Каждую субботу в десять утра Игорь доставал из шкафа свою старую куртку, целовал меня в щёку и говорил:
— Еду к маме. Не жди к обеду.
И я не ждала. Привыкла за эти два года. Сначала даже радовалась — какой заботливый сын, как трепетно относится к памяти матери. Убирает могилку, приводит в порядок её дом, разбирает старые вещи.
Валентина Ивановна умерла неожиданно. Инфаркт прямо на кухне, когда готовила наш любимый борщ. Мы с Игорем тогда только поженились, она так радовалась свадьбе, говорила, что наконец-то дождалась внуков.
После похорон муж замкнулся. Почти не разговаривал, ел через силу. А потом начались эти субботние поездки.
— Мне нужно время, чтобы всё разобрать, — объяснял он. — Дом продавать пока не готов. Там столько воспоминаний.
Я понимала. У самой мама умерла пять лет назад, знаю, как это больно. Поэтому не настаивала, не предлагала поехать вместе. Давала ему пространство для горя.
Но постепенно стала замечать странности. Игорь всегда возвращался в хорошем настроении. Не просто спокойным — именно довольным, даже приподнятым. Приносил продукты, которых не было в мамином доме: дорогие сыры, вино, экзотические фрукты.
— Заехал по дороге в гипермаркет, — отмахивался он на мои вопросы.
А ещё он стал лучше одеваться по субботам. Раньше к маме ездил в чём попало — старые джинсы, поношенная футболка. Теперь выбирал рубашки, брюки поглаженные, даже одеколоном пользовался.
— Хочу выглядеть достойно даже на кладбище, — говорил он. — Мама любила, когда я хорошо одет.
Я списывала всё на особенности переживания горя. Люди по-разному справляются с потерей. Кто-то плачет, кто-то злится, а кто-то создаёт ритуалы.
Всё изменилось в прошлую субботу. Игорь, как обычно, уехал к маме. А я решила наконец-то разобрать её старые рецепты, которые он привёз. Среди записок нашла листочек с телефонами — домашний, соседей, врача.
И тут меня осенило. А что если позвонить на домашний? Мало ли, вдруг кто-то из родственников заходит в дом, нужно предупредить…
Набрала номер. Длинные гудки, а потом грубый мужской голос:
— Алло!
Я растерялась.
— Простите, а… а можно Валентину Ивановну?
— Какую Валентину Ивановну? — голос стал подозрительным.
— Павлову. Это её домашний номер.
— Слушай, ты что, издеваешься? — мужчина разозлился. — Какая мама? Она же давно умерла! Кто это звонит?
Я бросила трубку, руки тряслись. Кто этот человек? Почему он в мамином доме? И откуда знает, что она умерла?
Весь день я не находила себе места. Придумывала разные версии — может, дом продали, может, кто-то из дальних родственников въехал. Но почему тогда Игорь ничего не рассказал?
К вечеру муж вернулся традиционно довольный, с пакетом продуктов.
— Как дела у мамы? — спросила я как можно спокойнее.
— Всё хорошо. Убрался, цветы на могилку отвёз свежие, — он поцеловал меня в лоб. — А что у тебя? Ты какая-то бледная.
— Да так, голова побаливает.
Ночью я лежала без сна, прокручивая разговор. «Какая мама? Она же давно умерла!» Слова незнакомца звучали в голове, не давая покоя.
На следующий день позвонила соседке Валентины Ивановны — тёте Маше. Мы общались на поминках, она оставила свой телефон.
— Танечка, милая, — обрадовалась она. — Как дела? Давненько не виделись.
— Тётя Маша, скажите, а в мамином доме кто-нибудь живёт?
— В каком доме, дорогая?
— Ну, в доме Валентины Ивановны. Игорь же каждые выходные туда ездит…
Повисла долгая пауза.
— Танюша, ты о чём? Дом же продали сразу после похорон. Я помню, Игорь тогда торопился, говорил, что не может на это смотреть.
У меня закружилась голова.
— Продали? Когда?
— Да месяца через два после смерти Валентины Ивановны. Там теперь молодая семья живёт, Коваленко фамилия. Хорошие люди, тихие.
Я медленно положила трубку. Значит, дома нет уже почти два года. А Игорь каждую субботу ездил… куда?
Остаток недели прошёл в тумане. Я смотрела на мужа и не узнавала. Кто он? С кем проводит выходные? И главное — зачем врёт, используя память о покойной матери?
В пятницу вечером объявила:
— Завтра поеду с тобой к маме.
Игорь поперхнулся чаем.
— Зачем? — спросил он слишком быстро. — Там же грязно, пыльно. Тебе будет тяжело смотреть на разруху.
— Хочу помочь. И давно не была на могилке.
— Не надо, Танюш. Серьёзно. Я лучше один справлюсь.
— Почему? — я смотрела ему в глаза. — Что-то случилось?
— Нет, ничего. Просто… это моё личное горе. Мне нужно побыть наедине с воспоминаниями.
Утром он уехал как обычно. А я через полчаса села в такси и поехала следом. Адрес помнила наизусть.
Дом выглядел ухоженно. Новые окна, свежий забор, детские игрушки во дворе. Я постучала в калитку.
Открыла молодая женщина с ребёнком на руках.
— Здравствуйте, вы Коваленко?
— Да, а что случилось?
— Простите за беспокойство. Я — невестка прежней хозяйки, Валентины Ивановны Павловой.
— О, так вы родственники! — женщина улыбнулась. — Проходите, проходите! Мы как раз хотели с вами связаться.
Я прошла во двор, который когда-то знала как свой.
— Дело в том, — продолжила хозяйка, — что к нам периодически приходят люди, спрашивают Валентину Ивановну. Мы уже устали объяснять, что она умерла, а дом продан.
— Как часто приходят?
— Раза два в месяц. В основном пожилые женщины — наверное, подруги были. А вчера вообще странный звонок был — какая-то женщина маму вашу спрашивала.
— А мужчины не приходят? Средних лет, тёмно-русый, высокий?
— Нет, таких не помню. А что, ваш муж тоже не знает, что дом продан?
Я покачала головой, попрощалась и уехала. В голове царил полный хаос.
Дома села с телефоном и начала звонить в справочную, искать детективные агентства. К обеду нашла подходящее — специализировались на семейных делах.
— Хочу проследить за мужем, — сказала я сотруднице агентства. — Подозреваю в измене.
— Понятно. Когда лучше начать наблюдение?
— Завтра, суббота. Он уезжает в десять утра.
В субботу я сидела дома, пила валерьянку и ждала звонка. Телефон зазвонил в три часа дня.
— У нас есть информация, — сообщил детектив. — Ваш муж действительно обманывает, но не так, как вы думаете.
— Что вы имеете в виду?
— Он не с любовницей встречается. Он играет в покер.
— В покер?
— Подпольный клуб на окраине города. Собираются по субботам, играют на крупные суммы. Мы зафиксировали, как он входил в здание, а выходил только в восемь вечера.
Я опустилась на стул. Покер. Азартные игры. А я думала…
— Можете прислать отчёт с фотографиями?
— Конечно. В течение часа будет у вас на почте.
Вечером я встретила Игоря молча. Он что-то рассказывал про уборку на могилке, про разговоры с мамой, а я смотрела на фотографии, где он входит в подвал жилого дома с вывеской «Автосервис».
— Игорь, — наконец прервала я его. — Нам нужно поговорить.
— О чём? — он насторожился.
— О твоих субботних поездках к маме.
— А что с ними не так?
Я положила на стол распечатки фотографий.
— Мамин дом продан два года назад. Ты играешь в покер.
Он побледнел, опустился на стул.
— Откуда ты знаешь?
— Неважно откуда. Важно — зачем ты врал? И зачем использовал память о маме?
Игорь закрыл лицо руками.
— Я не хотел тебя расстраивать.
— Расстраивать? Ты понимаешь, что творишь? Я два года думала, что ты скорбишь, а ты играл в карты!
— Таня, пойми, это не просто игра. Я там отдыхаю. Среди мужчин, без обязательств, без разговоров о чувствах. Мне нужна эта разрядка.
— А почему нельзя было честно сказать? Сходи в баню, встреться с друзьями, займись хобби!
— Потому что ты бы не поняла. Ты считаешь азартные игры пороком.
— А обман — не порок?
Он поднял на меня глаза.
— Прости. Я не думал, что это зайдёт так далеко. Сначала просто соврал один раз, потом стало привычкой.
— И что теперь? Продолжим жить во лжи?
— Нет. Я перестану играть.
— Это твоё решение или ты говоришь то, что я хочу услышать?
Игорь долго молчал.
— Честно? Я не знаю. Мне нравится играть. Там я чувствую себя живым, азарт, адреналин. Дома всё предсказуемо — работа, быт, одни и те же разговоры.
— Значит, дома тебе скучно? Со мной скучно?
— Не скучно. Спокойно. Но иногда хочется чего-то другого.
Я встала из-за стола.
— Понятно. Тогда иди играй открыто. Но больше не используй память твоей матери для прикрытия. Это подло.
— Таня, не уходи. Давай обсудим.
— Что обсуждать? Ты два года врал мне, используя самую болезненную тему. Валентина Ивановна, если бы знала, перевернулась бы в гробу.
На следующее утро я проснулась с ясной головой. За ночь всё встало на места. Игорь не изменял — это хорошо. Но он врал, причём цинично и долго. И самое главное — он не считает это чем-то серьёзным.
Мы прожили в браке три года. Хороших, в целом, года. Но теперь я понимала — между нами лежит пропасть в понимании честности.
— Игорь, — сказала я за завтраком. — Я не буду ставить ультиматумы. Играй или не играй — твоё дело. Но я не могу жить с человеком, который легко врёт по серьёзным поводам.
— То есть ты хочешь развестись?
— Я хочу подумать. И ты тоже подумай — готов ли ты к полной честности в отношениях.
Сейчас прошло три месяца с того разговора. Игорь действительно перестал ездить по субботам к «маме». Но вместо этого начал задерживаться на работе, встречаться с одноклассниками, ходить в спортзал. Каждый раз честно предупреждает, куда идёт.
А я записалась к психологу. Оказывается, меня травмировал не столько обман, сколько кощунственное использование памяти умершего человека. Валентина Ивановна была мне как родная мать. И когда я поняла, что её имя прикрывало ложь, почувствовала себя преданной дважды.
Пока мы живём вместе. Стараемся восстановить доверие. Но теперь я знаю — любой обман имеет свою цену. И самая высокая цена — за ложь, которая оскверняет святое.
Каждую субботу я езжу на кладбище к Валентине Ивановне. Привожу цветы, убираю могилку, рассказываю о жизни. Как она любила при жизни.
И всегда прошу прощения за то, что позволила использовать её память во лжи. Даже не зная об этом.
Дорогие мои, не забывайте подписаться на мой канал, чтобы не пропустить новые истории и рассказы, полные жизненных уроков, мудрости и искренности. Ваши комментарии, лайки и поддержка значат для меня многое!
С любовью, Лариса Гордеева.