— Света, открой дверь, я знаю, что ты дома! — голос свекрови прорезал утреннюю тишину квартиры, как сирена скорой помощи.
Светлана Михайловна застыла с чашкой кофе в руках. Часы на кухне показывали половину восьмого утра. В субботу. Она медленно поставила чашку на стол и прислушалась. За дверью раздавалось нетерпеливое шуршание — Валентина Петровна, её свекровь, явно рылась в сумке в поисках чего-то.
Потом раздался звук, от которого у Светланы похолодело внутри — скрежет ключа в замочной скважине. Откуда у неё ключи? Светлана вскочила и бросилась в коридор как раз в тот момент, когда дверь начала открываться.
— Валентина Петровна? — её голос прозвучал выше обычного. — Что вы здесь делаете?
Свекровь вошла в квартиру с видом полноправной хозяйки. За ней в дверном проёме маячили два крупных чемодана и несколько коробок. Валентина Петровна была одета в своё лучшее пальто, причёска была свежей, будто она только что из парикмахерской. На её лице играла торжествующая улыбка.

— Что значит, что я делаю? Я приехала жить к вам. Павлик же тебе сказал, что я сегодня переезжаю.
Светлана почувствовала, как земля уходит из-под ног. Павел, её муж, ничего ей не говорил. Вообще ничего.
— Павел мне ничего не говорил, — она старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — И вообще, откуда у вас ключи от нашей квартиры?
Валентина Петровна закатила глаза, будто Светлана спрашивала очевидные вещи.
— Павлик дал. Месяц назад. Сказал, чтобы я потихоньку готовилась к переезду. Он хотел тебя подготовить постепенно, но я решила — зачем тянуть? Я же мать, мне не нужно спрашивать разрешения, чтобы жить с сыном.
Она прошла мимо ошарашенной Светланы и направилась прямиком в гостиную, оценивающе оглядываясь по сторонам.
— Так, диван придётся передвинуть. И этот журнальный столик совсем не к месту. Я привезла свой любимый торшер, он будет смотреться гораздо лучше в этом углу.
Светлана стояла в коридоре, пытаясь осмыслить происходящее. Её свекровь, женщина, с которой она виделась раз в месяц на семейных обедах и каждый раз расходилась с головной болью от её бесконечных поучений, собиралась жить с ними. В их двухкомнатной квартире. И Павел знал об этом месяц. Целый месяц он водил её за нос, делая вид, что всё в порядке.
Она достала телефон и набрала номер мужа. Гудки показались ей бесконечными.
— Алло, Светик, привет, — голос Павла был неестественно бодрым. — Как дела?
— Твоя мать здесь. С чемоданами. Говорит, что переезжает к нам жить.
На том конце повисла тишина. Потом послышался нервный смешок.
— Ну да, я хотел тебе сказать… Просто не нашёл подходящего момента. Ты же знаешь, маме тяжело одной, она продала свою квартиру…
— Что? — Светлана не верила своим ушам. — Она продала квартиру? Когда?
— Две недели назад. Покупатели уже заехали. Ей некуда идти, Свет. Она же моя мать.
Светлана почувствовала, как её трясёт от ярости. Две недели назад. Две недели он знал, что его мать продала квартиру и собирается жить с ними, и молчал. Они вместе ужинали, смотрели фильмы, обсуждали планы на отпуск — и всё это время он скрывал от неё такую бомбу.
— Ты сейчас же приезжаешь домой, — её голос был ледяным. — Немедленно.
— Свет, я на работе, у меня совещание через полчаса…
— Павел, если ты не будешь здесь через двадцать минут, я выставлю вещи твоей матери на лестничную площадку и вызову слесаря, чтобы сменить замки. Выбирай.
Она отключилась, не дожидаясь ответа. Валентина Петровна уже хозяйничала на кухне, переставляя её специи и приправы.
— Светочка, у тебя такой беспорядок в шкафчиках! Как ты вообще готовишь? Я всё переставлю по-человечески. И эти твои травки-муравки можно выбросить, я привезла нормальные приправы.
— Не трогайте мои вещи, — Светлана старалась сохранять спокойствие. — Павел сейчас приедет, и мы всё обсудим.
Валентина Петровна обернулась к ней с насмешливой улыбкой.
— Обсудим что? Я уже здесь. И никуда не уйду. Это квартира моего сына, между прочим. Он вложил в неё свои деньги.
— Десять процентов, — тихо сказала Светлана. — Он оплатил десять процентов от стоимости. Остальное — мои сбережения и ипотека, которую я выплачиваю.
— Неважно, сколько процентов! — отмахнулась свекровь. — Семья — это не бухгалтерия. А я — часть этой семьи. Главная часть, между прочим. Я мать Павлика, бабушка ваших будущих детей.
При упоминании детей Светлана вздрогнула. Они с Павлом планировали ребёнка, но она не могла представить, как будет растить его под неусыпным контролем свекрови. Валентина Петровна продолжала вещать, раскладывая свои вещи по полкам.
— Кстати, о детях. Вам пора уже, три года женаты. Я в твоём возрасте уже второго родила. А ты всё карьерой занимаешься. Ничего, теперь я здесь, помогу вам. И с ребёнком посижу, когда появится.
Входная дверь хлопнула. Павел влетел в квартиру запыхавшийся, с красным лицом. Он явно бежал от метро. Его взгляд метался между женой и матерью, как у загнанного зверя.
— Свет, мам, давайте спокойно поговорим…
— О чём говорить? — Светлана скрестила руки на груди. — О том, что ты месяц врал мне? Или о том, что твоя мать продала квартиру, не поставив меня в известность, что собирается жить с нами?
Павел опустил глаза. Он выглядел как нашкодивший мальчишка, а не как тридцатидвухлетний мужчина.
— Я не врал… я просто не говорил. Искал подходящий момент.
— Подходящий момент? Для того чтобы сказать, что к нам переезжает твоя мать? Может, ты ждал, когда она уже будет спать в нашей постели?
— Света, не драматизируй, — вмешалась Валентина Петровна. — Я буду спать в гостиной. Мы купим раскладной диван, и всё будет прекрасно.
— Нет, — отрезала Светлана. — Ничего не будет. Вы не будете здесь жить.
Валентина Петровна театрально всплеснула руками.
— Ты хочешь выгнать мать родную на улицу? Павлик, ты это слышишь? Твоя жена хочет, чтобы я ночевала под мостом!
— Мам, никто не говорит про мост… — начал было Павел, но Светлана его перебила.
— У вас есть деньги от продажи квартиры. Снимите себе жильё. Или купите студию. Вариантов масса.
— Эти деньги — на старость! — возмутилась свекровь. — Я не собираюсь их тратить на съёмное жильё, когда у моего сына есть квартира. Павлик, скажи ей!
Павел молчал, переводя взгляд с одной женщины на другую. Светлана видела, как он мучительно пытается найти компромисс, который устроит всех. Но такого компромисса не существовало.
— Павел, — её голос стал жёстким. — Выбирай. Или твоя мать уезжает отсюда сегодня же, или уезжаю я. Навсегда.
— Света, ты же не серьёзно…
— Абсолютно серьёзно. Ты месяц обманывал меня. Ты позволил своей матери продать квартиру, зная, что я против её переезда к нам. Ты дал ей ключи от нашего дома без моего ведома. Это предательство, Павел.
Валентина Петровна фыркнула.
— Предательство! Тоже мне, королева драмы. Павлик просто заботится о матери, как любой нормальный сын.
— Нормальный сын обсудил бы это с женой, — парировала Светлана. — Нормальный сын не стал бы за её спиной устраивать переезд матери.
Она прошла в спальню и достала из шкафа чемодан. Павел бросился за ней.
— Света, постой, не надо! Давай поговорим!
— О чём? — она начала складывать вещи. — Ты уже всё решил за меня. Твоя мать важнее. Что ж, живите вдвоём.
— Я не говорил, что она важнее! Просто… это моя мама. Я не могу её бросить.
— А меня можешь? — Светлана остановилась и посмотрела ему в глаза. — Ты месяц выбирал её, скрывая от меня правду. Ты уже сделал выбор, Павел.
В дверях появилась Валентина Петровна.
— Павлик, оставь её. Пусть уходит, если хочет. Найдёшь себе нормальную жену, которая будет уважать семью.
Это была последняя капля. Светлана захлопнула чемодан и направилась к выходу. Павел пытался её удержать, хватая за руку. — Света, пожалуйста! Я люблю тебя! Мы что-нибудь придумаем!
— Что именно? — она остановилась. — Твоя мать уже продала квартиру. Она уже здесь со своими чемоданами. Что ты придумаешь?
Павел растерянно молчал. Он не думал так далеко. Он надеялся, что как-нибудь всё само собой устроится, что Светлана смирится, привыкнет. Он не ожидал такого решительного отпора.
— Я поживу у подруги, — сказала Светлана. — У тебя есть неделя, чтобы решить эту проблему. Если через неделю твоя мать всё ещё будет здесь, я подам на развод.
Она вышла из квартиры, оставив мужа стоять в коридоре с побледневшим лицом. Валентина Петровна тут же начала его утешать.
— Не переживай, сынок. Она одумается. Куда ей деваться? Погуляет пару дней и вернётся. А мы пока тут наведём порядок. Я тебе такие котлетки приготовлю, как ты любишь!
Павел не ответил. Он смотрел на закрытую дверь и понимал, что его жена не блефует. Светлана никогда не бросала слов на ветер.
Следующие дни прошли для него как в тумане. Мать обустраивалась в квартире, переставляла мебель, развешивала свои занавески, готовила его любимые с детства блюда. Она была счастлива и не замечала, что сын едва притрагивается к еде, что он не спит ночами, что постоянно смотрит на телефон, надеясь на сообщение от жены.
Светлана не писала. Она не отвечала на его звонки и сообщения. На работе, где они иногда пересекались — она работала в соседнем отделе — она проходила мимо, будто он был невидимкой.
На четвёртый день Павел не выдержал.
— Мам, нам нужно поговорить.
Валентина Петровна подняла глаза от телевизора. Она уже полностью освоилась, сидела на диване в халате, как будто жила здесь годами.
— О чём, сынок?
— О твоём переезде. Это была ошибка. Света не вернётся, пока ты здесь.
— Ну и пусть не возвращается! — фыркнула мать. — Нашёл из-за кого переживать. Она тебя не ценит, не уважает. Какая жена бросает мужа из-за того, что к нему переехала мать?
— Мам, я люблю Свету. Я хочу сохранить семью.
— Семья — это я! — повысила голос Валентина Петровна. — Я тебя родила, вырастила, всю жизнь тебе посвятила! А она что? Три года прожили, и то без детей. Это не семья, это так, сожительство.
— Мы расписаны, мам.
— Бумажка! Развод — и нет ничего. А я всегда буду твоей матерью.
Павел понял, что разговор бесполезен. Его мать не собиралась уезжать. В её мире она была права, а все остальные должны были подстраиваться под её правоту.
На пятый день к нему в офис пришёл курьер и вручил конверт. Внутри было заявление о разводе и короткая записка: «У тебя осталось два дня».
Павел смотрел на документы и чувствовал, как земля уходит из-под ног. Это было реально. Света действительно готова развестись. Она не шутила, не пугала, не манипулировала. Она просто ставила его перед фактом: или мать, или жена.
Вечером он вернулся домой решительно настроенным. Валентина Петровна накрывала на стол — она приготовила праздничный ужин.
— Сынок, садись! Я пирог испекла, твой любимый, с капустой!
— Мам, садись. Нам нужно серьёзно поговорить.
Она нехотя села, всем своим видом показывая, что разговор ей неприятен.
— Мам, ты должна съехать. Завтра же начинай искать квартиру.
Валентина Петровна побагровела.
— Ты гонишь родную мать из-за этой… этой неблагодарной особы?
— Не смей так говорить о моей жене!
— Какая она тебе жена? Она тебя бросила! Сбежала при первой же трудности!
— Трудности? Мам, я обманывал её месяц! Я предал её доверие! Она имеет полное право злиться!
— Ты защищал свою мать! Это благородно!
— Это подло! — Павел повысил голос. — Я был трусом! Боялся и тебе сказать правду, и ей! И вот результат — я теряю жену!
— Не теряешь, а избавляешься от обузы! Найдёшь лучше!
— Мам, я не хочу никого искать! Я люблю Свету! Неужели ты не понимаешь?
Валентина Петровна встала из-за стола.
— Понимаю. Ты выбираешь чужого человека, а не родную мать. Что ж, я не буду стоять между вами. Но помни — когда она тебя бросит, а она бросит, такие все бросают, не приходи ко мне плакаться.
— Мам…
— Всё, разговор окончен. Завтра с утра съеду. Но это последний раз, когда ты меня видишь. Ты для меня больше не сын.
Она ушла в гостиную, громко хлопнув дверью. Павел остался сидеть за накрытым столом, чувствуя себя самым несчастным человеком на свете. Что бы он ни выбрал, он терял.
На следующее утро Валентина Петровна собрала вещи. Она не разговаривала с сыном, не смотрела на него. Вызвала такси, погрузила чемоданы и уехала, не попрощавшись. Павел стоял у окна и смотрел, как машина с его матерью исчезает за поворотом.
Потом он взял телефон и набрал номер Светы. Она ответила после долгих гудков.
— Она уехала, — сказал он без предисловий. — Мама съехала. Навсегда, наверное. Она сказала, что я ей больше не сын.
На том конце была тишина. Потом Светлана тихо спросила:
— Почему ты мне не сказал? Почему скрывал?
— Боялся. Знал, что ты будешь против. Надеялся, что как-то само решится. Что ты привыкнешь, примешь… Я был идиотом, Света. Полным идиотом.
— Да, был.
— Ты вернёшься?
Снова тишина. Долгая, мучительная.
— Не знаю, Павел. Ты предал моё доверие. Ты месяц врал мне, смотрел в глаза и врал. Как мне теперь тебе верить?
— Света, я больше никогда… Я клянусь…
— Клятвы — это слова. Мне нужно время подумать.
— Сколько?
— Не знаю. Может, неделю. Может, месяц. Я должна понять, смогу ли я снова тебе доверять.
— Я буду ждать. Сколько нужно.
Светлана отключилась. Павел остался стоять в пустой квартире, где всё ещё пахло материнскими пирогами. Он не знал, вернётся ли жена. Не знал, простит ли его мать. Он знал только одно — своей трусостью и ложью он разрушил обе самые важные связи в своей жизни.
Прошла неделя. Потом вторая. Светлана не возвращалась и не звонила. Мать тоже молчала. Павел жил как во сне, механически ходил на работу, механически ел, механически ложился спать в пустой постели.
На третью неделю раздался звонок в дверь. Он бросился открывать, надеясь увидеть Свету. Но на пороге стояла его мать. Она выглядела постаревшей, усталой.
— Мам?
— Можно войти?
Он отступил, пропуская её. Она прошла в гостиную, села на диван.
— Я сняла квартиру, — сказала она. — Недалеко отсюда. Однокомнатную, но мне хватит.
— Мам, я…
— Послушай меня, Павлик. Я много думала эти недели. Я была неправа. Не должна была так поступать. Ты взрослый человек, у тебя своя семья. Я не имела права вмешиваться.
Павел не верил своим ушам. Его мать, которая никогда не признавала своих ошибок, извинялась.
— Позвони своей жене, — продолжила Валентина Петровна. — Попроси прощения. И если она согласится вернуться, я буду приходить к вам только по приглашению. Обещаю.
— Мам, она не отвечает на звонки.
— Тогда поезжай к ней. Стой под окнами. Пиши письма. Борись за свою семью, сынок. Не повторяй моих ошибок. Я всю жизнь считала, что всё знаю лучше всех. И в результате осталась одна. Не будь как я.
Она встала и направилась к двери. У порога обернулась.
— Я люблю тебя, сынок. И буду любить всегда, что бы ни случилось. Но теперь я буду любить тебя на расстоянии. Так будет правильнее.
Когда за матерью закрылась дверь, Павел долго стоял в коридоре. Потом взял куртку и вышел из дома. Он не знал, где сейчас Светлана, но он будет искать. И когда найдёт, будет просить прощения столько, сколько потребуется.
Светлана сидела в кафе со своей подругой Мариной, когда увидела его через окно. Павел стоял на улице под дождём, без зонта, держа в руках какой-то плакат. На плакате большими буквами было написано: «Света, прости дурака».
— О боже, — выдохнула Марина. — Это же твой муж! Он что, спятил?
Светлана смотрела на промокшего Павла, который упрямо стоял под дождём с этим нелепым плакатом, и чувствовала, как внутри что-то тает. Не прощение ещё, но начало пути к нему.
Она вышла из кафе. Павел увидел её и опустил плакат.
— Света…
— Ты промок.
— Неважно. Света, прости меня. Я был трусом и идиотом. Я предал тебя. Но я люблю тебя. И буду бороться за нас, сколько потребуется.
— А твоя мать?
— Она сняла квартиру. Извинилась. Сказала, что была неправа.
Светлана удивлённо подняла брови. Этого она не ожидала.
— Пойдём, — сказала она. — Нужно поговорить. И тебе нужно переодеться, пока не заболел.
Они пошли к ней домой — к их дому. Светлана дала ему полотенце, заварила чай. Они сели на кухне друг напротив друга.
— Павел, я не знаю, смогу ли снова тебе доверять.
— Я понимаю. Но я готов доказывать. Каждый день.
— Больше никаких секретов. Никаких решений за моей спиной.
— Обещаю.
— И твоя мать…
— Будет приходить только по приглашению. Она сама так сказала.
Светлана кивнула. Это был не счастливый конец, это было начало долгого пути восстановления доверия. Но это был шанс. И они оба были готовы за него бороться.