— Ну что, красавица, снова мы в минус ушли? — Полина щёлкнула мышкой и со стоном откинулась на спинку кресла. — Спасибо, мама Анатолия. Новая порция витаминов за пять тысяч и «массаж от остеохондроза», который делает её соседка с пятого этажа.
Окно бухгалтерской программы мигнуло красным. Полина рефлекторно зажала пальцами переносицу. Пятница, семь вечера, а она всё ещё в офисе — пересчитывает свои личные расходы. Потому что зарплата бухгалтера — штука тонкая. Особенно, если ты живёшь с мужем, который «копит на своё дело», но деньги почему-то оседают в капоте очередного «Форда», и свекровью, которая считает, что «женщины должны помогать старшим, ведь ей уже за шестьдесят, а значит — пенсия маленькая».
Она не была злая. Просто устала быть хорошей.
Полина сняла очки, аккуратно положила их на стол и закрыла ноутбук. В метро ехала стоя, воняло потом и арбузами — видимо, кто-то с рынка тащил, не утруждая себя пакетами. Когда вошла в подъезд, первое, что услышала — голос Татьяны Михайловны. Громкий, возмущённый, с характерной вибрацией:
— …и вообще, Анатоль, если бы ты был нормальным сыном, ты бы сам давно перевёл мне эти деньги! Что мне, на кладбище копить с пенсии?
Полина скинула босоножки у двери и замерла. Порог квартиры. Два мира. Один — с ковром, где кот дрыхнет, другой — с чужими слезами, запахом валерьянки и моральным давлением.
— Полина пришла, — сухо сказал Анатолий. — Спроси у неё сама.
Ага, сейчас. Спроси. Да она уже как раз собиралась.
— Здравствуй, мама, — кивнула Полина и пошла на кухню. Из холодильника достала йогурт. Закинула одну ложку в рот, вторую, потом подняла глаза. В дверях стояла Татьяна Михайловна. Халат, стоптанные тапки, губы в нитку.
— У тебя есть десять тысяч?
— Нет, — ответила Полина, не моргнув. — И если бы были — не дала бы. Мы не банк.
— Ты же в бухгалтерии работаешь! — удивилась свекровь, как будто услышала это впервые. — Или вы с Толиком деньги только на кафе и сериал тратите?
— На ЖКХ, интернет, и на ваш массажный стол. Он, кстати, за углом, можете сходить поблагодарить.
— Ну конечно! — свекровь развернулась к сыну. — Слышал?! Она меня унижает! Я ей как мать! В роддоме с тобой лежала, когда ты родился, я без швов осталась, потому что рвала зубами подушку, а теперь она не может мне десять тысяч!
— Мама, — устало сказал Анатолий. — Хватит. Давай потом.
Но «потом» не было. Было только «всегда».
Через два дня Полина вернулась домой чуть раньше обычного. У неё был тяжёлый день — налоговая отчётность, нервный директор, и в довершение — опоздание маршрутки. Квартира встретила тишиной. Полина решила, что это подозрительно.
Телефон на кухонном столе. Её телефон.
— Ты серьёзно? — прошипела она, открыв настройки. — Активность «Сбербанк Онлайн» — сегодня в 14:03. Но она же… она же не знает пароль!
И тут — как в кино. Папка с документами на столе. Открыта. Паспорт. Её паспорт.
— Анатолий! — заорала она, забыв, что может быть слышно соседям.
Через три минуты он уже стоял в коридоре, в пятнистой футболке и с тупым лицом.
— Ты… — Полина выдохнула. — Твоя мать пыталась оформить кредит. На меня. Через мой телефон. Она сфоткала мой паспорт, да?
— Полин, ты не так поняла…
— Да неужели?! — в голосе её зазвенело стекло. — А как правильно понимать, когда старушка с «маленькой пенсией» берёт в руки мой паспорт, телефон и «ошибочно» заходит в Сбер?
— Она просто хотела помочь! — воскликнул Анатолий. — У неё проблемы со здоровьем, ты не представляешь, как ей тяжело…
— Знаешь, что тяжело? — Полина подошла ближе, почти в упор. — Жить с вами. С обоими. Ты её покрываешь, она ворует мои данные, ты меня винишь, а потом удивляешься, почему я не хочу с ней общаться!
Он молчал.
Вот и всё. Тишина — лучший адвокат обвиняемого.
— Убирайтесь. Оба. До конца недели, — сказала она тихо. — Эта квартира моя. Бабушкина. И я не собираюсь делиться ею с аферисткой.
— Полин, ну не гони волну…
— Не гнать? — она рассмеялась. Сухо, зло. — Она бы и тебя на кредит оформила. Просто пока удобнее была я.
Он ушёл. Дверь хлопнула, как затвор. А Полина осталась стоять посреди кухни с пустым йогуртом и чувством, что внутри неё взорвалась какая-то пружина. Полина не спала уже третью ночь.
Поначалу пыталась: выпила валерьянку, посмотрела какой-то глупый сериал, в котором блондинка в леопардовом халате спасала фирму мужа от разорения. Потом пролежала час, уставившись в потолок, считая, сколько раз за последние полгода она слышала: «Полин, ну ты ж понимаешь, маме тяжело». Понимаю. Только не пойму — почему тяжело всем, а плачу я одна.
На четвёртое утро она проснулась от того, что кто-то тряс дверь. Сперва подумала — почтальон. Потом — курьер. А потом послышался голос.
— Полина! Открой! Это я… Толя.
Сюрприз-сюрприз. Вернулся. Не прошло и трёх дней.
— У тебя ключи, — крикнула она из-за двери.
— Я их отдал. Ну… чтобы ты не злилась. Дай поговорим, Полин. Я один.
Она стояла, вцепившись в дверную ручку. Хотелось — как в кино: развернуться, уйти, не открывать. Но, увы, кино в жизни почему-то всегда запаздывает. А реальность — это когда босая, взлохмаченная, с пятном от кофе на майке, ты щёлкаешь замком и говоришь:
— Говори.
Анатолий стоял в джинсах и мятой куртке, волосы как будто сушил на сквозняке.
— Я… не знал. Правда. Что она сделает такое. Ну, фоткала паспорт, да — сказала, что потеряла свои документы, а надо оформить какие-то справки по субсидии. Я и поверил.
— А что же не спросил у меня?
Он пожал плечами, отводя глаза.
— Потому что ты всегда сразу кипятишься. Я решил: ну ладно, поможет, всё равно ж семья…
— Семья, — повторила она, сжав кулаки. — СЕМЬЯ?! Анатолий, твоя мать совершила попытку МАШЕННИЧЕСТВА. И не на левой тётке, а на мне. На твоей жене.
Он кивнул.
— Я понимаю. Это ужасно. Но… может, не стоит всё так рушить?
— Я уже не рушу. Я спасаю то, что от меня осталось.
Они замолчали. В коридоре пахло старыми сапогами. С лестницы доносился грохот молотка — кто-то у соседей делал ремонт. Пронзительно, назойливо, как тикание в голове.
— Она извинилась, — тихо сказал он. — Попросила передать.
— Пусть запишет на видео, — отрезала Полина. — С датой, временем и ксерокопией паспорта в кадре.
Он усмехнулся — вяло, устало. Как человек, которому давно всё надоело, но он ещё делает вид, что пытается.
— Ты ж её не знаешь, какая она в глубине…
— Я знаю, какая она снаружи. И этого достаточно, — Полина скрестила руки на груди. — Ты думал, я сейчас расплачусь и предложу вернуться? Нет. Не сегодня. Не вообще.
— А если я уйду, она одна не справится, — произнёс он. — У неё давление. Я ей нужен.
— Тогда иди. Куда тебе нужнее.
— А ты?
— Я? — Полина усмехнулась. — Я сама справлюсь. Потому что никогда не пыталась оформить кредит на чужого человека.
Он стоял, как прибитый. Секунда. Две. Потом развернулся и пошёл. Даже не хлопнул дверью. Просто вышел.
И тут Полина села. Прямо на пол, у порога. И заплакала.
Потому что когда всё заканчивается — оно не грохотом. Оно — тишиной. А самое страшное — когда тебя предаёт не враг, а свой.
Следующий день принёс с собой новый сюрприз. Звонок из банка.
— Здравствуйте, это служба финансовой безопасности, мы хотели уточнить… вы действительно подавали заявку на кредит в двадцать тысяч рублей?
— Что?! — Полина вскочила. — Нет! Я… Боже… Когда?
— Вчера, через приложение. Указан ваш номер и ваши данные. Подтверждение не завершено, но…
— Немедленно заблокируйте всё. Я не давала согласия.
Она повесила трубку. Сердце колотилось. В голове вспыхнуло: она не остановится. Она думает, что можно дожать. А вдруг всё сработает?
Полина поехала в полицию. Написала заявление. Долго и подробно объясняла, как всё было. Дежурный хмуро слушал, жевал бутерброд.
— Понимаете, это всё семейное, — тянул он, заполняя бумагу. — Ну зачем же доводить до уголовки? Может, вы поговорите ещё раз?
— Когда она пыталась украсть мою личность — это стало не семейным, — отчеканила Полина. — Это стало уголовным.
Она вышла из участка поздно. На улице уже стемнело, машины фыркали грязной водой по лужам, дворники курили, опершись на метлы. В голове звенело одно: меня не защитит никто, кроме меня самой.
Вечером она написала Анатолию. Коротко, сухо:
«Я подала заявление. Если твоя мать ещё раз сунется — будет уголовное дело. Скажи ей. Или не говори. Всё равно.»
Ответа не было.
Зато через час позвонила… свекровь.
Полина долго смотрела на экран, на котором высветилось: «Татьяна Михайловна». Потом нажала «принять».
— Алло.
— Ты всё перепутала! — сразу пошёл крик. — Я просто хотела помочь вам! Вы с Толиком живёте как бомжи, ремонт у вас разваленный, ни шкафов, ни души! Я думала, оформлю кредит, куплю вам диван, холодильник! Ты бы хоть поблагодарила!
— Серьёзно? — Полина почувствовала, как лицо заливает жар. — Это ты называешь «помощь»?! Мошенничество? Кража данных?
— Да что ты заладила, как прокурор! Я мать! Имею право вмешаться, если мой сын живёт в помойке!
— Мать? — переспросила Полина. — Мать! Да ты бы и на младенца кредит оформила, если бы внук родился. Всё ради мебели, да?
— Я хотела как лучше!
— Ну так вот. Лучшее — это когда ты больше никогда не появишься в моей жизни.
Полина нажала сброс и впервые за много дней почувствовала тишину. Не звенящую, не тревожную, а… освобождающую.
Полина стояла на балконе и смотрела вниз, на серый двор, где весна выживала между лужами, мусором и свежевырытой канавой под кабель. Ни романтики, ни надежды. Только тупая бытовая тишина.
Прошло две недели с того самого звонка. Две недели без Анатолия, без нытья свекрови, без разговоров о том, «кому ещё кинуть на карту». Удивительно, но квартира стала как будто больше. Воздуха — больше. Шумов — меньше. Только вот в душе — как будто дырка. Широкая такая, ровно под рёбрами.
Телефон молчал. Он тоже не звонил. Ни разу.
В один из дней она увидела их вместе. Шла с пакетами из «Пятёрочки», тяжёлые, пальцы уже побелели от ручек. И тут — Анатолий, рядом с матерью. Оба в молчании. Он — будто съёжившийся, в ней — торжество. На ней было новое пальто.
И вдруг Татьяна Михайловна повернулась, увидела Полину, и улыбнулась.
Так, знаете, с вызовом. Как будто выиграла.
И в ту же ночь Полина запила с Оксаной, своей коллегой. Не в баре — у себя дома. Белое вино, солёные огурцы и сушёная вобла в газете.
— Вот скажи, Оксана, — выдохнула Полина, уже на втором бокале. — Это я виновата? Может, я правда слишком жёсткая? Могла бы смолчать, уступить, ну потерпеть…
— Потерпеть? — Оксана фыркнула, подливая себе. — Ты бухгалтер. Попробуй в бухгалтерии «потерпеть». И тебе налоговая так вломит, что не отмоешься. А в жизни, значит, можно?
Полина молчала. В голове шумело.
— Слушай, а если бы он вернулся? — вдруг спросила она. — Просто пришёл и сказал: «Всё, маму в дом престарелых, а тебе — цветы». Ты бы простила?
Оксана задумалась. Потом вздохнула.
— Полин, если он сейчас с ней — значит, он уже сделал выбор. Ты просто до сих пор надеешься, что он вдруг выберет тебя. Но он не выберет. Потому что ему удобно быть маменькиным сынком.
На следующее утро ей пришло уведомление из банка: «Попытка входа в личный кабинет. Если это не вы — свяжитесь с оператором».
Полина замерла. Потом набрала номер.
— Да, фиксировали попытку входа с нового устройства, — сказал оператор. — Это были вы?
— Нет. Не я. Заблокируйте всё. Немедленно.
— Уже.
Она положила трубку, достала из шкафа коробку с документами. Паспорт, ИНН, СНИЛС, свидетельство о праве собственности на квартиру… всё. Проверила. Всё на месте. Кроме… сим-карты. Старой, запасной, на которую раньше приходили уведомления, а потом она её отложила «на всякий случай».
Её не было.
Полина шла к подъезду Татьяны Михайловны как к абоненту временно неадекватному. В одной руке — конверт. В другой — диктофон на телефоне.
Ей открыли. Без слов. Без церемоний.
— Что ты себе позволяешь?! — взвыла свекровь, когда увидела, кто вошёл. — Ты что, ворвалась ко мне домой?!
— Да. Без цветов. Без торта. Зато с бумагами, — Полина кинула конверт на стол. — Это уведомление из полиции. Твоё имя, попытка входа, заявка на кредит. Через «Госуслуги», между прочим.
— Я ничего не делала! — запричитала Татьяна. — Это всё случайно! Это Толя! Он нажал не туда!
— А где сим-карта? — Полина сузила глаза. — Которую ты из моего ящика стащила?
Татьяна замолчала. На миг. Потом закричала:
— Ах ты дрянь неблагодарная! Я тебе сына отдала, крышу над головой, всё лучшее, а ты? Полицию на меня натравила!
И тут из кухни вышел Анатолий.
— Полина… может, поговорим? Я не знал, честно. Мама… она сказала, это просто, чтоб проверить возможности кредита, она не хотела…
— Она не хотела? — перебила его Полина. — А ты? Ты вообще что-нибудь хотел сделать? Кроме как стоять между нами, как размокшая прокладка?
Он опешил.
— Полин, ну что ты такое говоришь…
— То, что думаю, — она подошла ближе, почти в упор. — Если ты сейчас не скажешь ей, что она должна оставить меня в покое, ты уходишь вместе с ней. И навсегда. Не вздумай потом являться. Не вздумай снова стоять у моей двери. Потому что это был твой выбор. Потому что ты не сделал ничего, чтобы меня защитить.
Татьяна завыла:
— Ой, Боже, Боже… я же мать, я за него жизнь положила!
— Так и оставайся при ней, — тихо сказала Полина. — Только не надо жертвовать мою.
Она вышла. Без слёз. Без истерик. Просто закрыла за собой дверь.
Спустя месяц Полина подала на развод. Перевыпустила все документы, сменила телефон, поставила сигнализацию в квартиру. Купила себе новый чайник, отпраздновала это винишком и чипсами под сериал.
А потом — поехала в отпуск. Впервые за десять лет. Сама. В Сочи. В апреле. Под дождём, но с ощущением, что дальше будет лучше.
Потому что она больше не была никому должна. Ни диван. Ни деньги. Ни себя.
-Всё-