Алина всегда считала себя человеком терпеливым. В университете могла три года сидеть в одной аудитории с вечно опаздывающими студентами, на работе — спокойно переживать чьи-то внезапные больничные и валить горы чужих отчётов. Но вот жить в квартире свекрови, да ещё и «временно», оказалось испытанием куда серьёзнее, чем все недосданные курсовые вместе взятые.
— В тесноте, да не в обиде, — привычно произнесла Галина Сергеевна, хлопнув дверцей кухонного шкафа так, что посуда звякнула. — Вон, я с покойным мужем на двадцати квадратах начинала. И ничего, выжили, детей вырастили. А у вас — три комнаты! Царские палаты!
Алина сдержанно улыбнулась. Эта фраза звучала минимум раз в неделю. Обычно, когда Галина Сергеевна хотела напомнить, что хозяйка здесь она, а Алина с мужем — всего лишь гости. Причём гости, которые задержались.
В комнате сопел Миша — их сын, пяти лет. Сидел на ковре, строил башню из разноцветных кубиков. Алина поймала себя на мысли, что даже его игрушки раздражают свекровь. Кубики громко падают, машинки мешаются под ногами, книжки стоят не по порядку.
— Алина, — снова заговорила Галина Сергеевна, тяжело вздыхая, — ты когда пыль протирать будешь? Смотри, вон на стенке пальцем проведи — чёрная! Ребёнок же этим дышит.
Алина уже открыла рот, чтобы сказать, что пыль она вытирала вчера вечером, но осеклась. Знала: спорить бесполезно. Всё равно будет виновата.
— Сегодня вечером, — тихо ответила она и опустила глаза в кружку с остывшим чаем.
В комнату вошёл Илья. Муж, тридцать два года, высокий, худой, с вечной сутулостью, будто виноват перед всем светом. Он снял куртку, шапку, прошёл на кухню, не взглянув на жену.
— Мам, у тебя котлеты есть? — спросил он.
Алина поморщилась. Котлеты. Конечно, котлеты. Они были у Галины Сергеевны всегда, пачками замороженные в морозилке. Символ её власти над домом.
— Конечно, сынок, — оживилась свекровь и тут же распахнула холодильник. — Я с утра пожарила. Вот, садись.
Алина заметила, как Илья сел за стол, не спросив её — как прошёл день, поела ли она, устала ли с ребёнком. Всё внимание — к матери. А ведь когда-то он смотрел на Алину с восхищением, носил пакеты, держал за руку. Теперь же… привычка.
Ну ничего, — подумала она, — я же терплю. Временно. Свою квартиру мы обязательно купим. Чуть подкопим, возьмём ипотеку, и тогда…
Но «тогда» всё откладывалось. Зарплата Ильи уходила на мелочи и мамины «срочные нужды» — лекарства, «подарки соседке» или новые занавески. Алина, со своей учительской ставкой, много не тянула.
Тишину нарушил звонок в дверь. Галина Сергеевна метнулась к прихожей, распахнула её — и в коридор ворвалась Кристина.
Младшая дочь Галины, двадцать семь лет, вся в блестках и духах. Каблуки, смех, огромная сумка через плечо.
— Мамочка! — крикнула она и уткнулась в материнские объятия. — Я вернулась!
— Ой, дочка! — воскликнула Галина Сергеевна, чуть не плача от радости. — Ну наконец-то!
Алина встала в дверях кухни, держа кружку двумя руками.
— А что значит «вернулась»? — осторожно спросила она.
Кристина отстранилась от матери и смерила Алину взглядом сверху вниз.
— В смысле? Развелась я, если тебе интересно. Всё, точка. И жить теперь буду здесь. У мамы.
Алина почувствовала, как внутри у неё всё сжалось.
— Здесь?.. — повторила она. — Но…
— Алина, не начинай, — резко сказала Галина Сергеевна, словно отрезала ножом. — Это моя квартира. Я решаю, кто тут будет жить.
Илья сидел за столом и жевал котлету, делая вид, что не слышит.
— Илья? — Алина повернулась к мужу, в голосе звучала надежда.
Тот поднял глаза на секунду, пожал плечами.
— Ну а что? Кристина — моя сестра. Ей тоже надо где-то жить.
Алина сжала кружку так, что побелели пальцы.
— У нас ребёнок. Три комнаты и так на четверых. А теперь…
— Перестань драматизировать, — перебила её Кристина и прошла мимо, будто хозяйка. Сбросила каблуки, кинула сумку прямо на диван в зале. — Места полно. Главное — по-человечески уживаться.
Алина посмотрела на Галины Сергеевну. Та стояла в дверях и улыбалась: довольная, как кошка, которая только что стащила со стола кусок мяса.
И вдруг Алина впервые за эти годы не выдержала.
— По-человечески?! — выкрикнула она так, что Миша вздрогнул и уронил башню из кубиков. — А вы все хоть раз подумали обо мне? О ребёнке? Вы же нас просто выживаете отсюда!
Наступила тишина. Даже Илья перестал жевать.
— Вот ещё! — холодно произнесла Галина Сергеевна. — Никто никого не выживает. Просто мы семья. И семья должна поддерживать друг друга.
— Семья? — горько усмехнулась Алина. — Для вас семья — это только сын и дочь. А я кто? Никто, да? Сиделка, кухарка?
Кристина закатила глаза.
— Ну не устраивай сцен, Алина. Хочешь, съезжай. Никто тебя не держит.
Эти слова упали как камень. И Алина впервые поняла: вот он, настоящий конфликт. Не намёки, не подколы, не вечные упрёки. А прямое «уходи».
Она поставила кружку на стол так резко, что чай выплеснулся.
— Я не собираюсь молчать. Это и мой дом. Пока я жена Ильи, у меня есть право здесь жить.
Галина Сергеевна усмехнулась и скрестила руки на груди.
— Право? Ты вообще головой думаешь? Квартира моя. Документы на меня оформлены. Завтра захочу — продам.
Алина почувствовала, как кровь прилила к щекам.
С того вечера жизнь в квартире превратилась в минное поле. Куда ни ступи — взрыв.
Кристина въехала окончательно: притащила чемоданы, коробки, косметику, собственный чайник (чтобы никто её «дорогие травки» не трогал). В прихожей теперь стояли две пары сапог на каблуке, три куртки с меховыми воротниками и бесконечные сумки, которые норовили упасть кому-нибудь на ноги.
— Мам, я с девочками вечером, — весело крикнула она однажды, забегая в ванную. — Не жди!
Алина мыла Мише руки и почувствовала, как внутри снова закипает. Вечером — это значит в два часа ночи, хлопнув дверями, рассыпав косметику, громко смеясь по телефону.
— Кристина, у ребёнка режим! — напомнила Алина, стараясь говорить спокойно.
— Да не ной ты, — ответила та, не оборачиваясь. — У него уши не отвалятся. Сам потом будет ночами гулять.
Алина сжала зубы.
Галина Сергеевна же словно помолодела. Вечно хлопотала вокруг дочери: то жарила ей оладьи, то искала подходящий свитер «для свидания». А если Алина пыталась возразить, та только фыркала:
— Это моя дочь. Мне её жалко. Ты же понимаешь, что развод — это стресс.
А у меня, значит, не стресс? — хотелось крикнуть Алине. Но она молчала. До поры. Окончательно всё сорвалось в воскресенье.
Алина весь день возилась с Мишей: читал с ним азбуку, собирали конструктор, гуляли во дворе. Вечером вернулись домой — и увидели в зале растянутый диван, заваленный подушками и одеялами. На журнальном столике — лак для ногтей, пачка чипсов, банка пива.
А на их месте — на детском коврике, где Миша любил строить свои башни, сидела Кристина. В наушниках, с ноутбуком, раскорячившись так, будто квартира её личная.
— Эй! — Алина не выдержала. — Здесь ребёнок играет.
Кристина сняла один наушник и ухмыльнулась:
— Ну так пусть играет где-нибудь ещё. Чё он привязался к этому коврику?
Миша, стоя за маминой спиной, тихо вцепился в её юбку.
— Это его место, — твёрдо сказала Алина. — Он маленький, ему нужен уголок.
— Ой, уголок, — передразнила Кристина. — У меня тоже уголка нет, между прочим. Ничего, живу.
В этот момент в кухню зашла Галина Сергеевна, вытирая руки о полотенце.
— Алина, что опять случилось? — недовольным голосом спросила она.
— Мама, она меня тут учить решила, — закатила глаза Кристина. — Типа я мешаю её сыночку.
Галина Сергеевна сложила руки на груди и посмотрела на Алину поверх очков:
— Ты вообще головой думаешь? Это её дом не меньше, чем твой. Она тут выросла.
— Вообще-то это не её дом, а ваш, — с трудом сдерживая голос, произнесла Алина. — И мы тоже здесь живём. С ребёнком. И у ребёнка должно быть своё пространство!
— Ой, ну началось! — раздражённо махнула рукой свекровь. — Хватит скандалить из-за ерунды.
И тут Алина взорвалась.
— Ерунды?! — закричала она. — Да вам вообще на нас наплевать! Вам важно, чтобы вашей доченьке было удобно! А мы что? Приживалки, которых можно в любой момент выставить за дверь?
В этот момент в прихожей хлопнула дверь. Пришёл Илья. Он застал жену с перекошенным лицом, мать с возмущённо приподнятой бровью и сестру, которая драматично надела наушники обратно, будто весь скандал её не касается.
— Что происходит? — спросил он, сняв ботинки.
— Что происходит?! — Алина повернулась к нему, и глаза её блестели. — Твоя сестра выгоняет сына с его коврика! А твоя мать считает, что это ерунда!
— Алина, ну ты серьёзно? — Илья устало провёл рукой по лицу. — Ты же сама понимаешь, что мы здесь временно.
— Временно?! — Алина рассмеялась так, что самой стало страшно от этого смеха. — Мы «временно» живём уже три года! И всё это время я терплю! Но всему есть предел!
Илья шагнул ближе.
— Перестань кричать, Миша испугается.
— Он уже испугался! — Алина показала на сына, который жался к стене и всхлипывал. — Посмотри на него! Ему страшно!
Илья открыл рот, но не успел ничего сказать: Кристина поднялась с дивана, склонила голову набок и, жуя чипсы, бросила:
— Слушай, если тебе так плохо, может, и правда съезжайте? В чём проблема-то?
Эти слова были последней каплей.
Алина шагнула к ней и с силой смахнула пачку чипсов с её рук. Та разлетелась по полу.
— Ты… с ума сошла? — Кристина вытаращила глаза. — Совсем оборзела!
— Алина! — взвыла Галина Сергеевна. — Немедленно извинись перед моей дочерью!
— Да идите вы все!.. — выкрикнула Алина, и только что не добавила того слова, которое вертелось на языке.
Илья схватил её за локоть, пытаясь увести в кухню.
— Перестань! — зашипел он. — Ты сама доводишь ситуацию.
— Я?! — Алина выдернула руку. — Это я довожу? Или это твоя мать и сестра, которые нас выживают?!
Она побежала в комнату, где стоял их шкаф, и с рывком распахнула дверцы. Достала сумку, начала запихивать туда детские вещи.
— Всё! Я ухожу! — кричала она, хватая Мишиных футболки и носки. — Сколько можно терпеть это унижение?!
Мальчик стоял в дверях и плакал.
— Мамочка, не уходи, — тянул он.
Алина села на корточки, обняла его, прижимая к себе. Слёзы текли по щекам, но она уже не могла остановиться.
— Мы уходим вместе, слышишь? — шептала она ему. — Я больше не позволю, чтобы с нами так обращались.
В комнату вошёл Илья. Стоял, растерянный, с виноватым лицом.
— Алина… ну куда ты? У нас нет денег на съём.
Она подняла голову и посмотрела на него так, что он опустил глаза.
— Найду. Но я больше не буду жить под одной крышей с твоей матерью и её доченькой.
И впервые за три года она почувствовала, что сказала правду вслух.
После той сцены с чемоданами в квартире воцарилось странное затишье. Алина ходила тихо, как будто кралась. Илья старался не попадаться ей на глаза. Галина Сергеевна демонстративно хлопала дверцами, вытирала пыль именно там, где сидела невестка, и громко комментировала:
— Хозяйка нашлась… тоже мне.
Кристина же окончательно обжилась: поставила свой трельяж в углу комнаты, развесила по всей квартире вещи, как будто это и правда её пространство.
Алина всё чаще ловила себя на мысли, что больше не чувствует здесь ни одного сантиметра, где могла бы свободно дышать.
Мы живём как на вокзале, — думала она, — с чемоданами под ногами и с вечным ощущением, что нас вот-вот выставят.
И выставили. Всё произошло вечером, когда Миша заснул после садика. Алина сидела в комнате, проверяла тетради своих учеников, когда вошла свекровь.
— Алина, — сказала она деловым голосом, — надо поговорить.
Алина отложила ручку.
— Слушаю вас.
— В общем, так. Мы с Кристиной решили, что вам лучше поискать съёмное жильё. У неё тяжёлый период, развод, депрессия. Ты же понимаешь… А вы молодые, справитесь.
Алина закрыла глаза.
— То есть вы выгоняете меня с ребёнком на улицу?
— Никто никого не выгоняет, — засуетилась Галина Сергеевна. — Просто создаём нормальные условия. Для всех.
— А для нас? — горько усмехнулась Алина. — Нормальные условия — это улица?
В коридоре показался Илья. Он явно подслушивал. Алина посмотрела прямо на него:
— Ты что скажешь?
Он пожал плечами, как всегда.
— Алиночка… ну маме с Кристиной сейчас тяжело. А мы… ну, мы выкрутимся.
И именно в этот момент в ней что-то сломалось окончательно.
— Ты знаешь, Илья, — сказала она медленно, глядя прямо в глаза мужу, — я больше не выкручиваюсь. Хватит.
Она поднялась, достала из шкафа свой паспорт, документы на Мишу, немного наличных.
— Мы уходим. Сегодня.
— Куда?! — воскликнул он. — Ты с ума сошла!
— Лучше в съёмную однушку на окраине, чем под этим крысиным контролем, — ответила она и резко закрыла шкаф.
Кристина выглянула из своей комнаты, скривив губы:
— Ну наконец-то! Давно пора.
Алина подняла сумку, взяла Мишу на руки и вышла в коридор.
— Мама, сделай что-нибудь! — вскрикнул Илья, оборачиваясь к свекрови.
Но Галина Сергеевна только развела руками.
— Сама решила — сама и виновата.
Алина застегнула куртку, натянула шапку сыну и открыла дверь.
На лестничной площадке пахло холодом и мокрым бетоном. Она вдохнула полной грудью.
Да, впереди ипотека, долги, ночные подработки. Но хотя бы без этого ада.
И впервые за долгое время почувствовала себя свободной.
Илья так и остался стоять в дверях: потерянный, растерянный, зависимый. И Алина поняла: он сделал свой выбор. Только не в её пользу.
Она — тоже.
И уже не собиралась отступать.