Вечером субботы квартира на третьем этаже панельной девятиэтажки пахла жареной картошкой и жарким спором, который вот-вот готов был вырваться наружу. Анна скинула с плеч пальто, небрежно повесила на кривой крючок в прихожей и, шлёпая по линолеуму в стоптанных тапках, зашла на кухню. Там уже сидел Денис, её муж, с видом человека, которому только что вручили повестку в армию. Перед ним остывал чай в кружке «Лучший муж», подаренной Анной на прошлый Новый год. Ирония судьбы — кружка с надписью работала как издёвка.
— Ты чего кислый такой? — спросила Анна, включая чайник. — Мамка звонила, — тяжело вздохнул Денис. — Опять? Ну, и чего она теперь придумала?
Денис потёр шею, отводя взгляд. Вид у него был виноватый, но упёртый. Такой бывает у ребёнка, который знает, что конфету съел, но признаться боится.
— Она… ну, в общем, спросила, на кого квартира оформлена, — сказал он неуверенно.
Анна замерла с ложкой сахара над чашкой. На секунду в кухне повисла гробовая тишина, только холодильник зашипел, как старый дед, и чайник запыхтел.
— И ты ей что ответил? — Анна поставила чашку на стол, стукнув так, что брызнула вода. — Ну, я сказал, что на тебя. А что? Ты же сама так говорила…
Анна хмыкнула. — Я говорила, что это моя квартира. И это правда. Но документы пока на родителей. Они её покупали, когда я училась. Потом хотели переписать на меня, но руки не дошли.
Денис поморщился. — То есть, выходит, что ты… ну, как бы… не совсем честно?
Она прыснула со смехом. — Господи, Денис, ты сейчас серьёзно? У нас что, ипотека? Мы у банка что-то скрыли? Нет. Живём, платим за коммуналку, ремонт я сделала за свои деньги. Какая тебе разница, на кого там бумажка?
Но Денис уже втянул голову в плечи, как черепаха. Знал, что разговор только начинается.
В тот же вечер в квартиру вошла сама Татьяна Ивановна, свекровь. Без звонка, без «можно». У неё был свой ключ — старый конфликт, кстати, но Анна устала спорить.
— Ну и что это у вас тут? — с порога сказала Татьяна Ивановна, бросив взгляд на коврик у входа. — Грязь, волосы… Совсем за собой не следите.
Анна закатила глаза. — Добрый вечер, Татьяна Ивановна. Мы-то рады вас видеть, только собака в доме отсутствует, так что волосы — ваши, скорее всего.
Свекровь сверкнула глазами поверх очков. — Не умничай, Анечка. Умная — не значит мудрая.
Она села за кухонный стол, достала из пакета пирожки (их-то Анна терпеть не могла, но муж радовался, как ребёнок).
— Денис, я с тобой хотела серьёзно поговорить, — сказала свекровь, разворачивая первый пирожок. — Ты понимаешь, что живёшь не в своей квартире?
— Мам, ну хватит! — занервничал Денис, крутя вилку в руках. — Нет, не хватит! — перебила она. — Я двадцать пять лет вкалывала, чтобы у тебя было будущее. А ты сидишь тут у девкиных родителей на шее!
Анна почувствовала, как внутри у неё что-то зашевелилось. Не злость даже, а скорее тот самый кипяток, который в чайнике бурлит и уже готов сорвать крышку.
— Подождите, Татьяна Ивановна, — тихо, но твёрдо сказала она. — Мы с Денисом живём вместе. Я работаю, плачу за всё сама. Вы мне сейчас что предъявляете? Что у меня родители помогли? Так это нормально.
— Нормально? — свекровь засмеялась, хрустя пирожком. — Нормально — это когда мужик жену обеспечивает, а не в её «родовой норке» ютится.
— Мам! — вскочил Денис. — Ну ты чего…
Но было поздно. Слова уже зависли в воздухе, как запах пережаренного масла, и испортили весь вечер.
Анна пыталась держаться. Чай, телевизор, разговор о пустяках. Но свекровь не унималась.
— А документы ты хоть видела? — вдруг спросила она. — Или твоя «молодая жена» тебе лапшу на уши вешает?
Анна замерла. — Это сейчас что было? — спросила она, прищурившись. — А то, — спокойно ответила Татьяна Ивановна. — Я тут в МФЦ была, кое-что узнала. Квартира не на неё оформлена. На её мать с отцом. Вот так. А вы тут живёте, строите семью. А завтра — бац! — и выставят вас на улицу.
Денис посмотрел на Анну с таким видом, будто впервые увидел её. И не факт, что ему понравилось то, что он увидел.
— Анна, это правда? — его голос дрогнул.
Она резко встала из-за стола, отодвигая стул. — Правда. И что? Ты женился на мне или на выписке из Росреестра?
Тишина. Только свекровь довольно поджала губы.
— Вот видишь, сынок, — сказала она тихо, но ядовито. — Не на ту поставил.
И в тот момент Анна не выдержала.
— Всё! — закричала она, ударив ладонью по столу. — Хватит мне нервы трепать! Это моя квартира, моя жизнь, и если вам тут что-то не нравится — дверь там!
Она ткнула пальцем в сторону прихожей.
Денис вскочил. — Ты что, с матерью моей так разговариваешь?!
— А как мне с ней разговаривать? — Анна уже не сдерживалась. — Она меня оскорбляет, унижает, врет про мои же документы! Хочешь — живи с ней! Давай, собирайся и дуй к мамочке!
Татьяна Ивановна захлопнула пакет с пирожками и, не глядя, поднялась. — Вот видишь, сынок, я же говорила… Наглая. Жить с такой — себя не уважать.
И хлопнула дверью так, что дрогнули стёкла в кухонном окне.
Анна осталась стоять, тяжело дыша. Денис молчал, глядя в пол.
На следующий день Анна проснулась от тягостной тишины. Обычно по воскресеньям Денис ворочался рядом, сопел, а потом тащил её на кухню пить кофе и обсуждать, куда поехать — к друзьям или к его матери. Но сегодня подушка рядом была холодная, и на стуле в прихожей сиротливо стоял рюкзак. Сверху аккуратно лежала сложенная куртка Дениса.
Анна не стала его искать. У неё внутри уже поселилось чувство — не тревога, не злость, а какая-то вязкая пустота. Будто в животе бетонный блок. Она медленно прошла на кухню, включила чайник и машинально поставила себе овсянку. Телефон мигнул уведомлением: «Уехал к маме. Нужно подумать».
— Отлично, — сказала она вслух и усмехнулась. — Подумать. Мужчина тридцати лет «думает» у мамочки на диване.
Она достала из холодильника молоко, но аппетит пропал.
Вечером он объявился. За дверью раздался звук ключа — и тут же раздражённый голос:
— А ты чего замок поменяла?
Анна открыла. — Потому что у твоей мамы был ключ. Я не хочу, чтобы она тут хозяйничала, пока я на работе.
— Ты меня с ума сводишь, — Денис зашёл, бросил рюкзак в коридоре. — Это моя мать!
— И что? — Анна скрестила руки. — Я её не нанимала в контролёры моей жизни.
Он прошёл на кухню, налил воды из фильтра и выпил залпом. Потом повернулся, сжал губы.
— Анна, ты понимаешь, что ты меня обманула?
— В чём, Денис? — голос её сорвался на смешок. — В том, что родители оформили квартиру на себя, а не на меня? Это обман? Серьёзно?
— Для меня — да! — Денис ударил кулаком по столу. — Ты же знала, что для меня важно, чтобы у жены было своё жильё. Чтобы я не оказался на птичьих правах!
Анна рассмеялась нервно, громко. — На птичьих правах? Ты живёшь тут третий год, и я тебя ни разу не выставила. Я оплатила ремонт, я всё тяну на себе. А теперь ты мне предъявляешь, что бумажка не та?
— Это принцип! — выкрикнул он.
Она подошла ближе и уставилась прямо в глаза: — А любовь? Это не принцип?
Он отвёл взгляд. И всё стало ясно.
Через пару дней конфликт перешёл на новый уровень. Вечером Анна пришла с работы, а в комнате стоял чемодан. Её чемодан.
— Ты что творишь? — спросила она, уронив сумку на пол.
— Мамка сказала, что так нельзя, — Денис говорил быстро, будто боялся, что сам себе перечитает. — Если квартира не твоя, значит, мы тут никто. Надо либо оформлять на себя, либо… ну…
— Либо что? — Анна шагнула ближе. — Либо я должна уйти?
Он замялся. — Ну, ты же понимаешь…
Она схватила чемодан, со всей силы стукнула им об пол так, что застёжка треснула. — Да пошёл ты! — закричала она. — Хочешь жить с мамой — катись!
Денис подскочил, схватил её за руки. — Тише! Соседи услышат!
— Пусть слышат! — выкрикнула Анна и дёрнулась, вырываясь. — Пусть все знают, что ты тряпка, которая слушается мамочку!
Он отпустил её и отвернулся к окну. Спина его дрожала.
— Я не тряпка, — сказал он тихо. — Я просто не хочу оказаться на улице.
— На улице ты окажешься по собственной глупости, — холодно ответила она. — Ключи оставь.
На следующий день свекровь сама явилась — с победным видом. В руках у неё был пакет из супермаркета и папка с документами.
— Ну что, Анечка, — сказала она, проходя мимо Анны в прихожую. — Решили уже, как жить будете?
— Да, — ответила Анна, прищурившись. — Без вас.
Свекровь хмыкнула. — Ой, не смеши. Ты думаешь, твои родители за тобой стеной встанут? Квартира-то ихняя. Захотят — продадут, а тебя в общагу выпишут.
Анна вздохнула. — Вы понимаете, что вы специально разрушаете нашу семью?
— Я её спасаю! — вскинулась Татьяна Ивановна. — Я сына спасаю от твоего вранья!
— Вранья? — Анна подошла ближе, так что почти соприкоснулись лицами. — А если бы квартира была на мне, вы нашли бы другой повод.
Свекровь замерла, губы дрогнули, но она снова обрела твёрдый тон: — Я не позволю своему сыну жить в клетке у чужих родителей.
— Тогда заберите его себе, — спокойно сказала Анна. — Я отказываюсь жить в этом цирке.
Денис пришёл вечером, и на кухне разыгралась последняя сцена. Он опустился на табурет, глядя в пол.
— Я не знаю, как быть, — сказал он глухо. — С одной стороны, ты… с другой — мама…
Анна встала рядом, положила руки на стол. — Ты взрослый мужик. Выбери. Либо мы живём вместе и строим семью, либо ты идёшь к маме и продолжаете вдвоём «думать».
Он молчал. Потом поднял глаза — и в них не было ни решимости, ни любви, только усталость.
— Мне нужно время, — пробормотал он.
Анна улыбнулась криво. — Нет у тебя времени. Чемодан стоит у двери.
Он вздрогнул, но промолчал. Потом встал, взял куртку и, не оглядываясь, вышел.
Анна захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной. И впервые за долгое время почувствовала, что сделала шаг к свободе. Страшный, болезненный, но единственно возможный.
Этой ночью она долго не могла уснуть. Сначала плакала, потом смеялась. Потом просто лежала и слушала, как в соседней квартире кашляет старик. Мир жил своей жизнью. А её жизнь только начиналась заново.
Конфликт уже не просто назрел — он разорвал её прошлое, как трещина стекло. И назад дороги не было.
Прошла неделя. Денис всё ещё жил у матери. Анна не звонила, не писала — и вдруг заметила, что ей это даже нравится. Тишина в квартире стала лекарством: никто не бросает носки под диван, не шлёпает дверцей холодильника ночью, не требует «нормальной еды, а не салатика».
Но иллюзия спокойствия продлилась недолго. Вечером в субботу позвонили в дверь. На пороге стояла свекровь с Денисом. Оба — серьёзные, будто пришли делить наследство после богатого дяди, а не говорить с молодой женщиной.
— Мы подумали, — начала Татьяна Ивановна, поправив ворот куртки. — Раз квартира не твоя, а родителей, то логично будет, если вы её продадите. А деньги поделите.
Анна не сразу поняла. — Простите… что сделать?
— Продать! — уверенно повторила свекровь. — Родители твои в доме жить могут, у них там дача есть. А вы на вырученные деньги купите что-то вместе. Честно и справедливо.
Анна прищурилась. — Справедливо — это когда вы со своим сыном перестаёте считать чужие стены своими.
Денис шагнул вперёд. Голос у него дрожал, но слова звучали твёрдо: — Я не могу так, Ань. Ты скрыла от меня правду. А семья должна строиться на доверии. Если квартира не твоя — значит, у нас нет фундамента.
Анна засмеялась — тихо, но с таким отчаянием, что у самой защемило в груди. — Фундамент, Денис? А годы, что мы вместе? А ремонт, который я тянула? А то, что я тебя любила? Это не фундамент?
— Это другое, — отрезал он, избегая её взгляда.
И тогда Анна поняла окончательно. Всё. Конец.
Она подошла к вешалке, сняла с крючка его куртку, сунула ему в руки. — Забирай свою маму, свои «принципы» и вали отсюда.
— Ты с ума сошла! — свекровь вспыхнула. — Это твой брак рушится!
— Не брак, а фокус. — Анна стояла прямо, руки дрожали, но голос был твёрдый. — Я не товар и не квартира. Я женщина. И я не собираюсь больше жить между тобой и твоей мамочкой.
Она распахнула дверь. Денис колебался пару секунд, но Татьяна Ивановна потянула его за локоть. И они ушли.
Анна закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и глубоко вдохнула. Стало тихо. По-настоящему тихо.
Через неделю она подала на развод. Родители, узнав обо всём, предложили оформить квартиру на неё, но Анна отказалась. — Пусть так и будет, — сказала она. — Это мой фильтр. Если ещё кто-то появится в моей жизни — сразу узнаю, зачем он со мной: за любовь или за «бумажку».
Она улыбнулась. Горько, но честно. И впервые за долгое время почувствовала себя свободной.