Геннадий вошёл в кухню, стряхивая с плеч мокрый снег. В руках у него была папка с документами, которую он небрежно бросил на стол рядом с моей чашкой чая.
— Всё, оформил машину на себя, — сказал он, даже не глядя в мою сторону. Расстегнул куртку, повесил на спинку стула.
Я замерла с ложкой в руке. Сахар так и не растворился в чае — крупинки плавали на поверхности, как мои мысли, которые никак не могли собраться в кучу.
— Что значит… на себя? — тихо спросила я.
Геннадий усмехнулся, доставая из холодильника банку пива:
— А зачем тебе машина, если я езжу на ней каждый день? Логично же. Ты вон сколько лет за рулём не сидела.
Логично. Тридцать пять лет замужества, а я всё ещё удивляюсь его логике. Машину мы покупали вместе три года назад. Я помню, как долго выбирали цвет — я хотела серебристый, он настаивал на чёрном. Взяли чёрный. Как всегда.
— Но я же… я на работу езжу, — попыталась возразить я. — В магазин, к маме…
— Ну и что? — Геннадий открыл пиво, пена зашипела. — Машина одна, семья одна. Какая разница, на кого оформлена? Документы проще вести, когда всё на одного человека.
Я смотрела на папку. Странно, как обычные бумаги могут вдруг стать такими важными. Внутри что-то сжалось — не от обиды, а от… непонимания. Будто я тридцать пять лет жила в одном мире, а сейчас оказалось, что существует другой, где у меня вообще ничего нет.
— Геннадий, но ведь деньги на машину мы откладывали вместе…
— Светка, — он махнул рукой, — не заводись по пустякам. Что за детский сад? Твоё, моё… Мы же семья.
Семья. Это слово раньше звучало тепло. А сейчас почему-то холодно.
Утро без ключей
Проспала. Опять проспала, хотя будильник ставила на полчаса раньше. Геннадий уже ушёл — только запах его одеколона витал в прихожей да пустая кофейная чашка на столе.
Быстро собралась, схватила сумку, подошла к крючку в коридоре. Ключи от машины всегда висели здесь, рядом с моими от квартиры. Нет ключей.
— Странно, — пробормотала я, роясь в сумке. Может, вчера забыла повесить?
Обыскала всю прихожую, заглянула на кухню. Время поджимает — через полчаса важное совещание, а до работы пешком идти минут сорок.
Набрала Геннадию:
— Гена, ты не видел ключи от машины?
— А, ключи, — в трубке послышался шум улицы. — Я их взял. Мне сегодня на другой конец города нужно.
— Как взял? — не поняла я. — А я как на работу попаду?
— На автобусе доедешь. Или на такси. Один день не жалко денег потратить.
— Но Гена…
— Слушай, Светка, машина теперь моя, документы на меня оформлены. Мне она сегодня нужнее. Всё, я в пробке стою, потом поговорим.
Гудки. Короткие, безжалостные гудки.
Я стояла в прихожей с телефоном в руке и чувствовала, как по спине ползёт холодок. Не от того, что опоздаю на работу. От того, как легко он сказал «машина теперь моя». Будто я не существую.
Вызвала такси. Двести рублей только до офиса. А ведь на бензин мы тратили в месяц куда меньше.
В машине таксист пытался разговаривать, но я отвечала односложно. Думала об этих словах: «машина теперь моя». Когда наша машина стала его машиной? И что ещё в нашей жизни незаметно стало принадлежать только ему?
Кухонные откровения
— Лена, а скажи мне как юрист, — я ставила чашку с чаем на стол у подруги, — может ли муж вот так просто переоформить машину на себя?
Лена подняла брови. Мы дружили ещё со школы, но теперь виделись редко — у неё своя адвокатская контора, загруженность бешеная.
— Смотря какую машину. Если совместно нажитое имущество, то не имеет права без твоего согласия.
— А что значит совместно нажитое?
— Света, ты серьёзно не знаешь? — Лена отложила ложку. — Всё, что приобретается в браке на общие средства, считается совместной собственностью. Даже если оформлено на одного из супругов.
У меня внутри что-то екнуло:
— То есть… даже если документы на Гену переписаны?
— Переписаны — это одно, а право собственности — совсем другое. Расскажи толком, что случилось.
Я рассказала. Про вечер с документами, про утро без ключей, про фразу «машина теперь моя». Лена слушала, иногда кивала, лицо становилось всё серьёзнее.
— Слушай, — сказала она наконец, — а он часто так поступает? Решения за вас обоих принимает?
Задумалась. Квартиру покупали — Геннадий выбирал район. Дачу строили — он планировку утверждал. Даже обои в спальне…
— Света, милая, ты понимаешь, что живёшь в браке, где у тебя нет голоса?
— Как это нет голоса? Мы всё решаем вместе…
— Вместе — это когда спрашивают твоё мнение. А не когда ставят перед фактом.
Лена встала, подошла к книжной полке, достала толстую папку:
— Вот, смотри. Дело вела полгода назад. Жена тридцать лет не работала, муж на всё имел единоличное право. А когда развелись, оказалось — половина всего нажитого принадлежит ей по закону.
Находка в бардачке
Геннадий оставил машину у подъезда — сказал, что пешком дойдёт до автобуса, ему ближе. Я вышла выбросить мусор и увидела, что в салоне горит свет. Наверное, дверь плохо захлопнулась.
Подошла, открыла дверцу. И правда — замок не защёлкнулся до конца. Потянулась выключить свет и случайно задела бардачок. Он открылся, и на пол высыпались какие-то бумаги.
Собирая их, увидела знакомый бланк. Доверенность. На управление автомобилем. Только не на моё имя.
«Доверяю Романовой Марине Викторовне управление транспортным средством…» Дальше номер нашей машины, который я знала наизусть.
Марина Викторовна. Кто такая Марина Викторовна?
Руки дрожали, когда я переворачивала лист. Дата — позавчерашняя. Подпись Геннадия — размашистая, знакомая.
Романова Марина Викторовна, 1978 года рождения. Моложе меня на десять лет.
Я сидела в машине и смотрела на этот лист. Странно, как обычная бумага может перевернуть всю жизнь. Не сам факт измены — после тридцати пяти лет брака уже не удивишься. А то, как легко он отдал право на управление нашей машиной совершенно чужому человеку.
Мне — жене, которая каждый день ездила на работу, — сказал «зачем тебе машина». А этой Марине Викторовне выписал доверенность.
Села за руль. Завела двигатель. Поехала домой, а в голове крутилась одна мысль: значит, машина всё-таки нужна женщинам. Просто не всем женщинам. Не мне.
Вечерний разговор
Геннадий пришёл поздно. Я сидела на кухне, перед собой разложила доверенность.
— Что это? — спросила я, когда он появился в дверях.
Он глянул на бумагу, лицо даже не дрогнуло:
— Доверенность. Видишь же.
— На чужое имя. На управление нашей машиной.
— Не нашей, а моей, — поправил он, снимая ботинки. — Документы же переоформлены.
— Геннадий, кто такая Марина Викторовна?
Он пожал плечами:
— Сотрудница. Иногда в командировки ездит на служебных делах.
— На нашей машине?
— На моей машине, — снова поправил. — Светка, ну что ты как ребёнок? Взрослые люди, рабочие вопросы решаем. Тебе какое дело?
— Мне какое дело? — я встала. — Мне, которой ты говоришь, что машина не нужна?
— Не нужна и не нужна. Вон сколько лет без неё обходилась.
— А ей нужна?
— Ей — по работе. Понимаешь разницу?
Вот так просто. По работе — значит, нужна. Мне на работу ездить — не нужна. Логика Геннадия во всей красе.
— А если я тоже скажу, что мне машина по работе нужна?
— Светка, — он махнул рукой, — ты на одном месте тридцать лет работаешь. Какие командировки?
Тридцать лет на одном месте. Он это говорит так, будто это что-то плохое. Будто стабильность — порок.
— Я развожусь с тобой, — сказала я тихо.
Геннадий остановился на полпути к холодильнику:
— Из-за какой-то доверенности? Света, ты совсем…
— Не из-за доверенности. Из-за того, что ты считаешь меня никем.
В зале суда
Костюм купила новый — тёмно-синий, строгий. Лена сказала, что внешний вид в суде важен. Нужно выглядеть серьёзно, ответственно.
— Истец Макарова Светлана Петровна, — зачитывал секретарь, — просит признать автомобиль совместно нажитым имуществом и определить доли.
Геннадий сидел через проход, не смотрел в мою сторону. Рядом с ним — молодой адвокат, который всё время что-то шептал ему на ухо.
— Ваша честь, — встала я, когда судья дал мне слово, — машина приобретена в период брака на общие семейные средства. У меня есть документы, подтверждающие, что деньги снимались с нашего общего счёта.
Разложила перед собой бумаги. Лена помогала их собирать — выписки из банка, справки о доходах, даже чеки нашла из автосалона.
— Кроме того, — продолжила я, — ответчик выдал доверенность на управление этим автомобилем третьему лицу, что подтверждает факт использования машины не только им лично.
Адвокат Геннадия попытался возразить, но судья внимательно изучала документы. Я видела, как она сравнивает даты, суммы, подписи.
— Решение суда, — произнесла она наконец. — Автомобиль признаётся совместно нажитым имуществом супругов. Доли определяются равными — по одной второй каждому из супругов.
Геннадий резко встал, что-то сказал своему адвокату. Но я уже не слушала. Впервые за много лет почувствовала: у меня есть права. И я могу их защитить.
Новые ключи
Продала свою долю в той машине Геннадию. Деньги получила немаленькие — хватило на подержанную, но надёжную машину для себя.
Серебристую. Такую, какую хотела три года назад.
Еду по знакомой дороге на дачу, а в голове лёгкость какая-то необыкновенная. Будто тяжёлый рюкзак с плеч сняла.
По радио играет песня, которую Геннадий терпеть не мог. Я прибавляю громкость.
Останавливаюсь у светофора, смотрю в зеркало заднего вида. Обычное лицо, обычная женщина. Только глаза другие — живые.
Светофор зеленеет. Еду дальше, куда хочу. Впервые за тридцать пять лет — просто куда хочу.
Машина слушается руля легко, отзывчиво. Как будто понимает: теперь мы команда. Теперь решения принимаю я.
Включаю поворотник направо — к морю. До моря триста километров, но времени много. Целая жизнь впереди.
Своя жизнь. Со своими ключами.
Обсуждают прямо сейчас