«Ты мне рот не затыкай, девочка!» — закричала свекровь, разразившись гневом на Марии, которая решила отстоять свою независимость.

Уход словно порыв ветра, оставивший лишь тишину.

— Ты серьёзно собираешься работать в трусах? — Алексей стоял в дверях спальни, небритый, с чашкой кофе и ухмылкой на лице.

— Да ты серьёзно собираешься задавать мне этот вопрос в квартире, за которую я плачу ипотеку, работая в трусах? — не отрываясь от экрана, бросила Мария, шлёпнув по клавиатуре.

— Ну, во-первых, ипотека — на нас обоих…

— Во-вторых, выплачиваю её я, потому что твоя зарплата на моём фоне выглядит как чаевые в хачапурной.

— Вот за это тебя моя мама точно не полюбит, — буркнул он, отпивая кофе.

— Ты удивишься, но она меня уже ненавидит. Даже не встретив. Женская интуиция — мощная штука.

— Маша, ну мы же просто переезжаем. На время. Пока я в новой должности вникаю. Пока мы не найдём что-то своё в городе…

— Мы уже нашли, Лёша. Мы нашли вот эту квартиру. Солнечную, с огромной кухней, с подоконником, на котором я могу сидеть и пить вино, глядя, как люди спешат на работу. Это моё место. Здесь я живу, а не существую.

Алексей вздохнул, сел на край кровати и поставил чашку на тумбочку. На лице — выражение мужчины, который знает, что его вот-вот убьют. И у него, если честно, не очень-то и есть возражения.

— Понимаешь, — начал он, аккуратно, как будто говорил с миной, — там, в городе, в отделе, все меня знают. Меня ждали. Это не просто повышение. Это шанс. А ты же всегда говорила, что не хочешь мешать моей карьере.

— Я говорила, что не хочу мешать. Но не говорила, что хочу жить с твоей мамой в одной квартире и слышать, как она с утра называет меня городской сучкой и варит холодец по рецепту 82-го года.

Он молчал. Она замолчала. Оба знали, что всё решено.

Они приехали в город через две недели. С машиной, в которой было ровно три чемодана, ноутбук, три коробки с книгами и Маринины гантели. Ну и его велосипед, который стоил, как её ноутбук. Но это было святое — Алексей верил в велосипеды, как мама в церковь.

— Ну, здравствуйте, мои дорогие, — Ольга Петровна стояла в подъезде, как вахтёр на посту. Чёрное пальто, аккуратно накрашенные губы и взгляд, которым можно было резать провода.

— Привет, мам, — Алексей обнял мать. Она отступила, оценивающе глянула на Марию.

— А ты, я вижу, не поправилась. Всё такая же… компактная.

— Спасибо, Ольга Петровна. Вы тоже не изменились. Всё такая же… собранная.

— Устала, наверное? У нас тут все девочки с работы приходят и сразу ужин готовят. А ты, говорят, в компьютере сидишь?

— Да. Я веб-дизайнер. Работаю удалённо.

— А, ну, удобно. То есть можно и пыль вытереть заодно, пока работаешь. Раз уж дома.

Заявила своей наглой свекрови: «Не собираюсь я кормить чужих подруг» Читайте также: Заявила своей наглой свекрови: «Не собираюсь я кормить чужих подруг»

Мария на это ничего не ответила. Улыбнулась. Таким взглядом, каким улыбаются маньяки, прежде чем натянуть перчатки.

На третий день после переезда всё пошло по бороде.

— Ты опять посолила макароны, как будто я гипертоник! — Ольга Петровна вывалила на тарелку недоеденный ужин. — Мой сын любит нормально, по-человечески. А не как в твоих этих… модных ресторанах, где за шестьсот рублей дают ложку пюре и называют это ужином.

— Лёша, — тихо сказала Мария, отложив вилку, — пожалуйста, скажи ей, что ты ешь нормально.

Алексей сделал вид, что у него инсульт.

— А вообще, — продолжала свекровь, откинувшись на спинку кухонного стула, — я вот что думаю. Молодая женщина должна знать своё место. Утром — вставать, убираться, стирать. И никакие ваши фрилансы меня не убедят.

— А я вот думаю, — спокойно, почти ласково ответила Мария, — что молодая женщина должна вставать и жить свою жизнь. А не чью-то фантазию о том, как она должна себя вести.

— Ты мне рот не затыкай, девочка! Пока ты под моей крышей…

— Под моей крышей, — Алексей встал. — Мы живём здесь временно, и я просил: без вот этого всего. Мы взрослые люди. Пожалуйста.

Но «пожалуйста» не помогало.

Через неделю Мария пыталась провести важную презентацию через Zoom. В наушниках, с камерой, с заказчиком из Лондона. И тут — дверь в комнату резко распахнулась. Влетает Ольга Петровна, как ураган с рынка.

— Ты что, опять в пижаме? Господи, бабы теперь совсем с ума сошли! И кому ты там лапшу вешаешь? Они хоть платят тебе?

— Я работаю! — Мария резко сняла наушники.

— Не ори на меня в моём доме!

— Это не ваш дом. Это временно, и я пытаюсь быть вежливой, но у меня закончились нервы, ясно?

— Да ты неблагодарная! Я тебя к себе пустила!

— Вы меня не пускали! Я приехала с мужем, который даже слова в ваш адрес сказать боится!

Дальше был крик. Швырнутая чашка. Кнопка «завершить звонок». Мария сидела в кресле, с руками на лице, и просто дышала.

Алексей вошёл спустя десять минут. Постучал.

— Маш, ну неужели всё настолько плохо?..

Она подняла голову. Волосы сбились в кучу, глаза — стеклянные.

«А как заболела, так и не нужна стала?» — в отчаянии крикнула Даша, сталкиваясь с неприятием матери на её выбор жизни Читайте также: «А как заболела, так и не нужна стала?» — в отчаянии крикнула Даша, сталкиваясь с неприятием матери на её выбор жизни

— Я больше так не могу. Это не жизнь. Это кастинг в адскую квартиру.

— Мы съедем.

— Когда?

— Я поговорю с ней.

— Алексей. Ты уже год как обещаешь поговорить с ней.

Он хотел что-то сказать. Но, как и всегда, не нашёл слов. И снова выбрал молчание. Потому что маму обидеть страшно, а жену — ну, она же сама как-то разберётся. Умная ведь.

Поздно ночью Мария лежала, уставившись в потолок. Алексей храпел рядом. А у неё в голове всё было ясно. Абсолютно. Впервые за долгое время.

Завтра утром она встанет. И уйдёт.

Пока никто не проснулся.

Мария вышла из квартиры в шесть сорок. На носу — очки, на плече — рюкзак, в руке — чемодан на колёсиках. И всё. Без пафоса. Без истерики. Без рыданий в три этажа. Просто — ушла.

Алексей проснулся от звука входной двери. Протёр глаза, зевнул, потянулся. И только потом, спустя минут десять, понял, что в доме как-то… тихо.

— Маш? — крикнул он, проходя мимо кухни.

Ольга Петровна стояла у плиты в фартуке и, судя по аромату, готовила завтрак на шесть человек. Хоть в доме трое.

— Мария не спит? — спросил он, пытаясь заглянуть в комнату.

— А ты думаешь, она тут? — не оборачиваясь, ответила мать. — Чемодан выкатился в шесть утра. Каблуки цокнули. И всё. Улетела твоя жена, как фея, только волшебной палочки не оставила. А жаль.

— Ты… ты её не остановила?

— Это не моя жена. Ты у нас женатый.

Он открыл дверь в спальню. Постель разобрана. На подоконнике — недопитый кофе. У зеркала — пусто. Даже расчески нет. Только записка.

«Я не бегу. Я ухожу. Потому что если остаться — я исчезну как личность. Ты не виноват. Просто ты не со мной. Ты — рядом с мамой. Я тебя не ненавижу. Но и не уважаю. Больше.»

Алексей сел на кровать. Взял голову в руки. И долго сидел. До тех пор, пока в комнату не вошла мать с тарелкой омлета.

«Сколько лет прошло, а ты такая же стерва!» — произнесла Валя вслух Читайте также: «Сколько лет прошло, а ты такая же стерва!» — произнесла Валя вслух

— Ты не голодный?

— Мама… — он посмотрел на неё так, будто только что впервые увидел. — Ты понимаешь, что ты сделала?

— Я? Я просто поставила на место девочку, которая решила, что если она с ноутбуком, то она главная в семье.

— Она была моей женой.

— Она была… чем? Пауэрбанком? Рабочим местом на ножках? У неё даже детей нет! Что за семья без детей?

— Ты токсична. Это, кстати, не болезнь. Это диагноз.

— Не смей так со мной разговаривать!

— А как мне разговаривать, мам? Ты разрушила мой брак. Потому что тебе вечно надо быть в центре. Даже если для этого надо выдавить из квартиры человека.

— Она была не твоего круга, Лёша. Это не любовь. Это… это временно.

— Да пошло оно всё к черту! — он вскочил. — Это ты временно. В моей жизни. Понимаешь? Я — взрослый мужик, у которого теперь нет жены, потому что он слишком ссыкло, чтобы закрыть за тобой дверь.

В тот же день Мария сидела в кофейне у вокзала. В руке — латте. На лице — ничего. Абсолютно. Ни злости, ни обиды. Только усталость. Та, что копится месяцами, годами. Когда кричать уже не хочется. Когда просто хочешь исчезнуть. И начать заново.

— Простите, у вас зарядка есть? — подошла девушка с мокрым зонтом.

— Возьмите, — Мария протянула пауэрбанк. — Он всё равно мне больше не нужен.

Девушка поблагодарила и ушла, оставив после себя запах дождя и лёгкого парфюма.

Мария достала телефон. Открыла почту. Там — письмо от старого клиента.

«Маша, мы открываем офис в Тбилиси. Нужен свой человек. Хочешь попробовать?»

Она смотрела на экран и вдруг поняла, что улыбнулась. Настояще. Не как «держу себя в руках», а как «живу». И впервые за долгое время сердце у неё не болело.

Тем временем Алексей вызвал такси. И поехал по адресу, который когда-то знал наизусть. Старый съёмный угол, где они жили в первые месяцы брака. Где было тесно, дешево и пахло курицей с рынка. Но при этом уютно. Тепло. И не было третьего голоса, который мешал говорить.

Он надеялся, что она там.

Надежда — вообще странная штука. Её обычно больше, чем поводов.

Когда он вышел из такси, то увидел только тётю Люду с соседнего этажа.

Люся против нашествия родни: как отчаянная ложь спасла семью от коммунального безумия Читайте также: Люся против нашествия родни: как отчаянная ложь спасла семью от коммунального безумия

— Здрасьте. Марию не видели?

— Видела. Ушла. Чемодан в одну руку, кофе в другую — и вперёд. Не попрощалась даже. Но вы не переживайте. Такая не пропадёт. У таких кости крепкие.

Алексей кивнул. Вернулся в машину. И сказал:

— Едем обратно.

— Куда? — спросил водитель.

— Домой.

Он хотел сказать «туда, где я теперь живу». Но язык не повернулся. Потому что это был не дом. Это была мамина крепость. Где он теперь — пленник.

Вечером Ольга Петровна поставила перед ним ужин. Молча. Без пафоса. Просто тарелка.

Он посмотрел на еду. Потом — на неё. И сказал:

— Завтра я переезжаю. Куда угодно. Хоть на хостел. Но жить с тобой — это значит снова потерять себя. А я только что понял, что у меня, оказывается, ещё что-то есть. Кроме тебя.

Она ничего не ответила. Только отвернулась. И вытерла слезу, которую очень старалась не показать.

Мария сидела в поезде. Напротив — окно, за которым мелькали деревья и прошлое. В наушниках — песня, которую они слушали, когда ехали вместе на море. Теперь — без него. И без сожалений.

Скоро будет Тбилиси. Новая работа. Новая жизнь. Новый кофе.

Алексей остался с мамой. И с фотографией, на которой они ещё улыбаются. Хотя тогда уже всё шло ко дну.

Мария сидела в кафе с панорамными окнами, пила свой стандартный «американо без сахара» и просматривала контракт. Новая команда. Новый проект. И, главное — никто не дышит в затылок фразой: «А ты когда уберёшься в ванной?»

Уже прошло две недели с того утра, когда она вышла с чемоданом. Сначала было странно. Тихо. Слишком. Потом стало свободно. А теперь — приятно. Непривычно приятно, как когда в обуви наконец нет камня, который давил годами.

Телефон завибрировал.

Алексей.

Медленно. С сомнением. Но ответила.

— Алло?

«Нет у меня дочери!» — швырнула деньги в лицо Миле Елена Артемовна, отказываясь принимать её решение о продаже доли в доме Читайте также: «Нет у меня дочери!» — швырнула деньги в лицо Миле Елена Артемовна, отказываясь принимать её решение о продаже доли в доме

— Маш, привет… Я… я приехал. Я в Тбилиси. Можем увидеться?

Она секунду молчала. Потом очень спокойно:

— Нет.

— Подожди, не вешай трубку. Я… уволился. Я снял квартиру. Я хочу всё начать заново. С тобой. Без мамы. Я прозрел, Маш.

— Угу. Прозрение — удобная штука, когда ты один и у тебя нет чистых носков.

— Это не так. Я реально всё понял. Пожалуйста, хотя бы кофе?

— Алексей, ты знаешь, что такое «поздно»?

Он замолчал. Потом тихо:

— Ты была права. Она меня сломала. Но ты… ты была моей последней нормальной частью.

— Нет, Лёш. Я — не запчасть. Я — человек. Я не жду, чтобы меня прикрутили обратно к кому-то, кто однажды струсил. У меня теперь другая жизнь. И да, здесь в холодильнике тоже нет борща, но знаешь, что есть? Уважение. И покой. А это, как оказалось, важнее котлет.

Щёлк — и гудки.

Алексей стоял у вокзала. Телефон в руке, глаза — в пол. Вокруг — чужой язык, чужие люди, чужая страна. Он не знал, зачем прилетел. Наверное, думал, что всё получится. Что любовью можно замазать трусость.

Но любовью нельзя вылечить слабость. Особенно — хроническую.

Тем временем, в родной квартире, Ольга Петровна звонила сыну каждый вечер. Без ответа. Писала «Ты поел?» и «Как ты там без меня?».

А потом однажды вышла во двор. Там, у лавочки, сидела соседка — Вера Семёновна, та самая, которую раньше Ольга Петровна презирала за глупую стрижку и вечно сломанный телефон.

— Ну что, Олечка, как твои дела?

— Алексей не звонит, — честно сказала Ольга Петровна. — Улетел к этой вашей феминистке.

— А ты рада?

— Нет… — голос дрогнул. — Я думала, он вернётся.

— Вернётся — но уже не в твою квартиру. Ты же хотела взрослого мужчину? Вот он и стал. Только теперь — не твой.

Ольга Петровна молча кивнула. Села рядом. И впервые за много лет не начала рассказывать, как правильно делать котлеты.

«Я никому не должна» — с упреком в голосе объяснила Аня, уставшая от семейных обязанностей свекрови Читайте также: «Я никому не должна» — с упреком в голосе объяснила Аня, уставшая от семейных обязанностей свекрови

Неделя спустя.

Мария получала доступ к корпоративным аккаунтам. Улыбалась. Разговаривала с новыми коллегами. На обед брала хинкали с грибами — и никто не осуждал, что без мяса. На входе ей сделали пропуск с новой должностью. Creative Lead.

Никто не спрашивал, чья она жена.

Никто не открывал дверь без стука.

Никто не включал «Первый канал» в семь вечера «потому что новости».

В один из вечеров Мария сидела в баре. Напротив — молодой мужчина. Приятный. Сдержанный. Сложно сказать, к чему ведёт, но разговоры текли легко. Без споров, кто как должен резать сыр. Без пассивной агрессии на тему «у тебя нет вкуса». Просто — два взрослых человека. На равных.

— Ты замужем? — спросил он.

— Была. Но теперь — нет. Я развелась с человеком, который женат на маме.

Он рассмеялся.

— Сильная. Ироничная. Честная. Опасная женщина.

— Спасибо. Я стараюсь.

Она допила коктейль. И впервые за долгое время поняла — вот оно. Всё. Закончилось. Не трагично. Не с фейерверком. А просто — ушло, как прошлая погода.

Тем временем в Москве.

Алексей открыл почтовый ящик. Там лежал конверт. Судя по почерку — от Марии.

Он открыл. Внутри — справка о разводе. И записка:

«Я простила. Но я больше не та, к которой ты можешь вернуться. Заботься о себе. И, пожалуйста, не зови следующую женщину “идеальной” только потому, что она терпит тебя и твою маму. Удачи.»

Он сел на скамейку. Закурил. И подумал: “Вот теперь — точно всё.”

Конец. Статьи и видео без рекламы

С подпиской Дзен Про

Источник