— Что ты сидишь с этим стаканом, как блаженный с леденцом? – проворчала Полина. – Больше ни капли не дам!
— Не, ну, будь человеком! – Рома глянул на жену исподлобья. – Маму-то надо помянуть!
— Я-то, как раз человек, а ты со своими поминаниями меня уже достал! Зинаиды Егоровны уже как пять лет в живых нет, а ты все поминаешь!
— Ну, полно тебе горевать! – воскликнула Зина. – Утопла и утопла, не велика потеря!
— Мама, как ты можешь? – Рома поднял на мать заплаканные глаза.
— Как я могу? – Зина уставилась на сына. – Я сразу знала, что ничего хорошего от женитьбы на этой сиротке не будет! Сердце материнское чувствовало!
— Лиля была хорошей девушкой! – прокричал Рома. – Доброй, ласковой, отзывчивой!
— А чего она тогда в день свадьбы в омут сиганула? – воззрилась мать на сына. – Человек с чистым сердцем так никогда не поступит! Она бы тебе так и так жизнь поломала!
Рома растер лицо до красна ладонями и сказал:
— Ты понимаешь, что невеста моя утонула?
— Вот я как раз понимаю, — ответила Зина. – А ты сам понимаешь, что ее уже не вернуть? Все! Нет ее! А то, что невеста, так — не жена же? Чего убиваться-то? День погоревал, два и хватит!
— Ты совершенно меня не понимаешь, — Рома поднялся, чтобы уйти к себе в комнату, — я хотел всю жизнь с ней прожить, детей родить, внуков нянчить.
Мне другой и не надо было! Никакой другой! А сейчас я вообще не понимаю, ни как дальше жить, ни за чем…
— А я что говорила? Она уже тебе всю жизнь переломала! – она подошла к сыну и прижалась к нему. – Ты еще молодой. Что в двадцать случилось, в двадцать пять уже и не вспомнишь. Заживет твоя ранка.
Они стояли посреди комнаты: убитый горем сын, и успокаивающая его мать.
— Денег жаль, — проговорила она. – За столовку деньги вернули, а задаток за оформление и тамаду нет. Да и платье уже не сдашь. После реки-то его и не отстирать. Не могла она без платья сигануть?
Рома отстранился:
— Мать, ты чего? Ошалела? Какие деньги?
— Такие, сынок, что на вашу свадьбу потратили, — ответила Зина. – Это ты сейчас не понимаешь, а кредит-то отдавать придется!
Иди лучше, полежи. День погорюй, а потом и порядок надо наводить, украшения все поснимать, да за работу браться. Или я одна должна все ваши траты оплачивать?
Рома и ушам своим не верил, и понимать не хотел, что говорит мать. Не такие и не те слова были ему нужны. Да и не ожидал он такого от матери.
Его любимая девушка в омут прыгнула в день свадьбы. Только платье ниже по течению за корягу зацепилось. А самой Лили так и не нашли.
«Если бы нашли, может, легче было?» — спрашивал он себя.
И понимал, что нет. Эту боль и такое горе ничем не унять.
***
Больше месяца Рома провел в полном отупении, но потом мать погнала его на работу:
— Хватит уже колыхать свое разбитое сердце! Девок в твоей жизни еще будет пруд пруди, а ты все по одной убиваешься!
Рома ответил мычанием, лежа в кровати.
— Хватит бока отлеживать! Нет у меня сил, все хозяйство на себе тащить! Да и деньги зарабатывать надо!
— Мам, — оставь меня в покое.
— Ах, в покое тебя оставить? – возмутилась Зина. – А когда я тебя в двадцать лет родила, да без мужа, да без поддержки, думаешь, мне легко было?
Света белого не видела, так за тобой ходила! Все надеялась, что выращу себе сына, что мне опорой будет!
А он, посмотрите на него, валяется, что тюк с сеном! И ни слова от него доброго не дождешься, ни дела полезного!
— Мама, у меня такое горе, — Рома уткнулся в подушку.
— Горе твое уже даже полиция не ищет! Бес-по-лез-но! – произнесла Зина. – Вот тебе официальная точка зрения!
А если ты и дальше собираешься тут валяться, так съезжай с хаты и валяйся где-нибудь в другом месте! Мне трутни не нужны!
Рома вернулся на работу. Сначала со скрипом, а потом затянули трудовые будни.
***
Первый год после тра.гедии был самым тяжелым. Рому частенько приносили с работы в не стоячем состоянии. От него даже оправданий не ждали. Понимали.
А вот мать старалась его все время с кем-то свести.
— Мама, да хватит мне подсовывать невест! – возмутился Рома. – В моем сердце навсегда останется только Лиля.
— Да пусть у тебя в сердце хоть целый десяток будет всяких Лиль, а все равно мужику нужна семья, дети! Ты что, собираешься всю жизнь бобылем куковать?
— А если это мой выбор? – спросил Рома.
— А если я тебя сейчас скалкой отхожу? – прокричала Зина. – Это будет мой выбор!
Вы на него посмотрите! Все хозяйство матери на печи взвалил! А мне и помочь некому!
Сватала я тебе Свету, Лену и Олю. Вот бы любая из них была мне подспорьем. А ты же все нос воротишь! Тебе твою Лильку подавай!
Говорила я, поперек жизни она тебе встанет. Так она еще и мне поперек встала!
— Опять ты за свое? – проворчал Рома.
— Вот я-то за свое! А ты вообще ни за чье!
— Ты мне без любви предлагаешь жениться? – спросил Рома.
— Так люби, кто тебе не дает! – крикнула Зина.
— Ты меня не понимаешь, — ответил Рома.
— Я и не хочу всякий бред понимать! Я с таким трудом тебя вырастила, столько слез пролила!
Все же мечтала, что сыночек мой любимый женится на хорошей девушке, в дом ее приведет, я ей хозяйство передам, а она мне последние деньки скрасит.
А что я вижу? Сынок, ува.лень, плевать хотел на свою мать! Живет, что ряска в болоте, куда ветер погнал, туда и пошел! Будто ни дома, ни обязанностей!
— Да, женюсь я, — махнул рукой Рома, — только сейчас меня не трогай!
Выскочил из дома, хлопнув сначала дверью, а потом и калиткой.
***
— Что ты сидишь с этим стаканом, как блаженный с леденцом? – проворчала Полина. – Больше ни капли не дам!
— Не, ну, будь человеком! – Рома глянул на жену исподлобья. – Маму-то надо помянуть!
— Я-то, как раз человек, а ты со своими поминаниями меня уже достал! Зинаиды Егоровны уже как пять лет в живых нет, а ты все поминаешь!
— Так годовщина, — проговорил Рома.
— А и правда, — опомнилась Полина, — пять лет прошло. Ладно, сто грамм и не больше. Да и я с тобой помяну. Светлая была женщина, хозяйственная!
***
После смерти Лили Рома еще семь лет не мог к себе никого подпустить. Зина его уже и била, и из дома выставляла, а он все плакал время от времени по утонувшей невесте.
А потом сдался.
К ним в деревенскую школу на отработку молодых учительниц прислали, вот среди них Зинаида Егоровна и подобрала сыну подходящую партию.
А Роме было, по большому счету, уже все равно.
— Мать одобрила, — говорил он за бутылкой приятелям, — а мне и разницы нет. Все одно им до моей Лилечки, как до Пекина — раком!
Жить остались в деревне. Дочка родилась. Рома хотел Лилей назвать, но тут Зинаида Егоровна встала в позу и рассказала Полине ту глу.пую историю. В итоге назвали Катей, в честь Полининой бабушки.
— Спелись, — рассказывал Рома об отношениях матери с молодой женой, — будто одна голова на двоих. И, считай, все время против меня! Рюмки не нальют, а работать, так у каждой список! Сбегу! Как есть, в лес сбегу!
Кате десять исполнилось, когда Зинаида Егоровна заболела, да и пары месяцев не прошло, как отдала Богу душу.
Четыре года еще прожили Рома с Полиной и дочкой в деревенском доме, а потом Полина решила, что надо перебираться в город:
— Рома, Кате учиться надо! У меня квартира в городе осталась от бабушки, жилье есть. А работу найдем. Я в школу устроюсь, а ты — водителем. Хорошо жить будем.
— А дом? – спросил Рома.
— Продадим кому-нибудь под дачу, а нет, так пусть стоит, — отмахнулась она.
Переехали. Аж за тысячу верст.
***
— Помянули и ладно, — сказала Полина. – Я все спросить забываю, ты работу нормальную нашел?
— У меня нормальная работа, — Рома отставил с грустью стакан.
— Грузчик – это не работа, а издевательство! У тебя права на вождение всего, что ездит, а ты коробки с ящиками таскаешь! Устроился бы водителем на тот же грузовик! Или в такси!
— Я города не знаю, — Рома отмахнулся, — да и знать не хочу! Бетон, асфальт, пылюка бесконечная! Как вы тут дышите?
— А мы не затягиваемся! – бросила Полина. – На самом деле, Рома, сколько можно ду.рью маяться? Ты здоровый мужик, а деньги в семью зарабатываю я! Самому-то не совестно?
— А чего ты меня совестишь? Я в деревне зарабатывал нормально! На все хватало! Это ты заладила: город — то, город — се! Перспективы институты! Ни одной перспективы не вижу!
— А ты глаза от пьянки продери! И все увидишь! Кате поступать скоро. Надо деньги собрать, вдруг на бюджет не попадет!
— Так ты ей мозги колупай, чтобы училась хорошо! – нашелся Рома.
— Рома, — серьезно сказала Полина, — мне эти твои закидоны надоели! Я сейчас тяну всю семью. Ты для меня сейчас, считай, лишняя статья расходов. Я ведь могу от тебя и избавиться!
— Да делай ты, что хочешь! – взорвался Рома. – Сначала понапридумывали про семью детей, потом город этот! А меня хоть раз кто-то о чем-то спросил? Вот жил я в деревне, уважаемый тракторист, а тут… — он махнул рукой.
— Рома, если ты сейчас уйдешь, я подам на развод!
— Да подавись! – он схватил куртку с вешалки в коридоре и ушел на улицу.
— Ладно, — Полина проводила его злым взглядом, — вернешься, я с тобой по-другому поговорю!
***
— Лиля? – даже с пьяных глаз Рома не мог обознаться.
Намного старше, чем он ее помнил все эти годы, морщинки у глаз, волосы собраны в хвост, да и осанка не так горда, как раньше. Но это точно была она.
— Рома?! – воскликнула она и начала озираться.
— Как это быть может? – Рома схватил ее за руку, чтобы видение не исчезло.
— Рома, — она нервно сглотнула, — пожалуйста, не надо.
— Как не надо? Мы же все думали, что ты утонула!
— Зинаида Егоровна так не думала, — проговорила она тихо, — перед свадьбой ко мне пришла и сказала, если я не разыграю этот спектакль, то она меня изводить будет, пока со свету не сживет.
А еще пригрозила, что тра.вить меня будет какими-то тра.вками, что ни одна экспертиза не установит. Испугалась я, Рома. Согласилась.
— Лилечка, мама уже давно умерла, — Рома захлебывался словами. – Мы можем быть вместе! Я все эти годы только тебя любил! Ты мне по сей день снишься!
— Рома, — она опустила глаза, — время давно упущено. Я тогда долго забыть тебя не могла. Очень долго. А сейчас у меня хороший добрый муж, деток двое. Да и, — она указала на его руку, — ты женат.
— Это не значит ничего, — он стянул с пальца кольцо, — разводиться будем.
— Не стоит. Из-за меня не стоит. Я тогда испугалась, так я своей болью расплатилась за свой страх.
— А я, получается, своею болью за грехи матери плачу, — проговорил он, отпуская руку любимой женщины.
***
К Полине он не вернулся. В деревню поехал. Город не принес ему ничего, кроме вскрывшейся старой раны. А на могилу матери он ходить перестал. Не простил.
Своею болью за чужие грехи
Автор: Захаренко Виталий
