💥 ЧАСТЬ 3
Мама позвонила утром. Голос был усталым, чуть жалобным — таким она умела говорить только в крайних случаях.
— У неё температура под сорок. Не ест, не пьёт, лежит пластом. Я боюсь, Ира… Ты же понимаешь — она мне как жизнь.
Ира слушала, как будто через стекло. Голова гудела — от недосыпа, от воспоминаний, от тревоги, которая поднялась изнутри, как холодная волна.
Мама замолчала. А потом добавила:
— Я не справлюсь одна. Пожалуйста. Мы же семья.
Ира долго молчала. А потом, всё же, поехала. Потому что это было не про них. Это было про неё. Про то, может ли она быть взрослой, оставаясь доброй. Или снова скатится в ту же жертвенную колею.
Настя жила в старой квартире родителей. Всё было на своих местах — те же ковры, те же тяжёлые занавески, тот же запах — маминых духов и отчаяния.
Ира зашла, сняла куртку. — Где она?
— В комнате. Спит.
Настя лежала на боку, лоб — влажный от жара, губы — бледные. Такая беззащитная, такая тихая — совсем не та, что вечно забирала всё внимание, все мамины поцелуи, все «умничка» и «ты моя хорошая».
— Привет, сестрёнка, — прошептала Ира. — Живи. Но не через меня.
На кухне мама уже поставила чайник. — Спасибо, что приехала. Я знала, что ты не откажешься.
Ира села.
— Я приехала не к тебе.
— Всё равно. Ты же понимаешь — мы остались одни. Только ты и я.
— Мама, ты осталась с Настей. Она — твой выбор. Я — нет.
— Ну что ты опять начинаешь?
— Ты просишь меня спасать. Опять. Но я не врач, мама. Не бог. Я просто человек, которому ты не дала быть дочерью.
Мама вспыхнула. — Ты опять считаешь, что я тебя не любила?
— Я считаю, что ты меня использовала.
— Как ты смеешь?! Я всё отдала ради вас!
— Всё, кроме любви.
Молчание было тяжёлым, как грех.
А потом мама прошептала: — Ты думаешь, я не хотела тебя любить?.. Ты была такая взрослая. Такая правильная. Я не знала, как с тобой быть. А Настя… Настя плакала, лезла на руки, скулила… Её проще было обнять.
Ира села рядом. Посмотрела на неё — не как на врага. Как на женщину. Уставшую. Ошибающуюся. Одинокую.
— Мам… Мне было страшно. Всё детство. Потому что я была рядом, но — невидимой. А теперь я взрослая. И у меня есть право выбирать, где и с кем быть. Я помогу Насте. Потому что я — не ты. Но потом я уйду. Навсегда.
— Ты хочешь вычеркнуть нас?
— Нет. Я хочу вычеркнуть тебя из себя. Чтобы впервые — пожить своей жизнью.
Настя выздоровела через три дня.
Когда Ира собирала вещи, Настя подошла. Тихо. Без надменности, без вечного превосходства в голосе. Просто — как сестра.
— Спасибо, что приехала.
— Не за спасибо. Просто — потому что могла.
— А ты ведь не простила нас, да?
— Нет. Но я больше не жду, чтобы вы меня поняли.
— Тогда зачем осталась?
— Чтобы понять себя.
Поезд тронулся мягко, почти беззвучно. Ира смотрела в окно. Там был дождь. И улицы. И чьи-то огоньки. И дорога вперёд.
В кармане вибрировал телефон. Мама писала:
«Ты всё равно моя девочка. Я скучаю. Вернись когда-нибудь…»
Ира стёрла сообщение. И — впервые — не почувствовала вины.
А где-то в глубине души, в той части, что помнит всё до последней слезы, тихо — почти неуловимо — зазвучал голос:
«Ты дома. В себе. И никто больше не отнимет это место».