— Я вижу, вы с Алексеем решили меня за дурочку держать, но эти деньги были отложены на операцию моей мамы! — голос Марины дрожал от едва сдерживаемого гнева, когда она размахивала банковской выпиской перед лицом свекрови.
Раиса Павловна сидела за кухонным столом с таким невозмутимым видом, словно речь шла о пропавшей солонке, а не о трёх сотнях тысяч рублей. Её пухлые пальцы неторопливо помешивали сахар в чашке с чаем, а на губах играла та самая снисходительная улыбочка, от которой у Марины всегда начинала болеть голова.
Алексей стоял в дверном проёме, переминаясь с ноги на ногу. Его взгляд метался между женой и матерью, словно он пытался физически уменьшиться и исчезнуть из этой кухни, из этой квартиры, из этой невыносимой ситуации.
— Маринка, доченька, — наконец заговорила свекровь тем приторно-ласковым тоном, который использовала всегда, когда хотела выставить невестку истеричкой. — Что ты так кричишь? Соседи же услышат. Нехорошо выносить сор из избы.
Марина почувствовала, как внутри неё что-то оборвалось. Три года. Три года она терпела эту женщину, её колкости, замаскированные под заботу, её вечное присутствие в их жизни, её бесконечные советы о том, как правильно готовить борщ и гладить рубашки «её мальчику». Но это… это было последней каплей.
— Соседи? — Марина усмехнулась так, что даже самой стало не по себе от звука собственного голоса. — Вы украли деньги, предназначенные на спасение жизни человека, а беспокоитесь о соседях?
Раиса Павловна медленно поставила чашку на блюдце. Звон фарфора прозвучал в тишине кухни как выстрел.
— Я никогда ничего не крала, — её голос стал ледяным. — Мой сын дал мне эти деньги по собственной воле. Правда, Лёшенька?
Все взгляды обратились к Алексею. Он побледнел, потом покраснел, открыл рот, закрыл, снова открыл.
— Мам, я же просил тебя подождать… Я хотел сам поговорить с Мариной…
— О чём поговорить? — Марина повернулась к мужу, и в её глазах он увидел такую боль, что отвёл взгляд. — О том, как ты тайком перевёл триста тысяч своей матери? О том, как врал мне в лицо, когда я спрашивала, почему уменьшилась сумма на счету? «Это банковская ошибка, дорогая, я разберусь»?
Она швырнула выписку на стол. Листок планировал в воздухе и приземлился прямо перед свекровью.
— Вот, полюбуйтесь. Перевод на карту Раисы Павловны Семёновой. Дата — позавчера. Подпись — Алексей Семёнов. Всё чётко, всё ясно. Только вот незадача — эти деньги я копила два года. Отказывала себе во всём. Подрабатывала по вечерам, бралась за любые переводы, сидела ночами за компьютером. И всё для чего? Чтобы моя мама смогла сделать операцию в хорошей клинике, а не ждать очереди в государственной больнице ещё полгода, пока не станет слишком поздно!
Свекровь покачала головой с видом оскорблённой невинности.
— Ну что ты, милая. Твоя мама подождёт. А у меня ситуация критическая. Мне срочно нужно было закрыть кредит, проценты же капают. Лёша как хороший сын не мог оставить родную мать в беде.
— Кредит? — Марина обернулась к Алексею. — Какой ещё кредит? Ты мне ничего не говорил!
Алексей мялся, потирая шею — верный признак того, что он нервничает.
— Мама… немного увлеклась покупками. Накупила вещей в рассрочку, а потом… В общем, там пени пошли, и сумма выросла.
— Увлеклась покупками, — повторила Марина медленно, словно пробуя слова на вкус. — И сколько же составлял этот кредит?
Молчание.
— Алексей, я спросила — сколько?
— Сто пятьдесят тысяч, — еле слышно пробормотал он.
— Сто пятьдесят. А взяли триста. Интересная математика. Раиса Павловна фыркнула.
— Ну мало ли что ещё понадобится. Ремонт в квартире давно пора сделать, да и на чёрный день отложить не помешает. Не всё же тебе, милочка, деньги копить. Другие люди тоже жить хотят.
Вот тут Марина почувствовала, как что-то внутри неё окончательно сломалось. Все эти годы она пыталась наладить отношения со свекровью, искренне старалась стать хорошей невесткой, закрывала глаза на мелкие уколы и большие обиды. А в ответ получила вот это — циничное ограбление под предлогом семейной помощи.
— Знаете что, Раиса Павловна, — она говорила спокойно, даже слишком спокойно. — Вы правы. Другие люди тоже жить хотят. Например, моя мама хочет жить. Буквально. Потому что без операции ей осталось максимум год. Но вам же нужен ремонт и деньги на чёрный день.
Она подошла к шкафчику, достала свою любимую кружку — ту самую, которую подарил Алексей на их первую годовщину, с надписью «Любимой жене» — и швырнула её в раковину. Грохот разбившегося фарфора заставил обоих вздрогнуть.
— Мариш, ты чего? — Алексей шагнул к ней, но она выставила руку, останавливая его.
— Не подходи. Просто не смей ко мне подходить.
Свекровь поднялась, придерживая поясницу с видом страдалицы.
— Ну вот, началось. Истерики, битьё посуды. Я же говорила тебе, Лёшенька, что она неуравновешенная. Такая и руку поднять может.
— Руку поднять? — Марина рассмеялась, и от этого смеха у Алексея мороз пробежал по коже. — Знаете, Раиса Павловна, я действительно неуравновешенная. Потому что уравновешенный человек давно бы сбежал из этого дурдома. Уравновешенный человек не стал бы три года терпеть ваши визиты по пять раз в неделю, ваши проверки холодильника и замечания о пыли на шкафах. Уравновешенный человек сразу бы понял, что выходит замуж не за мужчину, а за тридцатипятилетнего мальчика, который без мамочки шагу ступить не может!
— Марина! — Алексей наконец обрёл голос. — Как ты можешь так говорить? Это же моя мать!
— А я твоя жена! Или ты забыл? Когда мы стояли в загсе, ты клялся, что будем одной семьёй, что будем решать всё вместе. А что в итоге? В итоге ты крадёшь — да, именно крадёшь! — деньги, отложенные на лечение, и отдаёшь их своей матери на ремонт!
Раиса Павловна приосанилась.
— Не смей называть моего сына вором! Он распорядился семейными деньгами как считал нужным.
— Семейными? — Марина задохнулась от возмущения. — Это были МОИ деньги! Заработанные МНОЙ! На МОЮ банковскую карту!
— Которую ты дала мужу, — парировала свекровь. — Значит, доверяешь. А раз доверяешь, нечего теперь скандалить.
— Я дала ему карту, чтобы он оплатил коммунальные услуги, пока я была в командировке! А не для того, чтобы он опустошил счёт!
Марина повернулась к Алексею.
— Скажи мне честно. Хоть раз. Ты правда думал, что я не замечу пропажу трёхсот тысяч? Или надеялся, что промолчу, как всегда?
Он молчал, уставившись в пол.
— Ответь мне, чёрт возьми!
— Я… я думал вернуть. Мама обещала отдать через месяц, когда продаст дачу.
— Дачу? Ту самую дачу, которую она собирается продавать уже пять лет?
Раиса Павловна встрепенулась.
— Между прочим, я нашла покупателя! Просто они пока не готовы оформлять документы.
— Конечно, не готовы. Как и те покупатели два года назад. И три года назад. И четыре.
Марина прошла по кухне, стараясь успокоиться. Не получалось.
— Знаете что? Я устала. Устала от вашей лжи, от ваших манипуляций, от того, что в собственном доме чувствую себя гостьей. Устала от того, что мой муж при первом же щелчке пальцев мамочки готов предать меня и наши договорённости.
— Я тебя не предавал! — взорвался наконец Алексей. — Я просто помог матери!
— Моими деньгами. Без моего ведома. Это называется воровство, дорогой.
— Не смей так говорить!
— А как мне говорить? Как мне называть ситуацию, когда человек, которому я доверяла больше всех на свете, крадёт деньги, предназначенные на спасение жизни? Причём жизни моей матери, которую ты, между прочим, называл «мамой» и обещал заботиться о ней как о родной!
Свекровь снова уселась за стол, демонстративно налила себе чаю.
— Драматизируешь ты всё, Марина. Никто не умирает. Сделает твоя мама операцию попозже, когда ещё денег накопите. А то развела тут трагедию.
Марина остановилась. Посмотрела на эту женщину, спокойно попивающую чай. На мужа, который всё ещё не мог поднять на неё глаза. И вдруг почувствовала странное спокойствие. Такое бывает, когда принимаешь окончательное решение.
— Попозже, говорите? Хорошо. Тогда у меня к вам встречное предложение. Вы возвращаете деньги в течение трёх дней. Все триста тысяч. И я делаю вид, что ничего не было.
Раиса Павловна поперхнулась чаем.
— С какой стати? Эти деньги мне сын подарил!
— Нет. Эти деньги ваш сын украл. И если через три дня они не вернутся на счёт, я пойду в полицию и напишу заявление.
— Ты не посмеешь! — свекровь вскочила, опрокинув чашку. Коричневая лужа растеклась по скатерти. — Ты не посмеешь позорить нашу семью!
— Нашу семью? — Марина усмехнулась. — Какую семью, Раиса Павловна? Ту, где свекровь считает себя вправе распоряжаться деньгами невестки? Где муж врёт жене и крадёт её сбережения? Очень интересное у вас понятие о семье.
Алексей наконец поднял голову. Лицо его было серым.
— Марина, ну нельзя же так… Это же мама… Она не со зла…
— Не со зла? — Марина посмотрела на него так, что он снова отвёл взгляд. — А с чего? С добра? С любви ко мне? Или просто с уверенности, что невестка — это бесплатное приложение к сыну, которое должно молча терпеть всё, что с ним вытворяют?
Она подошла к окну, посмотрела на мокрый мартовский двор. Где-то там, в другом городе, её мама лежала в больнице и надеялась, что дочь успеет собрать деньги. А дочь стояла на кухне разорённая и преданная самыми близкими людьми.
— Три дня, — повторила она, не оборачиваясь. — И ещё одно условие. Раиса Павловна больше никогда не переступает порог этой квартиры.
— Что? — взвыл Алексей. — Марина, ты совсем? Это же моя мать! Она имеет право приходить к сыну!
— К сыну — да. Но это наша квартира. Точнее, моя, если ты помнишь. Оформлена на меня, куплена на деньги моих родителей. Ты здесь прописан как муж. И если твоя мать не вернёт украденное, ты очень быстро перестанешь им быть.
Повисла звенящая тишина. Первой её нарушила свекровь.
— Ах ты дрянь! — она дрожала от ярости. — Я знала, знала, что ты покажешь своё истинное лицо! Вертихвостка, которая женила на себе моего сына ради прописки в столице!
— Ради прописки? — Марина обернулась. — Это я-то ради прописки? Я, которая здесь родилась? У которой здесь квартира есть? Это ваш сын из Саратова сюда приехал и прописался у меня. Так что давайте без сказок про охотниц за пропиской.
— Лёша, ты слышишь, как она со мной разговаривает? — свекровь схватилась за сердце. — Сделай что-нибудь!
Алексей встал между ними, растерянный и жалкий.
— Мам, может, правда стоит вернуть деньги… Марине они действительно очень нужны…
— Ах, так ты на её стороне? — Раиса Павловна всплеснула руками. — Родную мать предаёшь ради этой… этой…
— Договаривайте, — холодно сказала Марина. — Ради этой кого? Только выбирайте выражения поаккуратнее, если не хотите, чтобы к заявлению о краже добавилось заявление об оскорблении.
Свекровь задохнулась от возмущения. Лицо её стало пунцовым.
— Да я тебя… Да ты у меня…
— Что я у вас? — Марина скрестила руки на груди. — Ну же, договаривайте. Очень интересно послушать.
Алексей попытался обнять мать, успокоить, но она оттолкнула его.
— Не трогай меня! Ты такой же предатель! Я для тебя всю жизнь положила, одна растила, ночей не спала, а ты… ради какой-то девки…
— Я не какая-то девка. Я его жена. Три года как жена. И если бы вы хоть немного уважали этот факт, мы бы сейчас не стояли на кухне и не выясняли, кто у кого украл деньги.
Марина подошла к столу, взяла банковскую выписку.
— Итак, повторяю в последний раз. Три дня. Триста тысяч. На тот же счёт, с которого были сняты. И ваше обещание больше никогда здесь не появляться. Иначе — заявление в полицию, развод и выселение вашего сына из МОЕЙ квартиры. Думаю, в Саратове ему будет комфортнее. Ближе к мамочке.
— Марин, ну не надо так, — взмолился Алексей. — Давай поговорим спокойно…
— Спокойно? — она повернулась к нему. — Ты хочешь спокойно поговорить о том, как украл деньги на операцию моей матери? Хорошо, давай спокойно. Объясни мне спокойно, как ты собирался смотреть мне в глаза, когда мама умрёт, не дождавшись лечения? Как ты собирался жить дальше, зная, что стал соучастником если не убийства, то чего-то очень похожего?
Он молчал. А что он мог сказать? Что не думал об этом? Что мама сказала — и он сделал? Что привык всегда ставить её интересы выше всего остального?
— У тебя был выбор, Алексей, — продолжала Марина. — Ты мог сказать матери «нет». Мог предложить ей взять кредит на своё имя. Мог попросить меня, объяснить ситуацию. Я бы не дала всю сумму, но пятьдесят тысяч нашла бы. Но ты выбрал самый простой путь — украсть и надеяться, что пронесёт. Не пронесло.
Раиса Павловна, немного успокоившись, снова уселась за стол.
— Никто тебе ничего не вернёт, — отрезала она. — И в полицию можешь идти хоть сейчас. Там над тобой только посмеются. Муж взял деньги с семейного счёта — какое же это воровство? Это семейные разборки, милочка. Никто твоё заявление даже принимать не станет.
— Семейного счёта? — Марина достала телефон. — Хотите, я вам сейчас покажу, на чьё имя открыт этот счёт? И кто единственный владелец карты? Спойлер — не ваш сын. Он имел доступ только потому, что я дала ему пин-код. По доверию. Которое он благополучно обнулил.
Она открыла банковское приложение, показала экран.
— Вот, смотрите. Владелец счёта — Марина Александровна Семёнова. Не Алексей. Не «семья Семёновых». Только я. И перевод на вашу карту совершён без моего ведома и согласия. Это называется «хищение денежных средств с банковского счёта». Статья есть такая, если интересно.
Свекровь побледнела. Кажется, до неё начало доходить, что невестка не шутит.
— Ты… ты не можешь…
— Могу. И сделаю, если понадобится. У меня есть все доказательства. Выписка, где видно движение средств. Переписка с мамой, где я обещаю оплатить операцию. Справки из больницы о её состоянии. И даже свидетели есть — подруга знала, зачем я коплю деньги. Так что в полиции мне поверят.
Алексей опустился на стул, обхватил голову руками.
— Господи, как всё это получилось… Марин, ну прости… Я идиот, я знаю… Но не надо в полицию, прошу тебя…
— А что надо? — она посмотрела на него сверху вниз. — Сделать вид, что ничего не было? Простить и забыть? И ждать, когда в следующий раз твоя мать решит, что ей нужны деньги на новую шубу или поездку в санаторий?
— Не будет следующего раза, клянусь!
— Твоим клятвам грош цена, Алексей. Ты клялся любить и заботиться. Клялся, что мы будем решать всё вместе. Клялся, что моя семья станет твоей. И где все эти клятвы?
Раиса Павловна встала, подошла к сыну, положила руку ему на плечо.
— Лёшенька, не унижайся перед ней. Пусть идёт в свою полицию. Посмотрим, что из этого выйдет. А ты собирай вещи и поехали ко мне. Нечего тебе тут больше делать.
Марина рассмеялась.
— Вот оно! Наконец-то истинное лицо! «Поехали ко мне, сыночек». Так вы этого и добивались, да? Развести нас, вернуть себе сына, чтобы снова им манипулировать без помех?
— Я никем не манипулирую! Я просто забочусь о своём ребёнке!
— Вашему ребёнку тридцать пять лет, между прочим. В этом возрасте люди внуков имеют, а не прячутся за мамину юбку.
— Как ты смеешь!
— А вот так и смею. В своём доме я могу говорить что угодно. И повторяю — три дня. Потом будет поздно.
Она направилась к двери, но обернулась на пороге.
— И да, Алексей. На всякий случай — пин-код от карты я уже сменила. Так что больше «помочь маме» за мой счёт у тебя не получится. Ищи другие способы проявить сыновью любовь.
Марина вышла из кухни, оставив мать и сына наедине с разлитым чаем и разбитыми иллюзиями. В спальне она заперла дверь, села на кровать и наконец дала волю слезам. Плакала она долго и горько — о потерянных деньгах, о больной матери, о рухнувшем доверии и о муже, который оказался не мужем, а вечным ребёнком при властной мамаше.
Через час в дверь постучали.
— Марин, открой, пожалуйста. Мама ушла. Давай поговорим.
Она не ответила.
— Марина, ну не молчи. Я всё понимаю, я виноват. Давай решим это как-нибудь…
Как-нибудь. Всегда у него всё «как-нибудь». Жить как-нибудь, решать проблемы как-нибудь, любить как-нибудь.
— Уходи, — сказала она устало. — Мне нужно подумать.
— О чём подумать? Марин, ты же не серьёзно про развод?
Она встала, подошла к двери, но не открыла её.
— Знаешь, что самое обидное? Даже не деньги. А то, что ты выбрал. Когда встал выбор между женой и матерью, между моей мамой и своей, между правдой и ложью — ты каждый раз выбирал не меня. И сейчас ты здесь не потому, что раскаиваешься. А потому, что боишься остаться без квартиры.
— Это не так!
— Правда? Тогда ответь честно — ты уже позвонил матери и потребовал вернуть деньги? Или хотя бы спросил, где она их взяла?
Молчание за дверью было красноречивее любых слов.
— Вот и ответ, — вздохнула Марина. — Иди, Алексей. Иди к мамочке. Она тебя утешит, скажет, что во всём виновата злая жена. И найдёт тебе новую, покладистую. Которая будет молча терпеть её выходки и не качать права.
— Марина, я люблю тебя…
— Нет, — отрезала она. — Ты любишь удобство, которое я тебе обеспечиваю. Квартиру в центре, стабильность, уют. А меня… Меня ты предал в ту секунду, когда ввёл пин-код и нажал кнопку «перевести».
Шаги удалились. Марина легла на кровать, уставилась в потолок. Три дня. Она дала им три дня. Не потому, что верила в возврат денег. А потому, что самой нужно было время. Чтобы найти адвоката. Чтобы морально подготовиться к разводу. Чтобы позвонить маме и сказать, что операцию придётся отложить.
Телефон завибрировал. СМС от свекрови: «Можешь подавать куда хочешь. Ничего у тебя не выйдет. А сына моего ты потеряла навсегда».
Марина усмехнулась. Потеряла? Да она его и не имела никогда. Всё время был треугольник — она, он и его мать. И в этом треугольнике она всегда была лишней.
Следующие три дня прошли в странной тишине. Алексей ночевал на диване в гостиной, пытался заговорить, готовил её любимые блюда. Марина молчала. На все его попытки примирения отвечала одним: «Где деньги?»
На третий день он пришёл с работы бледный и решительный.
— Мама деньги не отдаст, — выпалил с порога. — Она считает, что имела право. Но я… я возьму кредит. Отдам тебе. Только не подавай заявление, прошу.
Марина посмотрела на него долгим взглядом.
— Кредит? Под какие проценты? На какой срок? И как ты будешь его выплачивать, если половину зарплаты отдаёшь матери?
— Не отдаю!
— Нет? А квартплата за её квартиру? А продукты, которые ты ей покупаешь? А «подарки» на все праздники? Алексей, да ты содержишь две семьи на одну зарплату. И теперь хочешь ещё и кредит на себя повесить?
Он сел напротив неё, сложил руки в замок.
— Что мне делать, Марин? Ну что? Бросить мать? Она же одна…
— У неё есть работа. Есть квартира. Есть подруги, с которыми она ездит на дачи и в театры. Она не немощная старушка, ей пятьдесят восемь лет. Моя мама младше её на два года, и она никогда не позволила бы себе украсть деньги у собственных детей!
— Она не крала…
— Хватит! — Марина хлопнула ладонью по столу. — Хватит её защищать! Она украла. Взяла без спроса чужие деньги — это воровство. И то, что она твоя мать, не даёт ей индульгенцию.
Алексей поник.
— Значит, всё? Ты подаёшь на развод?
— А ты дашь мне повод поступить иначе? Вернёшь деньги? Пообещаешь, что мать больше не будет вмешиваться в нашу жизнь? Перестанешь бегать к ней по первому звонку?
Он молчал. И в этом молчании был ответ на все вопросы.
— Вот и всё, — Марина встала. — Завтра с утра иду к адвокату. Заявление в полицию подавать не буду — не хочу тратить нервы. Но развод оформлю. И прошу тебя съехать в течение недели.
— Куда мне ехать?
— К маме. Она будет счастлива. Наконец-то вернёт себе сыночка насовсем.
Марина ушла в спальню, снова заперла дверь. Всё было кончено. Три года брака, надежд, попыток построить семью — всё рухнуло из-за жадной свекрови и безвольного мужа.
Ночью она проснулась от звука входной двери. Выглянула — в прихожей Алексей собирал вещи в спортивную сумку.
— Уезжаешь?
Он вздрогнул, обернулся.
— Да. Мама сказала… В общем, она считает, что мне нужно уехать сейчас. Пока ты не наделала глупостей.
— Глупостей? — Марина прислонилась к дверному косяку. — Это защита своих прав теперь называется глупостью?
— Марин, ну не начинай. Я и так… Мне и так тяжело.
— Тебе тяжело? А представь, каково мне. Или моей маме, которая ждёт операцию.
Он застегнул сумку, выпрямился.
— Прости меня. За всё прости. Я правда… я не хотел, чтобы так получилось.
— Знаешь, Алексей, в этом вся твоя проблема. Ты никогда ничего не хочешь. Всё само получается. Мама попросила — ты дал. Жена расстроилась — ты извинился. И так по кругу. Ты как флюгер — куда ветер подует, туда и повернёшься.
Он надел куртку, взял сумку.
— Я тебя любил, Марин. По-своему, но любил.
— По-своему — это как? Предавая при первой возможности?
— Я не предавал!
— Нет? А как это назвать? Ты обещал маме моей помочь с операцией. Помнишь? Год назад, на её день рождения. Сказал: «Не волнуйтесь, мама, мы с Мариной поможем». Она поверила. А ты?
Алексей опустил голову.
— Может, ещё не поздно всё исправить?
— Поздно. Когда ты переводил деньги своей матери — вот тогда было не поздно. А сейчас… Сейчас иди. И ключи оставь.
Он вытащил ключи, положил на тумбочку. Постоял ещё немного, словно хотел что-то сказать, но передумал. Вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Марина вернулась в спальню, но уснуть уже не смогла. Сидела у окна, смотрела на редкие машины внизу и думала. О том, как начинать жизнь заново. Как объяснить маме. Как собрать денег на операцию.
Утром пришло сообщение от банка. Поступление на счёт. Марина не поверила своим глазам — сто тысяч рублей. От Алексея. И СМС: «Это всё, что смог найти. Остальное постараюсь вернуть. Прости».
Сто тысяч из трёхсот. Треть. Лучше, чем ничего, но до операции всё равно далеко. Марина вздохнула, открыла ноутбук. Нужно искать подработки, брать дополнительные проекты. Время не ждёт.
Через неделю пришли документы на развод. Алексей не стал сопротивляться, подписал всё без возражений. Раздела имущества не было — всё и так принадлежало Марине. Свекровь больше не появлялась, только однажды прислала длинное сообщение с проклятиями и обещаниями, что сын найдёт себе достойную жену. Марина удалила не читая.
Через месяц, работая почти без выходных, она смогла накопить ещё сто пятьдесят тысяч. До нужной суммы оставалось совсем немного. Помогла неожиданно подруга — узнав о ситуации, организовала среди знакомых сбор средств. Люди откликнулись, кто сколько мог. К концу второго месяца деньги были собраны.
Операция прошла успешно. Марина сидела в больничном коридоре и впервые за долгое время чувствовала, что может дышать свободно. Не было больше лжи, предательства, токсичной свекрови. Была она, выздоравливающая мама и целая жизнь впереди.
Через полгода она случайно встретила Алексея в торговом центре. Он похудел, осунулся, выглядел старше своих лет.
— Привет, — сказал неловко. — Как ты? Как мама?
— Нормально. Операция прошла хорошо, восстанавливается.
— Я рад. Правда рад.
Постояли молча.
— Я тот кредит взял, — вдруг сказал он. — Но отдать пока не могу. Мама… она снова влезла в долги. Пришлось помогать.
Марина только покачала головой.
— Не меняешься ты, Алёша. И не изменишься никогда.
— Наверное. Марин, я… Можно тебя кое о чём попросить?
— О чём?
— Если встретишь хорошего человека, не отказывайся от счастья из-за меня. Из-за того, что я натворил. Ты заслуживаешь лучшего.
Она усмехнулась.
— Спасибо за разрешение. Но я и сама это знаю.
Разошлись в разные стороны. Марина шла по торговому центру и думала, что жизнь странная штука. Год назад она считала себя счастливой женой, строила планы, мечтала о детях. А оказалось, что жила с чужим человеком, который в критический момент выбрал не её.
Но может, оно и к лучшему. Может, та история с украденными деньгами была необходима, чтобы открыть глаза. Чтобы понять: никакие отношения не стоят того, чтобы терять себя. И никакая свекровь, даже самая властная, не имеет права распоряжаться чужой жизнью и чужими деньгами.
Марина вышла из торгового центра на весеннюю улицу. Солнце светило ярко, снег почти растаял, и воздух пах надеждой. У неё всё будет хорошо. Обязательно будет. Потому что теперь она сама решает, как жить, на что тратить деньги и кому доверять. А это дорогого стоит. Дороже любых денег.