Меня выписали из больницы на целый день раньше, чем ожидалось.
Медсестра улыбнулась, передавая бумаги. Её голос был мягким и обнадёживающим:
— Всё в порядке, мистер Хэйз. Доктор подписал, сказал, что ваше восстановление идёт лучше, чем мы ожидали.
Я попытался улыбнуться в ответ. Моя грудь всё ещё болела после процедуры. Три ночи под наблюдением — с бесконечными сигналами мониторов, ярким флуоресцентным светом и тишиной, в которой должна была звучать Клэр. Она ни разу не пришла.
Говорила, что больницы вызывают у неё тревожность, что она не выносит их запаха. Тогда я ей поверил. Или, скорее, хотел поверить.
Поездка домой на такси показалась бесконечной.
Водитель тихо напевал под радио, а я смотрел на уличные огни, проносящиеся мимо.
Я думал о нашей кровати, о вкусной домашней еде, которую могла бы приготовить Клэр. О тишине, где будем только мы двое.
Но как только мы подъехали к дому, всё изменилось. Машина Клэр уже была на месте, но припаркована небрежно, наискось. Это было на неё не похоже. Такой мелочи я раньше бы не придал значения. Но сейчас она показалась мне тревожным знаком.
Я заплатил, взял свою дорожную сумку и направился к двери. Внизу было темно, только сверху струился слабый свет. В доме царила необычная тишина, та, что делает кожу чувствительной к каждому звуку.
Я не позвал Клэр. Даже не знаю почему. Инстинкт подсказал — не стоит.
Каждый скрип ступени звучал всё громче. Мое сердце билось быстрее.
Я дошёл до нашей спальни. Дверь была приоткрыта. Изнутри шёл свет и слабое движение. Я осторожно подтолкнул дверь…
Они были там. Клэр — моя жена — и незнакомый мужчина. Вместе. На нашей кровати. Той самой, в которую я так мечтал вернуться.
На прикроватной тумбочке стояла свадебная фотография. Наклонённая. Как будто даже она отвернулась. Я замер. Просто стоял и смотрел. Десять секунд? Больше? Они даже не заметили меня.
Я не закричал. Не устроил сцену. Не разбил ничего. Не дал им удовольствия увидеть, как я сгораю.
Я развернулся и ушёл. Так же тихо, как пришёл.
К тому моменту, как я спустился с последней ступени, решение уже было принято.
Я заблокировал все банковские карты. Поменял замки. Убедился, что она не сможет со мной связаться.
Но потом произошло то, чего никто не ожидал…
Я вышел на улицу, сел в такси, которое всё ещё стояло у дома.
— Аэропорт, — сказал я.
Таксист обернулся через плечо:
— Аэропорт? Но вы же только приехали!
Я не ответил. Просто смотрел в окно, в отражение уличных фонарей, в свои мысли.
Смех. Шёпот. Предательство. Всё это перемешивалось в голове.
— Просто езжайте, — тихо сказал я.
Но в аэропорт я так и не поехал.
Примерно на полпути я изменил направление:
— Заверните в центр. Офис Карла Мэттьюза.
Карл был моим адвокатом и старым знакомым. Когда-то я помогал ему с техникой, теперь пришло время ему отплатить.
Через полчаса я был у него в кабинете. Всё ещё в той же спортивной одежде, в которой выписался из больницы.
— Том? — удивился Карл. — Ты должен был быть в больнице ещё как минимум день.
— Всё изменилось, — ответил я.
Он пригласил меня сесть, я закрыл за собой дверь и спокойно рассказал всё, что увидел.
Я не кричал. Не ругался. Не жаловался.
Я говорил, как будто собирал пазл. Один за другим, фрагменты складывались в картину. Карл слушал, потом спросил:
— Развод?
— Да. Но я хочу большего.
Я достал из сумки папку.
— Вот документы: дом, счета, бизнес. Доверенность, которую Клэр так и не изменила после свадьбы. Она не знает, что я передал активы в траст ещё в прошлом году.
Карл листал бумаги. Его лицо становилось всё серьёзнее.
— Ты уже всё подготовил…
— Всё. Дом. Счета. Компания. Сбережения. Она думала, что имеет доступ ко всему. Но у неё ничего не осталось.
— Она не знает? — спросил он.
— Нет. И к вечеру её карты будут заблокированы. Замки — заменены. Доступа не будет. Ни к чему.
Карл присвистнул:
— Ты начинаешь войну?
Я встал и спокойно ответил:
— Нет. Я уже выигрываю.
Я снял номер в отеле. Уютный, но простой.
Поел. Впервые — с удовольствием. Не из-за еды. А потому что всё было по-настоящему моим. Спокойным. Свободным.
Клэр писала. Звонила. Сначала удивление. Потом — возмущение. Потом — отчаяние. Потом тишина.
Я ничего не ответил.
Через несколько дней я уехал. Подальше от города.
На севере был дом — старый, деревянный, оставшийся от деда.
Вокруг — тишина. Воздух пах лесом. И там никто не обманывал. Там не было предательства.
Я не знал, что будет дальше. Но впервые за долгое время — мне не было страшно.
Иногда, чтобы по-настоящему начать жить, нужно потерять всё.
И выбрать себя