— Всё, хватит! Я больше не буду молчать! — голос Марины дрожал от гнева, когда она увидела разорванные страницы своего дневника, разбросанные по полу гостиной.
Она стояла посреди комнаты, сжимая в руках остатки того, что когда-то было её самым сокровенным убежищем. Розовая обложка с золотыми буквами «Мои мысли» была безжалостно оторвана, а страницы, исписанные её аккуратным почерком, валялись повсюду, как осенние листья после урагана. На некоторых из них красовались грязные следы от обуви — явный признак того, что по ним специально прошлись, втаптывая в пол её самые интимные переживания.
Свекровь, Лидия Николаевна, сидела на диване с невозмутимым видом, попивая чай из фарфоровой чашки. Её седые волосы были идеально уложены, а на губах играла едва заметная улыбка — та самая, которую Марина научилась ненавидеть за три года совместной жизни под одной крышей. Рядом с ней, закинув ногу на ногу, расположилась Алёна — золовка, которая в свои тридцать два года всё ещё жила с мамочкой и считала своим долгом контролировать жизнь брата и его жены.
— Ой, Мариночка, что ты так кричишь? — протянула Лидия Николаевна, делая маленький глоток. — Подумаешь, тетрадка какая-то. Я думала, это старые черновики, вот и выбросила. А Алёнушка случайно наступила, когда мусор собирала.
Марина почувствовала, как кровь приливает к лицу. Три года. Три бесконечных года она терпела. Терпела, когда свекровь без стука входила в их с Павлом спальню. Терпела, когда Алёна брала её косметику и возвращала испорченной. Терпела постоянные замечания о том, что она неправильно готовит, неправильно убирает, неправильно одевается. Но это… это было последней каплей.
В этом дневнике были её самые сокровенные мысли. Воспоминания о маме, которая умерла два года назад. Письма, которые она писала ей, но никогда не отправляла. Стихи, которые она сочиняла в минуты грусти. И теперь всё это валялось на полу, испачканное и растоптанное.
— Случайно? — голос Марины стал опасно тихим. — Вы прочитали мой личный дневник, вырвали из него страницы и растоптали их. И называете это случайностью?
Алёна фыркнула, даже не пытаясь скрыть презрение.
— Да что там читать-то? «Дорогая мамочка, мне так тебя не хватает», — она состроила гримасу, передразнивая интонации Марины. — В твоём возрасте пора бы уже повзрослеть, а не нюни распускать в тетрадке, как школьница.
Что-то внутри Марины оборвалось. Словно натянутая струна лопнула, издав последний, пронзительный звук. Она медленно опустилась на колени и начала собирать разорванные страницы. Её руки дрожали, но не от страха или обиды. От ярости, которая копилась годами и наконец нашла выход.
— Где Павел? — спросила она, не поднимая головы.
— Паша на работе, конечно, — ответила свекровь. — Мужчина должен зарабатывать, а не по пустякам дёргаться. Вот придёт вечером, мы ему расскажем, как ты тут истерики устраиваешь из-за какой-то бумажки.
Марина поднялась с пола, прижимая к груди собранные обрывки. Она посмотрела на двух женщин, которые за три года превратили её жизнь в кошмар, и вдруг почувствовала странное спокойствие. Решение пришло само собой, ясное и окончательное.
— Я сейчас вернусь, — сказала она и пошла в спальню.
— Вот и правильно, — донёсся до неё голос Алёны. — Иди поплачь, выпусти пар. А потом приберись тут, ты же весь пол засорила своими бумажками.
Марина закрыла за собой дверь и достала телефон. Её пальцы не дрожали, когда она набирала номер.
— Алло, тётя Галя? Это я, Марина… Да, мне нужна помощь. Срочно. Можете приехать? И дядю Мишу с собой возьмите… Да, прямо сейчас… Спасибо.
Галина Сергеевна была сестрой её покойной мамы. После смерти родителей именно она стала для Марины самым близким человеком. Вместе со своим мужем Михаилом они заменили ей семью, поддерживали и оберегали. Но Марина редко обращалась к ним за помощью, не желая быть обузой. Сегодня всё изменилось.
Она открыла шкаф и достала большую спортивную сумку. Методично, без суеты начала складывать вещи. Самое необходимое: документы, несколько комплектов одежды, фотографии мамы, её украшения. Работала она быстро и сосредоточенно, словно выполняла давно отрепетированный план.
Из гостиной доносились голоса. Свекровь и золовка оживлённо обсуждали что-то, изредка посмеиваясь. Наверное, смаковали подробности того, что прочитали в её дневнике. Марина стиснула зубы и продолжила собираться.
Ровно через двадцать минут раздался звонок в дверь. Марина вышла из спальни с сумкой в руках.
— Это ко мне, — бросила она, проходя мимо застывших на диване женщин.
На пороге стояла тётя Галя — невысокая, полноватая женщина с добрым лицом и решительным взглядом. За её спиной маячила могучая фигура дяди Миши — бывшего военного, который и в свои шестьдесят выглядел так, что с ним предпочитали не связываться.
— Мариночка, детка, что случилось? — тётя Галя сразу заметила её заплаканные глаза и сумку в руках.
— Я ухожу, тёть Галь. Насовсем, — Марина говорила спокойно, но в голосе чувствовалась сталь. — Можно я поживу у вас, пока квартиру не найду?
— Конечно, милая, конечно, — тётя Галя обняла её. — А что произошло-то?
В этот момент из гостиной выплыла Лидия Николаевна. Увидев гостей, она нахмурилась.
— Марина, что за спектакль? Кто эти люди?
— Это моя семья, — чётко произнесла Марина. — Настоящая семья. Которая никогда не позволит себе прочитать мой личный дневник и растоптать память о моей маме.
Дядя Миша сделал шаг вперёд. Он ничего не сказал, просто посмотрел на свекровь тяжёлым взглядом. Лидия Николаевна невольно отступила.
— Да что вы себе позволяете! — взвизгнула появившаяся следом Алёна. — Это наша квартира! Убирайтесь отсюда!
— С удовольствием, — Марина взяла тётю Галю под руку. — Передайте Павлу, что я подам на развод. Пусть не ищет меня и не звонит. Всё, что нужно будет обсудить, обсудим через адвокатов.
— Да ты что, совсем сдурела? — свекровь попыталась преградить ей путь. — Из-за какой-то тетрадки разводиться? Паша тебе этого не простит!
Марина остановилась. Она посмотрела прямо в глаза женщине, которая три года методично разрушала её жизнь.
— Это не из-за тетрадки. Это из-за трёх лет унижений. Из-за того, что вы считаете нормальным рыться в моих вещах. Из-за того, что ваша дочь может безнаказанно оскорблять память моей матери. И из-за того, что ваш сын ни разу — слышите, ни единого раза! — не встал на мою защиту. Она сделала паузу, давая словам впитаться в ошарашенные лица свекрови и золовки.
— Я терпела, потому что любила Павла. Думала, что смогу наладить отношения с вами. Что вы примете меня. Но вы с первого дня дали понять, что я здесь чужая. Что я недостойна вашего драгоценного сыночка. Что я должна молчать и терпеть любые ваши выходки. Так вот — хватит. Я больше не буду играть роль безответной жертвы.
— Мариночка права, — вдруг подал голос дядя Миша. Его низкий, рокочущий бас заполнил маленькую прихожую. — Если бы мою жену кто-то так обижал, я бы… — он не договорил, но его сжатые кулаки красноречиво завершили фразу.
Алёна попыталась что-то возразить, но один взгляд дяди Миши заставил её прикусить язык.
— Пошли, детка, — тётя Галя мягко потянула Марину к выходу. — Нечего нам тут больше делать.
Они вышли на лестничную площадку. Марина обернулась в последний раз.
— Знаете, Лидия Николаевна, я вам даже благодарна. Вы открыли мне глаза. Показали, что я заслуживаю большего, чем быть вечной прислугой в доме, где меня не уважают. Передайте Павлу, что я желаю ему счастья. С вами. Вдвоём. Точнее, втроём с Алёной. Вы прекрасно подходите друг другу.
Дверь захлопнулась, отрезая возмущённые крики.
В машине дяди Миши Марина наконец дала волю слезам. Но это были не слёзы отчаяния или жалости к себе. Это были слёзы облегчения. Словно тяжёлый камень, который она носила на шее три года, наконец свалился.
— Правильно сделала, что ушла, — проворчал дядя Миша, выруливая на проспект. — Нечего там было делать. Видел я таких свекровей. Сына вырастят маменькиным сынком, а потом невестку грызут, что их драгоценного мальчика увела.
— Миш, не ворчи, — мягко одёрнула его тётя Галя, поворачиваясь к Марине. — Милая, ты не переживай. У нас места много, живи сколько нужно. А работа у тебя есть, слава богу. Встанешь на ноги, квартиру снимешь. Или к нам насовсем переезжай, мы только рады будем.
Марина благодарно сжала её руку. В кармане завибрировал телефон. На экране высветилось «Павел». Она сбросила вызов. Через минуту пришло сообщение: «Мама позвонила, сказала ты вещи собрала. Что за дурость? Возвращайся немедленно!»
Даже не «что случилось». Не «давай поговорим». Сразу приказ вернуться. Марина усмехнулась и заблокировала номер. Следом заблокировала номера свекрови и золовки.
— Тёть Галь, а можно я у вас побуду подольше? Мне нужно прийти в себя, — попросила она.
— Конечно, солнышко. Хоть всю жизнь живи. Мы с Мишей уже немолодые, нам веселее будет втроём.
Вечером, устроившись в уютной гостевой комнате тёти Гали, Марина достала из сумки собранные обрывки дневника. Она долго смотрела на них, а потом решительно выбросила в мусорное ведро. Прошлое осталось в прошлом. Все обиды, вся боль, все напрасные попытки заслужить любовь и уважение тех, кто изначально видел в ней врага.
Она открыла ноутбук и зашла на сайт с объявлениями о сдаче квартир. Завтра она начнёт новую жизнь. Без унижений, без необходимости оправдываться за каждый свой шаг, без вечного ощущения, что она в чужом доме незваная гостья.
Телефон снова завибрировал. Незнакомый номер. Она ответила.
— Марина? Это Светлана, Павлова коллега. Он попросил передать, чтобы ты перестала дурить и вернулась домой. Сказал, что мама и Алёна готовы тебя простить, если ты извинишься.
Марина рассмеялась. Искренне, от души. Впервые за долгое время.
— Светлана, передайте Павлу, что я не собираюсь ни перед кем извиняться. И что слово «простить» тут неуместно. Это они должны просить прощения. Но мне оно уже не нужно. Всего доброго.
Она отключила телефон и легла спать. Впервые за три года она засыпала с улыбкой на губах и с ощущением абсолютной правильности принятого решения.
Утром её разбудил запах свежей выпечки. Тётя Галя напекла её любимых булочек с корицей — точно таких же, какие пекла мама. За завтраком они обсуждали планы. Дядя Миша вызвался помочь с переездом, когда Марина найдёт квартиру. Тётя Галя предложила сходить вместе по магазинам, купить что-нибудь новое, чтобы отметить начало новой жизни.
— А знаешь что, — вдруг сказала тётя Галя, — у меня есть знакомая, которая сдаёт однушку недалеко от твоей работы. Хозяйка хорошая, квартира уютная. Хочешь, созвонимся?
Марина кивнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы благодарности. Вот она — настоящая семья. Которая поддержит, не задавая лишних вопросов. Которая не будет требовать унижаться и оправдываться. Которая просто любит.
К обеду всё было решено. Квартира оказалась именно такой, как нужно — светлая, чистая, с хорошим ремонтом. Хозяйка, милая пожилая женщина, сразу прониклась к Марине симпатией и даже сделала скидку на первый месяц.
Вечером, разбирая вещи в новой квартире, Марина услышала стук в дверь. На пороге стоял Павел. Он выглядел растерянным и злым одновременно.
— Ты что устроила? — с порога начал он. — Мама в слезах, Алёна в истерике. Из-за какой-то ерунды ты разрушаешь семью!
Марина спокойно посмотрела на мужчину, которого когда-то любила. Сейчас она видела его словно впервые — слабого, зависимого от мамы, неспособного защитить свою жену.
— Семью? — переспросила она. — Какую семью, Павел? Ту, где твоя мать и сестра третируют меня, а ты делаешь вид, что ничего не происходит? Где мой личный дневник читают и растаптывают, а ты требуешь, чтобы я извинилась?
— Они не со зла! Ты всегда всё преувеличиваешь!
— Уходи, Павел. Документы на развод я подам завтра. Не ищи меня больше.
— Да ты что! Из-за дневника разводиться? Ты совсем сдурела?
Марина устало покачала головой.
— Ты так ничего и не понял. Дело не в дневнике. Дело в уважении. В том, что ты ни разу не встал на мою сторону. В том, что для тебя мнение мамы всегда важнее моих чувств. Мы не семья, Павел. Мы никогда ею не были. Я просто слишком долго не хотела это признавать.
Она закрыла дверь, не дожидаясь ответа. За дверью ещё некоторое время слышались его крики и требования открыть, но потом всё стихло.
Марина прошла к окну и посмотрела на вечерний город. Где-то там, в другом районе, в квартире, которая никогда не была её домом, две женщины наверняка строят планы, как вернуть непокорную невестку и заставить её поплатиться за дерзость. Но это уже не её история.
Её история только начиналась. История женщины, которая нашла в себе силы сказать «хватит». Которая выбрала собственное достоинство вместо токсичных отношений. Которая поняла, что лучше быть одной, чем с теми, кто тебя не ценит.
Зазвонил телефон. Тётя Галя.
— Мариночка, как ты там? Устроилась?
— Да, тётя Галя. Всё хорошо. Всё теперь будет хорошо.
И она знала, что это правда. Потому что самое страшное уже позади. Она сделала выбор. Выбор в пользу себя, своего счастья, своего будущего. И это было правильно.