Нотариус положил документы на стол, и в кабинете повисла тишина, которую можно было резать ножом.
Я смотрела на бумаги и не верила своим глазам. Квартира, которую мне оставила в наследство моя родная бабушка, квартира, где я выросла и провела самые счастливые годы детства, теперь принадлежала не только мне. Половина досталась моему мужу Максиму.
Но самое страшное было не это. Рядом со мной сидела моя свекровь, Галина Петровна, и на её лице играла довольная улыбка. Такая знакомая, такая фальшивая улыбка, от которой у меня всегда мурашки по коже.
— Ну что, Катенька, — произнесла свекровь своим сладким голосом, — теперь мы все одна большая семья. И квартирка твоей бабушки теперь наша общая. Правда, Максимушка?
Мой муж сидел между нами и молчал. Он даже не поднимал глаз от пола.
— Подождите, — я повернулась к нотариусу. — Это какая-то ошибка. Бабушка оставила квартиру мне. Только мне. Я точно знаю, она мне об этом говорила за неделю до…
— Никакой ошибки нет, — перебил меня нотариус. — Завещание составлено правильно. Ваша бабушка указала, что квартира переходит вам и вашему супругу в равных долях. Вот её подпись, вот дата. Всё законно.
Я посмотрела на дату. Завещание было изменено всего месяц назад. Когда бабушка уже лежала в больнице. Когда я почти не отходила от неё. Почти…
Кроме тех дней, когда свекровь настояла, чтобы Максим навестил мою бабушку. Она тогда сказала, что это правильно, что он тоже должен попрощаться. Я была так растрогана, думала, что Галина Петровна наконец-то проявляет человечность.
Какая же я была дура.
— Максим, — я повернулась к мужу. — Ты знал об этом?
Он поднял на меня глаза, и в них я увидела вину. Страшную, разъедающую вину.
— Катя, я…
— Он ничего не знал, — быстро вмешалась свекровь. — Твоя бабушка сама так решила. Она хотела, чтобы у вас с Максимом было общее имущество. Чтобы ваш брак был крепче. Разве это плохо?
Я смотрела на неё и чувствовала, как внутри поднимается волна гнева. Три года. Три года я терпела её выходки. Три года она пыталась контролировать каждый наш шаг. И вот теперь это.
Мы вышли из нотариальной конторы, и я сразу же остановилась.
— Максим, нам нужно поговорить. Наедине.
— Ой, да о чём тут говорить? — засуетилась Галина Петровна. — Пойдёмте ко мне, я обед приготовила. Отметим, так сказать…
— Нет, — отрезала я. — Максим, пойдём.
Я развернулась и пошла к машине. Муж замешкался, посмотрел на мать, потом на меня, и всё-таки пошёл следом.
— Максимушка! — крикнула ему вслед свекровь. — Ты же помнишь, о чём мы говорили?
Он не ответил.
В машине мы ехали молча. Я сжимала руль так сильно, что костяшки пальцев побелели. Максим сидел рядом и смотрел в окно.
— Как ты мог? — наконец не выдержала я. — Как ты мог пойти к моей умирающей бабушке и заставить её переписать завещание?
— Я не заставлял, — тихо ответил он. — Мама сказала, что так будет лучше. Что если квартира будет только твоя, ты можешь в любой момент меня выгнать. А так у нас будет общее имущество, и наш брак будет крепче.
— Наш брак? — я чуть не задохнулась от возмущения. — Да какой брак, Максим? Ты живёшь не со мной, а со своей мамочкой! Она решает, что нам есть, куда идти, как жить! А теперь ещё и квартиру мою прибрала к рукам!
— Это не так…
— Не так? А как? Скажи мне, когда ты в последний раз принимал решение без её одобрения? Когда ты в последний раз встал на мою сторону?
Он молчал. И это молчание было красноречивее любых слов.
Мы приехали домой. В нашу съёмную квартиру, за которую платила я. Потому что Максим все свои деньги отдавал матери. На её нужды. На её прихоти.
Я села на диван и закрыла лицо руками. Всё, о чём я мечтала, рушилось на глазах. Квартира бабушки была моим запасным аэродромом. Местом, куда я могла вернуться, если что-то пойдёт не так. И вот теперь даже это у меня отняли.
Телефон зазвонил. Конечно же, это была свекровь.
— Катенька, — защебетала она в трубку. — Я тут подумала, раз уж квартира теперь наполовину Максима, то будет справедливо, если я туда перееду. В конце концов, я его мать, имею право жить с сыном. А вы можете остаться в своей съёмной, или тоже переехать, как хотите.
Я нажала отбой и посмотрела на мужа.
— Она хочет переехать в бабушкину квартиру.
— Я знаю, — он опустил голову. — Она мне уже говорила.
— И что ты ей ответил?
— Я… я сказал, что подумаю.
Я встала с дивана. Внутри меня что-то оборвалось. Что-то важное, что держало меня все эти три года рядом с этим человеком.
— Знаешь что, Максим? Думай. Думай сколько хочешь. А я пока съезжу к своей подруге. Мне нужно время.
Я собрала сумку с самым необходимым и вышла из квартиры. Он даже не попытался меня остановить.
Подруга Лена жила в соседнем районе. Она открыла дверь, увидела моё лицо и сразу всё поняла.
— Опять свекровь?
Я кивнула и прошла в квартиру.
— Рассказывай, — Лена налила мне чаю и села напротив.
Я рассказала всё. Про завещание, про квартиру, про то, как Галина Петровна теперь хочет там жить.
— Погоди, — Лена нахмурилась. — Но ведь бабушка была в здравом уме, когда меняла завещание?
— В том-то и дело, что не совсем. Она была на лекарствах, часто путалась. Врачи говорили, что это от препаратов, но… — Так может, можно оспорить? Если доказать, что она была не в состоянии принимать такие решения?
Я задумалась. Об этом я не подумала.
— Нужно найти хорошего юриста, — продолжала Лена. — И собрать все медицинские документы. Справки, выписки, заключения врачей. Если докажешь, что бабушка не могла адекватно оценивать свои действия, завещание признают недействительным.
Надежда, маленькая искорка надежды зажглась во мне.
На следующий день я пошла к юристу. Пожилой мужчина внимательно выслушал меня, изучил документы и кивнул.
— Дело непростое, но шансы есть. Нужно собрать доказательства. Медицинские документы, показания свидетелей. Кто-нибудь видел, как ваш муж и свекровь приходили к бабушке в больницу?
— Медсестры видели. И соседка по палате.
— Отлично. Нужно взять у них показания. И ещё, если удастся доказать, что на вашу бабушку оказывалось давление…
Я вспомнила, как за неделю до изменения завещания свекровь вдруг стала очень заботливой. Приносила бабушке еду, цветы, сидела с ней часами. Я тогда радовалась, думала, что Галина Петровна наконец-то приняла меня в семью.
Следующие две недели я собирала документы. Ездила в больницу, разговаривала с врачами и медсёстрами. Соседка бабушки по палате, Анна Ивановна, рассказала интересные вещи.
— Твоя свекровь, деточка, такие речи твоей бабушке толкала. Всё говорила, что ты молодая, можешь мужа бросить, а если квартира будет пополам, то брак крепче будет. И что это для твоего же блага. Бабушка твоя сначала сопротивлялась, но потом… Она ведь на лекарствах сильных была, часто засыпала прямо во время разговора.
— А нотариуса вы видели?
— Видела. Твоя свекровь его привела. Прямо в палату. Бабушка подписала какие-то бумаги и снова уснула.
Это было то, что мне нужно.
Я вернулась к юристу, и он сказал, что можем подавать в суд.
Дома меня ждал Максим. Он сидел на кухне, небритый, с красными глазами.
— Катя, нам нужно поговорить.
— О чём? О том, как твоя мать будет распоряжаться квартирой моей бабушки?
— Нет. О том, что я идиот. Полный, законченный идиот.
Я села напротив него.
— Продолжай.
— Мама позвонила мне вчера. Сказала, что уже договорилась с риэлтором. Хочет продать квартиру и купить две однокомнатные. Одну мне, одну себе. Сказала, что так будет лучше для всех.
Я почувствовала, как кровь отливает от лица.
— Она не может этого сделать без твоего согласия.
— Может, если я подпишу доверенность. Она уже и её подготовила.
— И ты подпишешь?
Он поднял на меня глаза.
— Нет. Я не подпишу. Катя, я понял, что натворил. Понял, что позволил матери разрушить нашу жизнь. Но я хочу всё исправить.
— Исправить? — я горько усмехнулась. — И как же ты это сделаешь?
— Я поговорю с мамой. Скажу, что квартира остаётся за нами. Что она не имеет права там жить и уж тем более продавать.
— А она послушает?
— Придётся. Это моя жизнь, и я больше не позволю ей ею управлять.
Я смотрела на него и не знала, верить или нет. Слишком много раз он обещал встать на мою сторону и не сдерживал обещания.
— Максим, я подаю в суд. Буду оспаривать завещание.
Он кивнул.
— Я понимаю. И я тебя поддержу. Расскажу в суде, как всё было.
— Твоя мать тебе этого не простит.
— Знаю. Но я больше не могу так жить. Не могу выбирать между женой и матерью. Это неправильно.
В дверь позвонили. Мы переглянулись. На пороге стояла Галина Петровна с огромной сумкой.
— Я решила у вас пожить несколько дней, — заявила она, проходя в квартиру. — Пока с квартирой не разберёмся. Максимушка, помоги с сумкой.
— Мама, — Максим встал ей на пути. — Ты не можешь здесь жить. Это наша с Катей квартира.
— Как это не могу? — свекровь округлила глаза. — Я твоя мать! Я имею право…
— Нет, не имеешь. Мама, хватит. Я больше не позволю тебе вмешиваться в нашу жизнь.
Галина Петровна побледнела.
— Это она тебя настроила! — она ткнула в меня пальцем. — Эта… эта…
— Не смей оскорблять мою жену!
Я не верила своим ушам. Максим защищает меня? Впервые за три года?
— Ах так! — свекровь покраснела от гнева. — Ну что ж, посмотрим, как вы без меня проживёте! И квартиру бабушкину не видать вам! Я найду способ!
Она развернулась и вышла, хлопнув дверью.
Мы остались вдвоём. Максим сел на диван и закрыл лицо руками.
— Прости меня, Катя. Прости за всё.
Я села рядом.
— Максим, прощения мало. Нужны действия. Реальные действия.
— Я знаю. И я готов. Что мне делать?
— Для начала, рассказать всю правду в суде. Как твоя мать уговорила тебя пойти к бабушке. Как она манипулировала больной женщиной.
— Расскажу. Всё расскажу.
Суд состоялся через месяц. Галина Петровна наняла дорогого адвоката и пыталась доказать, что всё было законно. Но показания медсестёр, соседки по палате и самого Максима сыграли свою роль.
Максим рассказал, как его мать планировала всё заранее. Как говорила, что нужно воспользоваться состоянием бабушки. Как репетировала с ним, что говорить.
Галина Петровна смотрела на сына с такой ненавистью, что мне стало не по себе.
— Предатель! — крикнула она. — Я всю жизнь для тебя… А ты!
— Мама, ты всю жизнь жила для себя. Использовала сначала отца, потом меня. Хватит.
Судья вынес решение в мою пользу. Завещание было признано недействительным, квартира полностью переходила мне.
После суда Галина Петровна подошла к нам.
— Вы пожалеете об этом. Особенно ты, — она посмотрела на Максима. — Ты мне больше не сын.
— Мама…
— Не смей меня так называть! Для тебя я умерла!
Она развернулась и ушла.
Прошло полгода. Мы с Максимом переехали в бабушкину квартиру. Первое время было тяжело. Он скучал по матери, хотя и не признавался в этом. Галина Петровна не отвечала на его звонки, не открывала дверь.
Но постепенно жизнь наладилась. Максим словно проснулся после долгого сна. Начал принимать решения сам, без оглядки на мать. Устроился на новую работу, начал больше времени проводить дома.
Мы заново учились жить вместе. Без постоянного вмешательства свекрови, без её манипуляций и интриг.
Однажды вечером, когда мы сидели на кухне и пили чай, Максим сказал:
— Знаешь, я думаю, что бабушка твоя была мудрой женщиной.
— Почему?
— Она ведь знала, что делает. Может, специально поддалась на уговоры мамы. Чтобы довести ситуацию до предела. Чтобы я наконец прозрел.
Я задумалась. А ведь и правда, бабушка всегда говорила, что Максиму нужен хороший пинок, чтобы он перестал быть маменькиным сынком.
— Может быть, — улыбнулась я. — Может быть.
Телефон Максима зазвонил. Незнакомый номер.
— Алло? — он включил громкую связь.
— Максим? — раздался женский голос. — Это соседка вашей мамы. Она… она в больнице. Сердце.
Мы переглянулись.
— Мы сейчас приедем, — сказал Максим.
В больнице Галина Петровна лежала бледная, с закрытыми глазами. Увидев нас, она отвернулась.
— Мама, — Максим сел рядом с кроватью. — Как ты?
— Что вы здесь делаете? — прохрипела она.
— Мы волнуемся за тебя.
— Не нужно. Я вам никто.
— Мама, прекрати. Ты моя мать, что бы ни случилось.
Галина Петровна посмотрела на него, потом на меня.
— Катя, — она с трудом произнесла моё имя. — Я… я была не права.
Я не ожидала этого.
— Я хотела… хотела как лучше. Для Максима. Думала, если будет квартира, вы не разведётесь. Глупость.
— Галина Петровна…
— Нет, дай сказать. Я всю жизнь держалась за сына. Боялась остаться одна. И в итоге… в итоге так и случилось. По своей вине.
Максим взял её за руку.
— Мама, ты не одна. Мы здесь.
— После всего, что я натворила?
— Семья есть семья, — сказала я. — Да, было тяжело. Да, вы многое сломали. Но мы можем начать заново. Если вы готовы уважать наши границы.
Галина Петровна кивнула, и по её щеке покатилась слеза.
— Я готова. Я много думала эти месяцы. Поняла, что сама всё разрушила. Простите меня.
Это было начало новой главы. Непростой, со своими сложностями, но честной.
Галина Петровна выписалась через неделю. Мы помогли ей с лекарствами, навещали. Постепенно отношения наладились. Она научилась звонить перед визитом, спрашивать разрешения, не вмешиваться в наши решения.
А мы с Максимом научились быть настоящей семьёй. Без манипуляций, без тайн, без предательства.
Квартира бабушки стала нашим домом. Настоящим домом, где мы были хозяевами своей жизни.
Иногда я думаю о том, как всё могло бы сложиться иначе. Если бы я сразу не стала бороться. Если бы Максим не нашёл в себе силы противостоять матери. Если бы Галина Петровна не осознала своих ошибок.
Но жизнь не терпит сослагательного наклонения. Что случилось, то случилось. И может быть, нам всем нужен был этот урок. Чтобы понять, что важно, а что нет. Чтобы научиться отстаивать свои границы. Чтобы стать сильнее.
Я часто вспоминаю бабушку. Её мудрые глаза, её добрую улыбку. И думаю, что она была бы рада видеть, как мы справились. Как прошли через испытание и стали крепче.
В конце концов, семья — это не только кровные узы. Это выбор быть вместе, несмотря ни на что. Это умение прощать и начинать заново. Это уважение и любовь.
И мы это поняли. Все трое. Пусть и таким непростым путём.