Это папа так Маргошину бабушку называл, тёщу свою — Мар Николавна, чтобы сказать побыстрее. Сухонькую, узкоплечую, в длинном платье балахоне, казалось, что ещё шаг, и она в нем запутается. Но нет, Мар Николавна всегда так уверенно ставила свои узкие ступни в чулках и кожаных тапочках, что была похожа на настоящую королеву.
Маргоша бабушку немного даже побаивалась, ещё бы, сам папа пасовал перед Мар Николавной. За глаза папа частенько ворчал, что тёща лентяйка, только и горазда, что сидеть и вышивать. Так и говорил чуть с издёвочкой — вы-ши-ваа-ает. Хотя бабуля вообще никогда ничего и не вышивала, она только штопала.
Штопала и зашивала бабушка всё подрят, всё, что порвалось, потому что купить новое было совсем непросто.
Папины тонкие и более теплые носки она штопала особо прочными нитками, завораживающе красиво переплетая их, и носки опять становились словно новые. Мамочкины же тонкие шелковистые колготки, на которые Маргоша смотрела всегда затаив дыхание, бабушка чинила особым способом. Изящным, еле видимым, тонким, словно паутинка крючком, бабуля поднимала петли и мама опять в них и туфельках лодочках была, точно как те красивые тёти в журнале «Работница».
Но самым настоящим волшебством были Маргошины простые колготки. Новые белые она надевала по праздникам, тёмно синие и коричневые — в школу на каждый день. Но если на них появлялась дырка на видном месте, колготы становились домашними и самыми — самыми любимыми. У Маргоши были такие, на них просто живого места не было, штопка на штопке — так бабуля говорила . Но зато «штопка на штопке» были словно замысловатое кружево из сказки, и Маргоша их просто обожала. Их не страшно было порвать, потому что бабушка, как всесильная фея, опять всё соединяло, и Маргоше казалось, что с рядом с бабушкой ей ничего не страшно. И ничего такого, чтобы бабушка не исправила, просто не бывает.
К ужину бабушка каждый раз пыталась хоть что-то приготовить. Но её природная медлительность и скрюченные артритом пальцы подводили её в этом деле. Папа приходил с работы раньше мамы, уже голодный, но с порога чуял, что не то, что запаха запечённой буженины с чесноком и картофелем, а и даже просто вареной картошки с колбаской нет и в помине. Бабушка гордо передавала папе нож для картошки, а в кастрюльке уже одиноко лежала ещё пара — тройка картофелин, мученически почищенных.
Папа готовил, пыхтел себе под нос, варил картошку, резал толстыми вкусными ломтями любительскую колбасу и хлеб. И тихо говорил кому-то, Маргоше неизвестному, о том как же легко живётся тем, кто ни дня не работал, ни дня! Тем, кто не вставал каждый день, в любую погоду и не шёл, как собака, под дождем, снегом, или палящим солнцем туда, где начальник всегда рад намылить тебе голову! И не приходил потом к пустому столу!
Потом со смены возвращалась мама, и папа звал, — Мар Николавна, Маргоша, Ирина, ужинать! Бабушку папа первой звал, всегда первой, и никогда на самом деле на неё не сердился. Потому, что папа любил и уважал тёщу. Любил и уважал за силу духа ту, что чудом выжила в блокаду. Ту, у которой мужа партизана замучили немцы, а брат пропал без вести. Тёщу Мар Николавну, а по правде — Марию Николаевну, которая родила его любимую жену Ирину и научила многим домашним делам Маргошу.
Прошло много лет, Виктор Ильич сам уже очень стар и слава Богу, что они с женой Ириной до сих пор вместе, а дочь Маргоша живёт рядом. Когда у отца прихватывает ноги или поясницу, он достает доставшиеся в наследство от тёщи Мар Николавны вязаные из волчьей шерсти гамаши и пояс. Натягивает гамаши высоко, выше коленей, пояс в обхват. И произносит, как и раньше, негромко, словно в пустоту, — Надо же, ни дня ты, Мария Николаевна, на должностях не работала, а тихо вот так, нить за нитью, сплела нас всех меж собой любовью своей. Теплом и заботой окутала, вон уже и правнуки твои, детишки Маргошины, подрастают. А смешная заботушка твоя неприметная, ежечасная, посильная, до сих пор греет. Ты уж не серчай, Мар Николавна, я ж по доброму, так, я как один мужик в доме, вроде бы надо и рявкнуть, а я ж так просто, поворчать.
Потом папа, отогрев свои больные колени и спину, громко звал заглянувшую к ним дочь, — Маргоша, а что, как там, у тебя то ещё внуки не намечаются? Молчу, молчу, не ругайся только, да будут в своё время, конечно будут. Ты только, Маргоша, не забудь, это потом они в университетах всему научатся. А ты поначалу их домашнему, тёплому научи, уж чему сможешь. Чтоб частичку себя вложили, хоть во что. Хоть в рисунок, или чулки, или как их… гамаши такие, да хоть что хочешь, пусть самые незаметные вещи, да от души, руками для близких сделали. Это особые вещи, им цены нет, они и дом и нас самих хранят, охраняют. А бабушке твоей, Марии Николаевне, низкий поклон за то, что главное в жизни понимать меня научила. За любовь её, за заботу кропотливую, неприметную и тепло сердечное, что до сих пор всех нас согревает. Приглашаю подписаться на мой канал будет много интересных историй и забавных видео
Статьи и видео без рекламы
С подпиской Дзен Про
