Анна вышла из ванной, кутаясь в пушистое махровое полотенце, от которого всё ещё исходил сладковатый аромат клубничного геля. В квартире разливалось уютное тепло, а воздух был пропитан густым запахом свежесваренного кофе. По телу пробежала приятная дрожь предвкушения. Губы Анны невольно расплылись в улыбке.
«Опять Витя варит мой любимый», — подумала она.
Казалось бы, мелочь — этот утренний ритуал с кофе. А сколько счастья приносит! Любящий муж, уютный дом, размеренная жизнь — всё, о чём только можно мечтать. Почти идеально.
Из-за прикрытой двери кухни доносились приглушённые голоса — Виктор разговаривал со своей матерью, Светланой Даниловной. Свекровь гостила у них уже второй день. Немногословная, сдержанная до холодности, но не злая женщина. Особой душевной близости между ними не сложилось, хотя Анна всегда старалась быть предельно вежливой и уважительной.
Анна уже занесла руку, чтобы толкнуть дверь, но что-то в интонации мужа заставило её замереть. Голос Виктора, обычно спокойный и уверенный, звучал надломленно, будто он находился на пределе:
— Мама, я устал… Устал её обманывать, — отчётливо донеслось до Анны. — Просто не могу больше так. Ну не могу я на два фронта!
Сердце у Анны замерло, а потом забилось с такой силой, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Она вжалась спиной в стену, боясь пошевелиться.
Ещё один шаг — и она оказалась бы на кухне, в центре разговора. Но вместо этого замерла в полумраке коридора, превратившись в собственную тень. Невольно Анна подслушала то, что никогда не должна была услышать. Её счастливая жизнь в одно мгновение рассыпалась, как карточный домик — беззвучно, но безвозвратно.
— Ну так выбери, с кем тебе лучше, — донёсся до неё невозмутимый голос свекрови. Ни удивления, ни осуждения — просто констатация факта, будто речь шла о выборе между двумя сортами кофе.
— Не могу, — Виктор тяжело выдохнул. — Обеих люблю, понимаешь, мама?
У Анны задрожали руки. Глаза расширились от внезапного понимания. Она сразу догадалась, о ком шла речь. «Наверное, это Ольга, — мелькнула мысль. — Та самая Ольга, «просто подруга семьи», которая вечно названивает Виктору, а потом заходит к ним «просто поболтать»».
Замужняя Ольга, которая всегда говорила Анне, как сильно любит своего странного, вечно молчаливого мужа. Анна никогда не ревновала к ней Виктора. Ну что за глупости! Конечно, Ольга немного легкомысленна, но ведь она замужем! Хотя её муж и правда какой-то блёклый, словно тень человека…
«Люблю обеих». Эти слова пронзили Анну насквозь, как острый нож. Она застыла, прислонившись к стене, не в силах пошевелиться, точно вдруг перестала существовать. Идеальный дом, уютный быт, кофе по утрам — всё оказалось красивой ширмой, за которой пряталась гниль.
Виктор молчал. Светлана Даниловна тоже. Только мерное гудение кофемашины нарушало тишину.
— Ну тогда и не дёргайся, — наконец, произнесла свекровь с лёгким раздражением. — Живи, как живётся, ничего не меняй. Я вообще не понимаю, к чему ты завёл этот разговор.
Анна медленно, почти на цыпочках, отступила в спальню. Опустилась на край кровати и уставилась в пол невидящим взглядом. Мир вокруг словно замедлился, мысли путались, перебивая друг друга. Единственное, что она чувствовала с пронзительной ясностью, — это предательство.
Ночью Анна не могла сомкнуть глаз. Лежала в темноте, слушая размеренное дыхание спящего рядом Виктора. Её «любимого» мужа. Того самого, ради которого она когда-то отказалась от перспективной должности в крупной фирме — потому что он так мечтал, чтобы она занималась исключительно домом.
Того самого, для которого она каждый вечер готовила ужин, стирала рубашки, гладила брюки, обсуждала фильмы и строила планы на будущее. Они ведь столько всего хотели вместе — детей, поездку на море в сентябре, ремонт на кухне…
«А он, оказывается, «любит обеих»», — эта мысль не давала ей покоя.
Утром, собрав все силы, чтобы не выдать себя, Анна, как ни в чём не бывало, накрыла на стол: золотистый омлет, поджаренные тосты, ароматный кофе. Светлана Даниловна уже восседала в кресле — как всегда, безупречно одетая, с аккуратной причёской. Она сдержанно кивнула в знак приветствия и, встретившись с Анной взглядом, задержала его на долю секунды. Что-то промелькнуло во взгляде свекрови — то ли удивление, то ли мимолётное сожаление, — но вслух она ничего не сказала.
Виктор вёл себя как обычно. Обнял Анну за талию, нежно поцеловал в висок:
— Доброе утро, моя красавица! Как тебе спалось?
— Нормально, — сухо ответила она и отвернулась, делая вид, что занята кофеваркой.
После завтрака Виктор ушёл на работу. Анна молча перемыла посуду, потом направилась в спальню, плотно закрыла за собой дверь и достала из шкафа чемодан.
Она собирала вещи методично, с каким-то пугающим спокойствием. Аккуратно складывала блузки, платья, бельё. Внутри всё обрывалось и скручивалось в тугой узел, но на её лице не дрогнул ни один мускул. «Я не хочу быть вторым номером, — стучало в голове. — Я хочу быть единственной».
Каждая вещь, уложенная в чемодан, была как прощание с жизнью, которая, как выяснилось, давно уже стала ложью.
Светлана Даниловна без стука вошла в комнату, когда Анна укладывала в папку паспорт и банковские карты.
— А ты куда это собралась? — в её голосе не было ни удивления, ни тревоги.
— Ухожу, — не поднимая глаз, ответила Анна.
— Ты уверена?
Голос свекрови звучал спокойно, почти холодно, как будто речь шла о самой обыденной вещи.
— Мы с вами взрослые женщины, Светлана Даниловна. Я думаю, вы понимаете, что я всё слышала.
Анна наконец подняла взгляд и посмотрела свекрови прямо в глаза.
— Понимаю. И именно поэтому ты уходишь? — свекровь чуть прищурилась.
— Он любит тебя.
— Любит. Но не только меня одну.
Свекровь молча кивнула. Никакой драмы, никаких слёз или слов поддержки — только короткое, почти одобрительное движение головой. Анна вдруг отчётливо поняла: для этой женщины такая жизнь — норма. Так жила она сама. Возможно, так жили её подруги. Молчать, терпеть, соглашаться на второе место, если первое уже занято. Но Анна так жить не собиралась.
Она сняла небольшую студию в спальном районе — пока просто чтобы пережить первые дни. Странно, но она не плакала — будто слёзы застыли где-то внутри, не находя выхода.
Первую неделю Виктор звонил каждый день, потом — через день, а затем и вовсе перестал. Примерно через месяц она увидела его у своего подъезда. Он стоял, облокотившись на капот машины, с букетом ярко-жёлтых роз.
— Анечка, — окликнул он её, когда она подошла. — Это тебе…
— Да ты что? — она обвела взглядом цветы. — Жёлтые? Правда?
Он запнулся:
— Ну, просто… красивые же… жёлтые…
— Это к разлуке, Витя.
Он сник, плечи опустились.
— Послушай, Ань, я всё обдумал. Я… я не хочу тебя терять.
— А как же Ольга? — голос её звучал ровно, будто она спрашивала о погоде. — Как она?
Он отвёл взгляд:
— Я запутался. Я сам не понимаю… Мне же с тобой хорошо! Ты — моя семья, ты — моё всё. Но когда я с ней…
Анна подняла руку, прерывая его:
— Подожди, Витя. Ты знаешь, если бы я не услышала тот разговор, ты бы так и продолжал жить на два фронта. Ведь так?
Он не ответил, только виновато опустил голову.
— Значит, тебе было так удобно до тех пор, пока я ничего не знала?
— Но ты пойми, я не хотел тебя ранить! — в его голосе зазвучали умоляющие нотки.
— Конечно, — горько усмехнулась она. — А получилось наоборот. Ты ранил меня сильнее всех именно потому, что я тебя любила.
Она резко повернулась и пошла прочь, оставив его стоять с нелепым букетом в руках.
Прошёл месяц. Анна устроилась на работу в небольшое агентство. Зарплата скромная, зато стабильная. Её лицо теперь выглядело спокойнее, но в глазах поселилась какая-то неизбывная грусть, от которой не спасали ни книги, ни долгие прогулки, ни походы в кино.
Иногда она вспоминала их совместные утра — как он шутил, как она смеялась, и как казалось, что так будет всегда. Но больше всего ей вспоминались слова: «Люблю обеих».
А в их бывшей квартире тем временем царило напряжение. Виктор из последних сил пытался сохранять отношения с обеими женщинами, но ничего не получалось. С Анной контакт был безнадёжно потерян — она оставалась непреклонной. А с Ольгой всё становилось только сложнее.
Ольга по-прежнему жила с мужем. Павел, несмотря на осведомлённость о её связи с Виктором, не поднимал шума. Он вообще был человеком странным, с какой-то философской отрешённостью от жизни. Знал, что жена ему изменяет, но реагировал на это с поразительным равнодушием.
— Ты же всё равно ко мне возвращаешься, — сказал он ей однажды. — Готовишь, убираешь, ухаживаешь… Мне этого достаточно.
— И что, ты совсем не ревнуешь? — недоумевала Ольга.
— Да я особо ничего и не чувствую, — пожал плечами он.
Интересы Павла ограничивались шахматами, научными книгами и хорошей кухней. Взамен он обеспечивал Ольге комфортную жизнь без забот. Однако отпускать её он не собирался — не из любви, а скорее из привычки.
Ольга мучилась. Её чувства к Виктору были настоящими и глубокими, но решиться уйти от Павла она не могла. Квартира в центре, финансовая стабильность, привычный уклад — всё это крепко держало её рядом с человеком, который по сути ничего от неё не требовал.
— Я как в клетке, — жаловалась она Виктору, нервно теребя прядь волос. — Он молчит, смотрит сквозь меня, а я просто погибаю рядом с ним!
— Ну так уходи, — без особой уверенности предлагал он.
— Куда?
— Ко мне.
На этих словах Виктор обычно замолкал, потому что и сам не был уверен, готов ли жить с ней. Без Анны всё в их общем доме как-то сразу опустело, квартира стала чужой и неуютной, а Ольга, со всей своей страстью и взбалмошностью, так и не смогла заполнить эту зияющую пустоту.
Однажды промозглым мартовским вечером Виктор случайно увидел Анну. Она сидела в кафе у окна и улыбалась кому-то — может быть, коллеге. В её движениях больше не было той скованности и тревоги, что раньше. Он не подошёл, просто смотрел на неё издалека.
И в тот момент он с пронзительной ясностью понял: он потерял её навсегда. Не потому, что она ушла, а потому, что она — разлюбила. Она выбрала быть одной, а не одной из двух, потому что одиночество — это просто боль, а жизнь с предателем — это нескончаемая пытка.
На его сообщения она больше не отвечала. Она не мстила, не пыталась уколоть его колкими фразами, не старалась доказать, что она лучше. Она просто исчезла из его мира, как будто её никогда и не было.
А Ольга по-прежнему жила с Павлом. Иногда она запиралась в ванной и рыдала, зажимая рот ладонью, чтобы не было слышно. Иногда писала Виктору длинные, отчаянные сообщения — и тут же их удаляла, не отправив.
А он? Он тоже не знал, чего хочет. Всё как-то само собой так сложилось, что он потерял обеих женщин, которых любил. Одну — потому что не сумел быть верным. Другую — потому что не сумел быть решительным.
«Вот так всегда, — с горечью думал он, стоя у окна и глядя на моросящий дождь. — Хотел получить всё, а в итоге остался ни с чем…»