— Ты издеваешься, Лёш? — тихо, с прищуром спросила Елена, сложив руки на груди. — Ты сейчас серьёзно сказал, что она поживёт у нас неделю?
— Ну… Это же мама, — развёл руками Алексей, делая шаг назад, как будто хотел скрыться за тумбочкой. — У неё потоп, батарея прорвала. Вызвали сантехника, но у них там и стены промокли, и проводку придётся менять…
— И ты решил, что самое лучшее место для неё — это наша двушка, где даже шкаф открывается только если оба согнутся? — с ироничной ухмылкой уточнила Елена. — Или ты так решил отомстить мне за прошлую ссору?
— Лена, хватит. Ну при чём тут это? — вздохнул он. — Мамина квартира вся в воде. Соседи уже в ЖЭК жаловаться пошли. Она не может там жить. И гостиница ей не по карману.
— А мне — её постоянные «добрые» советы по карману? Или, может, я забыла, как она в прошлый раз звала меня «финансовым мальчиком в юбке»? Или когда она сказала, что твоя бывшая «по крайней мере стирала, а не презентации делала»?
— Лена, ну не начинай! — повысил голос Алексей. — Она всего на неделю! Я тебя прошу, по-человечески. Поживёт у нас — и уйдёт.
— Она не уйдёт. Она расползётся. Как грибок. Ты сам знаешь.
Алексей посмотрел на жену. У неё были нервно поджаты губы, глаза с холодным блеском, как у женщины, которая уже морально собрала чемодан и мысленно делит имущество.
— Я не хочу скандала, — сказал он тише. — Пожалуйста.
Ну вот и всё, подумала Елена. Он выбрал. И снова не меня.
Потоп, как выяснилось, был настоящим. Квартира Ольги Петровны напоминала корабль после атаки торпеды. С потолка капало, в коридоре стояли тазики, в комнате вздулся ламинат.
— Ну, как вам тут живётся? — с нескрываемой издёвкой спросила Ольга Петровна, переступая порог квартиры сына и глядя на кухонный гарнитур, как на экспонат из музея бедности. — Всё это время думала, вы тут дворец отстроили, а у вас, оказывается, коммуналка с претензией.
— У нас уютно, мама, — сухо ответил Алексей. — Ты же не навсегда.
— Ну конечно, конечно, — протянула она. — Я просто недельку поживу. Может, две, если там проводку затопило.
Елена в этот момент молча мыла посуду. Губка скрипела по тарелке так, будто она шлифовала бетон. Сдерживалась из последних сил.
— А что у вас тут с полочками? — продолжала Ольга Петровна, оглядываясь. — Они как-то криво висят. Алексей, ты что, сам вешал?
— Сам, — буркнул он.
— А я думала, ты уже взрослый человек, — покачала она головой. — Бывшая твоя, Мариночка, всегда нанимала специалистов. Всё идеально, ровненько. А эта, видно, всё на скорую руку…
Елена поставила чашку в раковину. Звук был такой, будто она не чашку ставила, а объявляла войну.
— Эта вас слышит, между прочим, — обернулась она. — И у этой есть имя. Если уж вы на неделе у нас, давайте играть в культурных людей.
Ольга Петровна уселась на диван и театрально вздохнула.
— Я старая женщина, мне тяжело. Что мне осталось, кроме как наблюдать, как сын мой превращается в подкаблучника?
— Мама, ну хватит! — воскликнул Алексей, но его голос уже не звучал убедительно. Он устал. Это было видно.
— Ты и сам знаешь, — не отставала мать. — Ты с ней не муж, а бухгалтер на побегушках. Она и так всё решает, и деньги у неё, и квартира. А ты кто? Мужчина, который попросил маму потерпеть.
— Хватит! — вскочила Елена. — Всё. Я больше это терпеть не буду.
— Что ты сделаешь? Выгонишь? — язвительно уточнила Ольга Петровна. — Из квартиры, которую оформили на Лёшу?
— На Лёшу? — Елена замерла. — Ты что сейчас сказала?
Алексей побледнел.
— Лена, я… Я просто… Ну ты тогда была занята, не хотела возиться с бумажками…
— Так ты оформил квартиру на себя? — медленно, почти шепотом спросила Елена. — Ту квартиру, за которую я внесла первоначальный взнос и выплатила ипотеку?
Ольга Петровна улыбнулась.
— А что ты хотела? Ты же на работе всё. А мужчина — глава семьи.
Молчание стояло тяжёлое. Даже холодильник замер.
— Вот как, — тихо сказала Елена. — Значит, я живу в квартире, которая мне не принадлежит. В квартире, где меня унижают. Где меня сравнивают с твоей бывшей. И всё это ты называешь «потерпеть неделю»?
Алексей развёл руками.
— Лена, ну… Я не думал, что так выйдет.
— Конечно, ты не думал. Ты вообще не думаешь. Ни о себе, ни обо мне, ни о будущем. Ты просто — между нами, как мебель. Без воли, без позиции. Маменькин сынок.
— Да как ты смеешь! — вскрикнул он, лицо налилось краской. — Я ради тебя всё делал!
— А оформлял всё ради неё? — кивнула она в сторону свекрови. — Молодец. Тогда и живите вместе. Я вам не мешаю.
Она сняла передник, бросила его на спинку стула, вышла из кухни и закрыла за собой дверь спальни.
Алексей сел на табурет и уткнулся в ладони.
— Молодец, — удовлетворённо сказала Ольга Петровна. — Наконец-то ты показал, кто в доме хозяин.
Но в его голове только стучало: А если она уйдёт?..
Вечером Ольга Петровна заняла диван в зале, окружённая пледом и подушками, как королева на троне. Алексей сидел у окна, курил — хотя давно бросил — и не знал, как собрать то, что уже раскололось.
За стеной стояла тишина. Елена не вышла даже попить воды.
А завтра наступит новый день. День номер два.
Или, как это звучит у них — второй день войны.
***
Утро началось с треска. Это Ольга Петровна открыла шкаф и с каким-то особым наслаждением стала передвигать вешалки. Елена лежала с закрытыми глазами, но каждый металлический лязг отдавался у неё в висках как выстрел.
— Просыпаемся, девочки, — громко объявила свекровь. — Пора готовить завтрак. А то в доме какая-то безхозность. Как в отеле без шведского стола!
Елена поднялась медленно. Спать почти не удалось — то от злости, то от страха, что проснётся и обнаружит, что вчера был не сон. Но нет. Ванная уже занята. Из-под двери доносилось бодрое пение Ольги Петровны: — Я люблю тебя, жизнь…
— Господи, — прошептала Елена, опершись о стену. — Кто-то выключите этот кошмар.
Алексей уже сидел на кухне с телефоном, и с лицом, которое могло бы украсить постер к фильму «Мужчина, потерянный между двух огней».
— У неё там шампунь с ромашкой, у тебя с ментолом. Она говорит, от ментола у неё «там всё щиплет», — мрачно сообщил он, не отрывая взгляда от экрана.
— А у меня от неё всё щиплет, особенно нервы, — отозвалась Елена, заваривая кофе. — Ты хотя бы понимаешь, что она делает это специально?
— Лена, да успокойся ты. Ну неделя, может, чуть больше. Мы же взрослые люди.
— Нет, мы как раз очень незрелые. Ты — вечно в позиции «между», я — в обороне, как на фронте. А она — третий лишний, который почему-то считает себя центром вселенной.
Ольга Петровна вынырнула из ванной с полотенцем на голове и в халате, словно вернулась из санатория. — А где у вас нормальный фен, а? Этот — дует, как кот простуженный. И вообще, я вчера не видела аптечку. Или вы тут вообще не болеете? Или вы жена-финансист, у вас на всё свои таблицы, даже на температуру?
Елена резко обернулась:
— У нас есть аптечка. Просто она не выложена, как на складе. Мы живём, а не лечим прохожих.
— Я просто спросила! — возмущённо вскинула руки Ольга Петровна. — И не кричи, пожалуйста. У тебя тон, как у прокурора.
Алексей поднялся:
— Всё, я на встречу. Постарайтесь не убить друг друга.
— О, а я думала, ты нас мирить собрался, — ядовито произнесла Елена. — Хотя, да, тебе удобнее убежать.
— Лена, не начинай, — пробормотал он, надевая куртку. — У меня реально важная встреча.
Он вышел, хлопнув дверью.
День прошёл в молчаливой вражде. Елена работала из дома, но сосредоточиться было невозможно. В одиннадцать Ольга Петровна включила «Модный приговор» на полную громкость, комментируя вслух каждого участника.
— Вот она — дура. Зачем такие брюки, если у тебя бёдра, как у танка? Эх, Лёша у меня всегда умел отличить хорошую фигуру…
Задушить. Просто взять и задушить подушкой, — мечтала Елена, продолжая строить таблицы, в которых цифры скакали от злости.
В обед свекровь сварила суп. Без предупреждения. На старой куриной спинке и вермишели, которую Елена в жизни бы не купила.
— Супчик, кстати, полезный. А не как ваши эти… доставки с Вьетнама. Знаешь, откуда они эти креветки таскают? Из канавы.
— Спасибо, — сухо сказала Елена. — Но я не голодна.
— Угу. А потом язвы, гастриты, и что мы скажем Лёше? Что ты велела ему не беспокоиться, потому что сама себя довела?
Вечером Алексей вернулся — как на похороны. Лицо серое, глаза красные.
— Ну как встреча? — спросила Елена без особого интереса.
— Пролетели, — буркнул он. — Всё накрылось. Партнёр отказался. Сказал, мы ненадёжные. Я ему предлагал — и так, и эдак. Он сказал, пусть твоя жена в Excel-таблице рисует прибыль.
— Так может, я и нарисую, — пожала плечами Елена. — По крайней мере, у меня бизнес работает. А у тебя — фантазии.
— Лена, не сейчас, ладно? — Он сел на кухне, потер лицо ладонями. — Я устал.
— А я нет? Я в своём доме не могу даже побыть одна. Везде — глаза. Её глаза. Она даже шкаф в ванной заняла, мою расческу выкинула!
— Это не так! — донёсся голос Ольги Петровны из комнаты. — Я просто решила, что она старая. А старая расческа — это же антисанитария. Я заботилась!
Елена встала.
— Всё. Я так больше не могу. Я как в ловушке.
— Лена, ну пожалуйста. Потерпи. Ещё пару дней. Я уже нашёл мастеров, они завтра там стены вскроют, всё просушат.
— А ты не хочешь вскрыть мозг? Свой? И посмотреть, почему ты всегда на её стороне? — Она подошла ближе, резко. — Ты когда последний раз был на моей?
— Я всегда на твоей, Лена…
— Нет, ты всегда рядом. Но никогда со мной. Понимаешь?
В этот вечер она снова не вышла из спальни. Алексей пил на кухне. Ольга Петровна смотрела «Поле чудес».
А потом она произнесла фразу, которую услышала даже Елена из-за стены.
— А знаешь, Лёшенька, может, и к лучшему, что вы не успели родить. Всё равно бы потом делили ребёнка. Она — та ещё стерва.
Щёлк.
Дверь спальни резко открылась. Елена стояла на пороге, босиком, с тёмными глазами, как у человека, которого разбудили в момент пытки.
— Повтори, — сказала она тихо. — Повтори, что ты сейчас сказала.
— Я не тебе говорила, — дернулась Ольга Петровна.
— Это мой дом. Ты живёшь здесь. На моей еде. С моим мужем. На моём белье ты сидишь. Так что говори мне.
Алексей попытался встать:
— Девочки…
— Сиди, — бросила Елена, не отрывая взгляда от свекрови. — Ты тоже послушай.
— Я сказала, — медленно произнесла Ольга Петровна, — что хорошо, что у вас нет детей. Потому что они бы страдали с такой матерью.
— Поняла, — кивнула Елена. — Всё. Завтра ты уходишь. Или я.
— А квартира-то не твоя, милая! — с торжеством сказала свекровь. — Помнишь?
Елена медленно улыбнулась. И достала с полки… папку. Красную, с гербовой печатью.
— Ты зря думаешь, что я дура, — спокойно сказала она. — Договор дарения. От Лёши. На моё имя. Заверенный у нотариуса. Три месяца назад.
Алексей вздрогнул.
— Лена, ты же сказала, что не будешь его оформлять…
— Сказала. А потом передумала. Потому что слишком часто слышала, как ты молчишь, когда она говорит, что я тут никто.
Ольга Петровна побледнела.
— Ты… ты подстроила всё?
— Нет. Я просто научилась защищать себя. Завтра — такси. В одиннадцать. Тебе помочь собрать вещи?
Алексей долго стоял у окна.
— Лена…
— Не надо, — оборвала она. — Если ты думаешь встать между нами и дальше — решай прямо сейчас.
Он медленно обернулся.
— Я ничего не думаю. Я хочу, чтобы всё было как раньше.
— Как раньше больше не будет, — тихо сказала она.
***
Такси приехало в 10:58.
Белый «Рено Логан», уставший жизнью водитель в чёрной кепке и трещиной на лобовом стекле. Самое подходящее такси для Ольги Петровны, подумала Елена и медленно отхлебнула кофе.
В кухне царила тишина. Алексей сидел, уставившись в чашку, как в бездну. Пальцы подрагивали.
Ольга Петровна ходила по квартире в туфлях на каблуке и с чемоданом на колёсиках, который противно скрипел, как будто специально издевался.
— Ну что ж, — сказала она на прощание, натянуто улыбаясь. — Весёлого вам тут быта. Живите. Как знаете. Сами. Без родни, без поддержки, без совета. Может, теперь у тебя хоть борщ нормальный появится, Леночка.
— Спасибо, Ольга Петровна, за заботу. Особенно за советы, — с безразличием ответила Елена.
— Лёша, сынок, — вскинулась свекровь, уже на пороге. — Может, ты всё же передумаешь? Поедем ко мне. Успокоишься, подумаешь. У тебя там всегда комната.
Он молчал. Только глянул на неё. А потом — на жену.
Елена стояла у окна. В халате, с чашкой. Не крашеная, не на каблуках. Просто жена. Та, с которой он пережил пять лет. Та, которая не вышла бы замуж за него, если бы не любила до глупости.
— Я остаюсь, мам, — выдохнул он. — Езжай.
— Понятно… — сухо сказала она. — Выбрал. Ну-ну. Потом не плачь. Посмотрим, как она тебе носки стирать будет.
— У нас есть стиралка, — заметила Елена, не оборачиваясь. — Очень умная. Она не орёт с утра и не комментирует мою тушь.
— Ну-ну, — повторила свекровь, и, дернув чемодан, пошла к лифту.
Дверь закрылась с металлическим стуком. Будто хлопнула судьба.
— Ну вот, — сказал Алексей после долгой паузы. — Конец. Победа.
— Это не победа, Лёш. Это просто… выбор. Твой. И поздноватый.
Она говорила спокойно. Даже слишком.
Он подошёл, хотел взять её за руку — она отстранилась.
— Не надо. Мы с тобой потеряли что-то важное. Пока ты молчал, я защищалась. Пока я защищалась — ты уходил. А теперь ты остался, когда уже не нужно.
— Лена… Я…
— Я устала, Лёш. Очень. Я в этом браке была не женой, а бронежилетом. Между тобой и твоей мамой. Ты это понимаешь?
Он опустил глаза.
— Я думал, если всех устраивать — всем будет хорошо.
— А получилось, что всем плохо. Особенно мне.
Она встала. Выпрямилась.
— Поэтому давай так. Пока она в дороге — ты собираешь вещи. И уходишь.
Он поднял глаза. Бледный. Ошарашенный.
— Что?
— То, что ты услышал. Это не месть. Это не злоба. Просто… мне нужен воздух. Без твоей мамы. Без тебя. Без этого всего.
— Но… это же наш дом. Я его тебе отдал.
— И спасибо тебе за это, — кивнула она. — Именно поэтому я тебя не выгоняю. Я прошу уйти добровольно. Чтобы сохранить хоть какое-то уважение.
Он молчал. Потом прошёл в спальню. И начал собирать вещи. Молча. Без криков. Без сцены.
Сумка, свитер, рубашка, бритва. Всё по-мужски чётко. Только в углу глаз — какая-то безнадёжная дрожь.
На пороге он остановился.
— Если я вернусь…
— То дверь будет закрыта, Лёш. А ты — уже другой.
Он кивнул.
И ушёл.
Прошёл месяц.
Ольга Петровна больше не звонила. Ни разу. Впрочем, она и раньше предпочитала не звонить, а приезжать внезапно.
Алексей звонил. Несколько раз. Писал. Присылал «прости», «ты права», «мне жаль».
Она не отвечала.
Потом был букет. Тот самый — с подсолнухами, которые она любила. И записка: «Просто знай — я понял. Но понял поздно.»
Она взяла букет. Без эмоций. Без трагедии. Просто поставила в вазу.
Потому что всё внутри уже сгорело. Тихо. Медленно. Ещё тогда — между их тишиной на кухне и скрипом чемодана.
А однажды Елена шла по улице и увидела его. Снова. У кафе.
Он сидел один. Смотрел в кофе. Ровно так же, как в тот день. Уставший, другой. Один.
И знаете, что она сделала?
Ничего.
Прошла мимо.
И только в голове прозвучало:
— Ты сам выбрал.
Конец рассказа.