опустился на корточки, подбирая осколки бабушкиной вазы.
— Прости… — прошептал он. — Я не думал, что они способны на такое…
Я смотрела на его согнутую спину и вдруг поняла — мне его жаль. Так же, как жаль эту квартиру, наши отношения, всю эту разрушенную жизнь.
— Знаешь что? — сказала я, поднимая обрывок нашей свадебной фотографии. — Давай не будем ничего восстанавливать.
Он поднял на меня удивленный взгляд.
— Как это?
— Продадим квартиру. Разделим деньги. И… — я глубоко вдохнула, — разойдемся.
Его лицо исказилось от боли:
— Ты… ты хочешь развода?
— Я хочу начать все сначала. Без лжи, без манипуляций, без твоей семьи за спиной. Если ты готов к этому — оставайся. Если нет… — я развела руками, указывая на разруху вокруг.
Он долго молчал. Потом поднялся, подошел ко мне, осторожно взял за руки.
— Я выбираю тебя. Но… — он огляделся, — может, правда продадим? Купим что-то новое. На двоих.
В его глазах впервые за долгое время была надежда. Я кивнула. Может быть, это и есть наш шанс…
Но сначала предстояло другое — визит к свекрови. И я знала — это будет последняя битва.
Дверь свекровиной квартиры открылась не сразу. Мы стояли под дождём, зная, что она смотрит в глазок. Когда замок наконец щёлкнул, перед нами предстала совсем другая Тамара Ивановна — без привычного макияжа, в помятом халате, с красными от слёз глазами.
— Ну что, пришли добивать? — хрипло спросила она, пропуская нас внутрь.
Квартира поразила меня своим беспорядком. Очевидно, свекровь не выходила из дома несколько дней. На кухонном столе пустая бутылка из-под коньяка, в пепельнице — десяток окурков.
— Где Алина? — сразу спросил Сергей.
— Ушла. К той же подруге, с которой ты её развенчал, — свекровь горько усмехнулась. — Сказала, что не хочет иметь дело с предателями.
Я молча положила на стол фотографии разгромленной квартиры. Свекровь даже не взглянула.
— Ну и что? Докажите, что это я.
— Мама, — голос Сергея дрогнул, — мы нашли твою серёжку. И участковый уже взял образцы помады со стола…
— Предатель! — она вдруг вскочила, опрокидывая стул. — Я тебя рожала, растила, а ты!.. Из-за какой-то…
— Довольно! — я впервые повысила голос на неё. — Вы сломали свою дочь, чуть не разрушили наш брак, испортили мою квартиру! Когда это закончится?
В комнате повисла тишина. Свекровь тяжело дышала, глядя на нас с каким-то животным страхом.
— Вы… вы заявление написали? — наконец прошептала она.
— Пока нет, — ответил Сергей. — Но если ты ещё раз…
— Я уезжаю, — перебила она. — В деревню, к сестре. Мне… мне нужно время.
Я с удивлением смотрела на эту сломленную женщину. Где её напускная уверенность, где высокомерие? Перед нами была просто старая, несчастная мать, потерявшая детей.
— Тамара Ивановна, — осторожно начала я, — мы продаём квартиру. И… я прощаю вам всё. Но при одном условии.
Она настороженно подняла глаза.
— Вы пройдёте курс психотерапии. Я оплачу. Потому что то, что вы сделали — это не нормально.
Свекровь закачалась, будто от удара. Потом медленно опустилась на стул и закрыла лицо руками.
— Я… я просто хотела как лучше… — её плечи затряслись. — Алина останется одна с ребёнком… Серёжа… Серёжа выбрал тебя…
Сергей подошёл и осторожно обнял её. Я видела, как тяжело ему это даётся.
— Мама, мы поможем Алине. Но без манипуляций. По-честному.
Мы уходили через час. Дождь закончился, на небе появилось солнце. Свекровь согласилась на лечение. Обещала написать Алине, уговорить её извиниться.
В машине Сергей долго молчал, потом взял меня за руку.
— Спасибо. За то, что дала ей шанс.
Я не ответила. Впереди нас ждал ещё один трудный разговор — о будущем. О том, стоит ли вообще сохранять эти израненные отношения. Но это было уже завтрашней проблемой.
А сегодня… сегодня мы просто ехали домой. В наш разгромленный, но всё ещё родной дом. Где среди осколков нашей прежней жизни уже проглядывались контуры чего-то нового.