— Да если б я знал, что ты разведёнка да ещё и с прицепом, не стал бы с тобой связываться! — голос Максима разрезал атмосферу праздника как скальпель.
Только что уютный ресторан, полный приглушённых разговоров и тихой музыки, внезапно стал ареной публичной казни. От неожиданности Алина застыла, сжимая в руке бокал шампанского так сильно, что побелели костяшки пальцев. Она чувствовала на себе десятки взглядов — любопытных, сочувствующих… Юбилей её лучшей подруги Ирины превратился в кошмар.
— Макс, пожалуйста, давай не здесь, — прошептала она, пытаясь сохранить остатки достоинства.
— А где? — он язвительно усмехнулся, отступая на шаг. — Может, когда кольцо было бы уже на твоём пальчике? Как долго ты собиралась скрывать, что у тебя есть ребёнок? Что ты уже была замужем?
Слова били больнее пощёчин. Кто-то из гостей ахнул, кто-то торопливо отвернулся, делая вид, что увлечён разговором.
— Нет, я не скрывала… — Алина почувствовала, как к горлу подступает ком. — Я ждала подходящего момента…
— Подходящего момента? — Максим ядовито рассмеялся. — Удобный способ оправдывать ложь!
Он развернулся, обращаясь теперь ко всем собравшимся:
— Дамы и господа! Знакомьтесь, Алина Соколова! Выдаёт себя за идеальную невесту, а на самом деле — разведёнка с багажом проблем!
Алина не помнила, как бокал выскользнул из её пальцев и разбился о мраморный пол. Не помнила, как Ирина подскочила к ней, обнимая за плечи. Всё, что она видела — это презрительный взгляд человека, которого любила последние месяцы, которому доверяла, с которым планировала будущее.
— Да пошёл ты! — тихо произнесла Ирина вместо онемевшей Алины. — Убирайся!
Максим уходил, расправив плечи, как человек, избежавший страшной ошибки. В дверях он обернулся и произнёс фразу, которая прозвучала как приговор:
— Никогда больше не приближайся ко мне. Я не связываюсь с женщинами с «прицепом».
В такси Алина не плакала. Слёзы придут позже, дома, когда она будет сидеть на краю кровати, прислушиваясь к тихому дыханию спящего в соседней комнате сына. Сейчас же внутри царила звенящая пустота.
— Милая… Он не стоит того, — Ирина гладила её по руке.
— Нет… я должна была рассказать раньше, — глухо ответила Алина. — Всё это было ошибкой.
Перед глазами мелькали картины прошлого: первая встреча с Максимом на конференции, его уверенность, харизма, умение расположить к себе… Их первое свидание, когда она отпросилась с работы пораньше и попросила няню задержаться… Как они гуляли до рассвета… Как она впервые за долгое время почувствовала себя просто женщиной, а не матерью-одиночкой, вечно усталой…
— Ты не совершила ничего плохого! — жёстко сказала Ирина. — Ты просто защищала своего ребёнка и себя. Разве ты могла доверить информацию о Мише кому попало?
Алина закрыла глаза. Миша… Её маленький гений, её особенный мальчик, как его называли все вокруг. Синдром Аспергера не мешал ему стать вундеркиндом в математике, но сделал таким уязвимым в социальном плане. Ему было всего восемь, а он уже решал задачи за десятый класс.
— Я должна была довериться Максиму раньше… дать ему время привыкнуть к мысли…
— К чему? Ты о том, что у успешной тридцатидвухлетней женщины есть прошлое? Что ты была замужем за игроманом, которого хватило на два года семейной жизни, прежде чем он проиграл всё, включая квартиру? Что ты одна тянешь ребёнка с особыми потребностями, параллельно работая нейрохирургом?
Алина поморщилась. Карьера… Завтра важная операция, ей нужно собраться, выспаться, быть в форме. Жизнь не останавливается из-за личных драм.
— Я справлюсь, — сказала она скорее себе, чем подруге. — Как всегда, я справлюсь.
Утро встретило Алину головной болью и тревожными мыслями. Ей нужна была ясная голова, но образ Максима, его жестокие слова снова и снова всплывали в памяти.
— Мам, у тебя глаза красные, — заметил Миша, методично раскладывая хлопья в тарелке по цветам. — Ты плакала?
Алина помолчала. Она никогда не лгала сыну.
— Да, милый.
— Из-за того дяди?
— Да…
Миша не поднимал глаз от тарелки:
— Который приходил к нам, когда я притворялся спящим?
Сердце Алины сжалось. Она думала, сын не знает о Максиме. За восемь месяцев отношений она всего дважды приглашала его домой, когда была уверена, что Миша крепко спит.
— Ты всё слышал? — тихо спросила она.
Миша пожал плечами:
— Он громко смеялся. А потом вы шептались на кухне. Он спрашивал, чья это комната…
Алина присела рядом с сыном, осторожно приобняла его, избегая внезапных прикосновений.
— Иногда люди не понимают друг друга, — сказала она, — но это ничего не меняет между нами. Ты — самое важное в моей жизни.
Миша наконец поднял глаза — серьёзные, слишком взрослые для ребёнка:
— Я знаю, мам. А сегодня ты будешь делать операцию на мозге?
Алина улыбнулась. Её сын всегда умел вернуть её к реальности.
— Да, очень сложную.
— Ты справишься, — уверенно сказал Миша. — Ты лучший нейрохирург.
В глазах снова защипало от нежности.
— Спасибо, милый. А тебя сегодня Ирина заберёт из школы и побудет с тобой.
Нейрохирургическое отделение было её крепостью, местом, где Алина чувствовала себя непобедимой. Здесь неважно, разведена она или нет, есть ли у неё ребёнок. Здесь ценились только её руки и её мозг.
— Доктор Соколова, пациент подготовлен, — ординатор Глеб выглядел взволнованно. — Родственники только что подписали согласие.
Алина кивнула, просматривая историю болезни. Пациент — мужчина, 29 лет, тяжёлая черепно-мозговая травма после ДТП, внутримозговое кровоизлияние, отёк мозга, состояние критическое.
— Шансы? — коротко спросила она.
Глеб нервно сглотнул:
— Невысокие. Но брат пациента настоял на операции. Сказал, что слышал о вас, что если кто-то и сможет спасти его, то только вы.
— Брат? — Алина подняла глаза от бумаг. Почему-то это слово вызвало смутную тревогу.
— Да, он ждёт в коридоре. Очень настойчивый господин.
Алина почувствовала странный холодок по спине, но отбросила дурное предчувствие. Ей предстояла сложнейшая операция, нужно было сосредоточиться.
Она вышла к раковине мыть руки, когда услышала за спиной знакомый голос:
— Лина…
Она медленно обернулась. Перед ней стоял Максим — бледный, с кругами под глазами, совсем не похожий на того самоуверенного мужчину, который публично унизил её вчера.
— Что ты здесь делаешь? — голос её звучал ровно, профессионально.
— Ты… нейрохирург? Ты будешь оперировать моего брата? — неверяще спросил он.
Алина сверилась с фамилией на карточке: «Вишневский Антон Сергеевич». А Максим был Вишневский Максим Сергеевич. Как она не заметила этого раньше? Они никогда не обсуждали его семью подробно.
— Да, я буду оперировать твоего брата, — она посмотрела ему прямо в глаза. — У него тяжёлое повреждение мозга, ситуация критическая.
Максим выглядел так, словно увидел призрака:
— Я не знал… я думал, ты работаешь в какой-то клинике… какой-нибудь там терапевт или…
— Нейрохирург, — отрезала Алина. — Заведующая отделением. А теперь извини, мне нужно спасти жизнь твоему брату.
Операция длилась шесть часов. Шесть часов балансирования на грани между жизнью и смертью. Шесть часов, когда руки Алины не дрогнули ни разу, хотя сердце колотилось как бешеное.
Антон Вишневский был так похож на брата, те же черты лица, только мягче, добрее. Что он за человек? Лучше ли он Максима?
Когда последний шов был наложен, Алина позволила себе глубоко выдохнуть. Они сделали всё возможное. Теперь только время покажет.
В коридоре её ждал Максим. Он вскочил, увидев её:
— Как он?! — голос его дрожал.
— Операция прошла успешно, — сдержанно ответила Алина, — но состояние всё ещё критическое. Ближайшие 48 часов будут решающими.
Максим заплакал — с изумлением увидела, как его плечи содрогаются от рыданий.
— Он всё, что у меня есть, — прошептал он. — Мы остались вдвоём после смерти родителей. Он младше меня на шесть лет… Я вырастил его.
Что-то сжалось в груди Алины. Она никогда не видела Максима таким — сломленным, уязвимым.
— Я сделала всё, что смогла, — сказала она тише. — Теперь нужно ждать.
Он поднял на неё заплаканные глаза:
— Почему ты не сказала, кто ты? Что у тебя такая профессия?
Горечь снова захлестнула её:
— А что бы это изменило? Ты ясно дал понять своё отношение к «разведёнке с прицепом». Моя работа не отменяет того, что у меня есть сын и бывший муж.
Он молчал, опустив голову, а потом произнёс так тихо, что она едва расслышала:
— Мой отец бросил нас с Антоном и мамой ради другой женщины… У неё был ребёнок от первого брака. Отец стал заботиться о чужом ребёнке, забыв о нас.
Алина опустилась на стул рядом с ним, внезапно почувствовав усталость от многочасовой операции:
— И ты решил, что я такая же, как эта женщина? Что мой сын отнимет у тебя что-то… или кого-то?
Максим покачал головой:
— Я не знаю… Всё стало так серьёзно между нами… а потом я случайно увидел детские вещи в твоём шкафу и…
— И вместо того, чтобы поговорить со мной, ты устроил сцену на публике, — закончила она.
Они замолчали. В коридоре больницы сновали медсёстры, где-то вдалеке звучали приглушённые голоса, пищали приборы. Эти разговоры были не к месту.
— Я могу увидеть его? — наконец спросил Максим.
— Пять минут, не больше, — кивнула Алина. — Он в реанимации.
Прошло три дня. Антон Вишневский шёл на поправку — медленно, но верно. Отёк мозга спадал, показатели улучшались. Максим почти не покидал больницу, ночуя в кресле для посетителей.
Алина каждый день осматривала пациента, проверяла его состояние, назначала лечение. С Максимом они говорили только о медицинских вопросах — сухо, по делу.
На четвёртый день, когда Антона перевели из реанимации в обычную палату, Максим перехватил Алину после обхода:
— Можно с тобой поговорить? — в глазах его была мольба. — Пожалуйста…
Они вышли в больничный сад. Был конец мая, цвела сирень, и воздух был напоён её тяжёлым ароматом.
— Я хотел извиниться, — начал Максим. — То, что я сделал на юбилее Ирины — это непростительно и мерзко.
Алина молчала, глядя куда-то мимо него.
— Я не ожидал, что ты окажешься такой, — продолжил он. — Ты спасла жизнь моему брату, когда другие врачи отказывались брать его случай.
— Я делала свою работу, — спокойно сказала Алина. — И сделала бы то же самое для любого пациента.
— Я знаю, — он запустил руку в волосы, нервно ерошая их. — Каким ничтожеством я был…
— Ты не был бы в восторге, даже если б знал, что я нейрохирург, — горько усмехнулась Алина. — Проблема не в моей профессии. Проблема в твоём отношении к женщине с ребёнком.
Он молчал, признавая её правоту.
— Я могу познакомиться с твоим сыном? — неожиданно спросил он. — Как его зовут?
— Зачем? — резко спросила Алина. — Чтобы убедиться, насколько обременительным может быть «прицеп»?
— Я заслужил это… прости, — он опустил голову. — Но нет. Чтобы узнать ребёнка женщины, которую я… — он запнулся, — которую я люблю. Которую я потерял из-за собственных страхов.
Алина покачала головой:
— Миша не инструмент для твоего искупления. Он ранимый мальчик с синдромом Аспергера, математический гений. Я не позволю травмировать его новыми знакомствами, которые могут оказаться мимолётными.
В глазах Максима мелькнуло удивление, смешанное с восхищением:
— Он гений? В восемь лет?
В её голосе прозвучала гордость:
— Он уже решает задачи по высшей математике. Он стоит десяти таких, как ты.
Через неделю Антона выписали с рекомендацией наблюдаться амбулаторно. Алина лично проводила выписку, передавая документы Максиму. Их пальцы случайно соприкоснулись, и она почувствовала знакомую дрожь. Ту самую, что заставляла её сердце биться чаще все эти месяцы.
— Спасибо, — искренне сказал Максим. — Ты спасла не только Антона, но и меня.
Алина сдержанно кивнула:
— Выздоравливайте… оба.
Она повернулась, чтобы уйти, но он окликнул её:
— Алина! Я буду ждать. Сколько потребуется — год, два, десять… Я докажу, что изменился.
Она остановилась, но не обернулась:
— Дело не в доказательствах, Максим. Некоторые слова нельзя забрать назад. Как и некоторые поступки.
Уже в своём кабинете Алина заметила, что на столе лежит конверт. Внутри был детский рисунок — неуклюжий, но старательный: домик, дерево, три фигурки — повыше, пониже и совсем маленькая.
«Это мы с мамой и новым другом, которого я ещё не знаю», — было написано детским почерком. Под рисунком стояла уже взрослая надпись: «Антон просил передать. Он познакомился с Мишей в холле больницы. Антон — математик, они нашли общий язык. Прости, если это неуместно».
Алина долго смотрела на рисунок, чувствуя, как к горлу подступает ком. Она не знала, что, когда Ирина приводила Мишу к ней в больницу, он встречался с братом Максима.
«Новый друг, которого я ещё не знаю…» Миша никогда не рисовал фигурку отца в своих рисунках, никогда не интересовался им, никогда не пускал в свой мир взрослых мужчин.
Алина медленно сложила рисунок и убрала его в сумку. Что ж, возможно, её сын был мудрее, чем она думала. Возможно, он понимал то, чего не понимала она сама — что иногда людям действительно нужен последний шанс.